Новая жизнь,после ухода от мужа!

Моя дочь очень любит пиццу) Есть она любит не очень, но есть некоторые вещи, которые она все таки ест)).  Готовить ее я научилась буквально недавно. Нет, конечно я умела готовить пиццу и раньше, но тут ведь важно, чтобы ее ребенок ел!) А не: — Мама, ты пожалуйста больше такую не делай, я это не ем! Рецепт той самой лучшей пиццы я узнала у самой дочери, он довольно простой, запоминайте: Сладкий соус, сладкий лук, колбаска, сыр, зеленый горошек, кукуруза… Шучу конечно, начиная с зеленого горошка это уже не рецепт а перечень любимых продуктов дочери)). Но тем не менее, пиццу, которую ест дочь я готовить научилась!)) И так в порядке укладывания: Тесто — слоеное...

Свекровь моя влюблена по уши. Ей 62, ему 68. И Бог бы с ними, но из-за него она уже с детьми не общается! У нее 4 сына, от старшего внучка, от второго два внука, мой муж третий сын, и у младшего нет пока детей. Их отец умер 12 лет назад... Суть в чем, этот дядя очень авторитарен, когда он говорит, то все должны внимать молча. Сначала мы все его приняли как выбор мамы. Но он имеет привычку говорить грубости в лицо. Например, на ДР у второго сына, он прямо за столом начал говорить, что дом плохо построен, мозгов не хватило, ремонт с косяками, салат пересолен, а дети невоспитаны...

Я не очень лажу со своей свекровью, я всегда старалась угодить ей, она вроде открытой ненависти ко мне не выражает напрямую, но при любом удобном случае пытается выставить меня в плохом свете перед мужем и другими родственниками.В последнее время ситуация ухудшилась, был конфликт в котом она меня обвиняла в таком, что мой муж сам был в шоке от этого.У нас с мужем возникли финансовые трудности, у него проблемы на работе, а я в декрете, вообщем тяжело стало очень. Муж предложил что бы его мама сидела...

Один раз дочь, пришедшая из школы, сказала, что видела черные окна. А я не обратила на это внимания. Спустя пару дней мы узнали: дед сгорел заживо ночью в своей квартире. Вот так. В одну осеннюю ночь сгорел без остатка. В центре города, в многоэтажке. И что самое удивительное, имея жену, трезвую благоразумную жену, которая была рядом и чуть угорела от дыма. Она самое главное, взяла документы из квартиры, как потом говорили люди. Спустя некоторое время я увидела ее на улице. Она весело разговаривала...

Когда наши «добрые» бабули, сидящие внизу на скамейке, и тоже обсуждающие всех и вся, вызывали полицию, чтобы забрали нарушителя спокойствия, приезжала полиция и вместо того, чтобы забрать, отдавала ему честь, когда он предъявлял документ, без презрения глядя на него. В прошлом это заслуженный моряк и уважаемый всеми человек. На свой законный праздник — день Флота, он надевал полосатую майку и кепку, все свои награды (а у него их было предостаточно) и сидел под деревом, а к нему подходили разные люди, кстати, трезвые люди...

Он был нам никем, но в нашей семье мы почему-то называли его дедом, нашим чердачным дедом. Каждую весну его голос оповещал, что наступила теплая погода. Ведь с этого времени он в течение многих лет появлялся у нас во дворе под деревом и проводил почти целый день на улице до поздней осени, был голосом нашего двора.... Когда кто-нибудь из нас приходил домой, иногда спрашивали друг друга в шутку: ну что там дед, сидит, лежит или как? Невозможно было не встретиться с ним, выйдя куда-нибудь в магазин или просто на улицу...

Жила-была мама. Хорошая была мама. Детей своих больше жизни любила! Всю им себя отдавала: кормила, играла, рассказывала сказки, все прихоти их выполняла, от слёз оберегала. Частенько про себя забывала — так хотелось ей детям угодить. Да и мужа на второй план отодвигала, объясняла ему, что дети сейчас важнее – вот вырастут, потом и для их отношений время найдётся. Как-то ночью корпела мама над новым тёплым свитерком для дочки, и сама не заметила, как сон её там же на кресле со спицами в руках и сморил...

Мама пояснила всем, что я совсем несадовский ребенок. Каждый день устраивала скандалы. — Надо же, какой характер, — удивился дедушка. — А на первый взгляд тихоня… — Сама не знает, чего хочет, — ворчала бабушка. — Вот посмотрела, что такое сад, хоть будет ценить теперь… — Ну ничего, в школу тогда уж заберу, а пока годик пусть… — говорит мама. У нее ночной обратный рейс. На дворе — октябрь. Ветреный, нервный, злой. Как же мама долетит в такую погоду в свою Москву? Мне хочется ее проводить, но я проваливаюсь в сон...

Вечером мама отдала мне клоуна и спросила устало: — Почему я каждый вечер должна выслушивать жалобы на тебя? Неужели так сложно просто слушаться воспитателя? Я не знала, как ответить. Ответ получался какой-то очень длинный, я не могла его сформулировать. — Я больше так не буду, — сказала я, привычно растворяясь в чувстве вины. — Меня уволят с работы. Мне постоянно жалуются на тебя, звонят из сада. Мне приходится отпрашиваться. Меня уволят, и нам нечего будет есть. Я молчу. Я совсем не знаю, что говорить...

Мы с мамой улетели в Москву в августе 1987 года. В сентябре я пошла в детский сад около дома. Мне было почти шесть, я пошла в подготовительную группу. Моя воспитательница отличалась строгостью, которая превращалась в грубость в отсутствии родителей. В группе было 26 детей, я пришла 27-ой, чем вызвала возмущение воспитателя. Мол, и так перебор, а тут пихают. Мы, дети, все ее боялись. Утром многие плакали, висли на родителях. Родители силой отдирали от себя детские ладошки. Я никогда не плакала, даже когда очень хотелось...

Бабушка пила валокордин, дедушка смотрел новости на пределе громкости, я стояла в углу. — Довела мать! Довела! — кричала бабушка в мою сторону, перекрикивая голос диктора из телевизора. — Будешь ходить теперь в детский сад, как сирота!!! Вот посмотришь!!! Все мои друзья во дворе ходили в детский сад, и никто из них не был сиротой. Я не понимала, почему меня всегда пугали детским садом и призывали радоваться, что я живу с бабушкой и дедушкой и в сад не хожу. В саду много детей и игрушек, никто оттуда не возвращается несчастным...

Мне было пять, когда я научилась звонить маме. Для этого я опасливо кралась в прихожую, к телефону, и набирала цифры, указанные в бабушкиной записной книжке, напротив маминого имени: «Нина, Москва, домашний». Мой указательный палец нырял в нужные кружочки цифр, и накручивал телефонный диск. — Алло!!! Алло!!! — разрывал нытье гудков мамин встревоженный голос. Там, в Москве, она слышала короткие трели междугороднего звонка и понимала: что-то случилось. Бабушка и дедушка, растившие меня в приморском городе, никогда не звонили просто так...