Повседневная мимолётность

Рубашка это такой предмет одежды. Её можно надевать на тело. У неё есть воротник, манжеты, пуговицы, иногда карман. В рубашке невозможно родиться, это просто фигура речи. В ней можно только умереть, но это особо ничего не даст, кроме того, что вы умрёте красивым...

Ускорение — это опыт, на который подсаживаешься. Испытав его однажды, человек не в состоянии перестать его повторять. Ускоряться можно, например, в пространстве. Основным способом это делать долгое время были лошади. На лошади можно скакать со скоростью 50-60 км/ч, но не очень долго. А в России всегда любили быструю езду, поэтому придумали тройки. В русской тройке лошади запряжены так, что они идут разным шагом (центральная рысью, боковые галопом), благодаря чему они меньше устают и могут долго поддерживать высокую скорость...

Если смерть страшна и опасна, то сон, будто маленькая временная смерть, может помочь к ней привыкнуть. Это как принятие яда в малых дозах.

Мы живём в домах, построенных другими. Мы ходим по городам, спроектированным не в этом веке и даже не в том. Архитекторы прошлого. Они построили всё здесь, в этом мире, и покинули его. Что мы можем сделать сравнимого с этим? Ничего. Разве что строить себя и свой вымышленный мир, который при должном уровне безумия может стать таким же настоящим. Делать своё существование всё менее значимым, а свою сущность — всё более независимой и свободной от него. Существовать значит присутствовать в мире в виде...

Я пишу текст о рождении. Текст не хочет рождаться — а кто хочет? Но я не спрашиваю его, а продолжаю подбирать и соединять кусочки, до этого присутствовавшие в мире только в разрозненном виде. Пусть, скреплённый моей созидающей волей, он откроет глаза и закричит. Только змеи сбрасывают кожи, // Мы меняем души, не тела. Н. Гумилёв Смерть может быть насилием. Рождение — это всегда насилие, страдательное состояние. Всегда боль. Русский язык позволяет родиться, но вот в более точном английском можно только быть рождённым (to be born). Нас принудительно вытаскивают сквозь мембрану, разделяющую миры и бросают, как не умеющих плавать бросают на середине озера...

Смерть — это способ путешествия. Как в «Маленьком принце». Это дверь, через которую можно выйти. Небытия нет. Жизни сменяют одна другую. Может быть, если преждевременно выйти из игры с помощью самоубийства, дадут жизнь полегче. А если достойно дожить до конца, то следующая жизнь будет сложнее. Платон (концовка «Государства») и Ходасевич («Как выскажу моим косноязычьем…») в один день показали мне, что смерть — это не прекращение бытия. Это только разрушение тела, на душу она не влияет. Душу нельзя ничем уничтожить, при всём желании...