Андрей Беляев

Из произведения Григория Горина "Дом, который построил Свифт" Давно пьёте? Давно... Но это не пьянство, это лечение... Впрочем, разрешите все по порядку... Так вот, сэр Ланцелот, я на самом деле великан, хотя сегодня в это трудно поверить. Другое дело мой отец, Глюм-старший. В нем было двести футов росту, он был выше Дублинского собора. Это казалось святотатством, и местный епископ требовал, чтобы отец ходил согнувшись... Бедняга так и проходил всю жизнь, словно больной радикулитом... Отец попал в Англию во время кораблекрушения и прожил здесь недолго, мучительно страдая... Сначала его показывали в цирке как диковину, потом зрелище всем надоело, и отца бросили на произвол судьбы...

Любой дипломатический или публицистический дискурс всегда имеет два уровня: 1) внешний, формально-фактологический (геополитический), 2) "сущностный" — реальное энергетическое наполнение дискурса, метатекст. Манипуляции с фактами служат просто внешним оформлением энергетической сути каждого высказывания. Представьте, например, что прибалтийский дипломат говорит вам на посольском приеме: — Сталин, в широкой исторической перспективе, — это то же самое, что Гитлер, а СССР — то же самое, что фашистская Германия, только с азиатским оттенком. А Россия, как юридический преемник СССР — это фашистская Германия сегодня...

Всем очевидно, что прямо сейчас (2014 г.) нет возможности развернуть пропаганду каннибализма — общество встанет на дыбы. Такая ситуация означает, что проблема легализации каннибализма находится в нулевой стадии окна возможностей. Эта стадия, согласно теории Овертона, называется «Немыслимое». Смоделируем теперь, как это немысливое будет реализовано, пройдя все стадии окна возможностей. Ещё раз повторю, Овертон описал ТЕХНОЛОГИЮ, которая позволяет легализовать абсолютно любую идею. Обратите внимание! Он не концепцию предложил, не мысли свои сформулировал некоторым образом — он описал работающую технологию...

Смольный, балтийские матросы перепоясанные пулемётными лентами , боевые подруги в кожанках, празднуют, нюхают кокаин, пьют балтийский чай. Входит Ленин. Все встают, аплодируют, свистят, слышатся нестройные выстрелы. С потолка сыплется штукатурка 17го века потревоженная огнестрелом. Продолжительные бурные овации, переходящие в ликование. Большой палец левой руки Ленин под подтяжку пристроил, и с лукавым прищуром, оглядывая окружающих одаряя их лёгкой улыбкой, идёт свозь расступающуюся толпу. Вдруг, где то в центре Актового зала в южном крыле Смольного наступает лакированной туфлей немецкого...