Душеполезные истории

То субботнее утро как-то с самого начала задалось не совсем так, как обычно. Младшие дети под разными предлогами на Литургию ехать рвения не проявляли. Дочь, проснувшись, немедленно пожаловалась на боль в горле и заложенный нос. Маленький сынишка и вовсе метался на постели, как вьюнок, и всем своим видом демонстрировал, что трогать его нельзя. Пётр потрогал лоб Лизы и убедился, что температуры нет, значит ...значит пусть решает мать. Марина ещё молилась, воздавая Богу последование ко Святому Причащению...

— Путь через мытарства труден и опасен, — сказал Ангел-Хранитель, — ты должна полностью довериться нам, чтобы не попасть в беду. Я охотно это обещала. Дед с Ангелом подхватили меня под руки, и мы начали стремительно подниматься. За несколько мгновений промелькнули палаты больницы, которые мы пролетели насквозь; никто из больных нас не заметил. Мы прошли сквозь крышу больницы и взмыли над ней, поднялись над зеленым больничным парком, потом я увидела Мюнхен с высоты полета птичьего, а после — самолетного, а затем мы вошли в облака, потому что день был пасмурный...

Мои посмертные приключения начались с того, что я упала с четвертого этажа и разбилась. У полиции, как я потом узнала, возникло две версии — просто самоубийство и убийство, замаскированное под самоубийство. Обе версии ничего общего с действительностью не имели и даже в качестве предполо жительных не многого стоили, поскольку строились исключительно на показаниях моих эмигрантских подруг. Версия самоубийства была проста, как женский роман, и в двух словах сводилась к тому, что меня бросил муж, а я в ответ бросилась с балкона...

Я была совсем маленькая, когда меня крестили. У меня в семье очень верующий человек - моя мать, и совершенный атеист, человек, который вообще не воспринимает любые разговоры о духовном, - мой отец. И поскольку воспитывала меня мама, то я всегда чувствовала себя верующей. Я могла отходить в какой-то момент своей жизни от Церкви, что-то происходило со мной, я менялась, но так или иначе, я не могу себе представить, что Бога нет. Другой себя представить не могу. Но осознала я это в себе не сразу.....

Добыть веру из книг очень сложно, если вообще возможно. Я этим занимался много лет. Больше всего осложняет дело, когда ты сам не понимаешь, что именно ищешь. Как будто человек день за днем копает землю - то в одном месте, то в другом, повинуясь смутному внутреннему приказу, но не знает, как выглядит то, что он ищет. Если бы он понял, что ищет воду, то где-то вовсе не стал бы копать, а в другом месте, где уже были все признаки близкой воды, копал бы глубже. Еще в школе я читал о кумранских рукописях, о ессеях - это меня поразило...

Есть журнал - "для сомневающихся". И я, наверное, принадлежу именно к такой категории людей. Не могу сказать, что я верующая, но и обратное утверждать тоже не осмелюсь. Наверняка поэтому возникают у меня многие мучительные вопросы. Помню, еще в школе меня поразила мысль, что, когда я вырасту, окончу институт, выйду на работу (да и замуж, наверное), все у меня будет, как у всех - семья хлопоты, дети, болезни, потом скорее всего, какие-то неудачи, беды. И все это произойдет со мной, как и со всеми вообще происходит и что после всего, измотавшись жизнью, умру я и на этом все закончится...

Два года назад я был в Соединенных Штатах Америки. Мой друг, православный монах из Святогермановского монастыря, что в Платине (Сев. Калифорния), пообещал свозить меня в монастырь, чтобы я мог своими глазами увидеть то место, где жил, трудился и похоронен почитаемый мною американский православный иеромонах Серафим (Роуз). Мы ехали туда на машине по горным калифорнийским дорогам. Наверное, нет уголка, куда бы не забралась всеизменяющая и могучая американская цивилизация - думал я, глядя на окружающий...

«Петренко, к доске!» Думаю, несложно догадаться, что подумает в этот момент Петренко, а то и вслух произнесёт. Внеклассное чтение продинамили все. А попался он. «И почему сразу Петренко?! Я что, крайний?!» И так всю жизнь — мы постоянно оказываемся в сложных ситуациях, когда из тёмных глубин горла вырывается неподконтрольный крик: «Почему я?!». Но кому бы мы его ни адресовали, это всегда обида — на Бога. — А Таня выйдет на улицу? — Нет, Таня занята. — Почему это я занята? У меня каникулы! — увлажняющийся слезами голос выражал всё Танино возмущение...

Этот случай произошел на семинаре по русскому языку и культуре речи. Надо сказать, наш факультет журналистики славится преподавателями с нестандартным подходом к своим предметам. Вот и в тот раз преподаватель дал нам послушать один радиовыпуск, чтобы после обсудить его.  Эфир был посвящен духовенству... Хамоватый радиоведущий совершенно нелицеприятно высказывался в адрес священства, не жалея грубых, оскорбительных слов. Под прицел попал отец N: ведущий смело разбрасывался большими цифрами якобы...

В силу болезни я с детства передвигаюсь на коляске, хотя это и не мешает мне всю жизнь быть активней многих моих ровесников. «Повернуть» это обстоятельство можно по-разному: в саможаление и соответствующее отношение людей, или в добрую силу, которая «в немощи совершается».  ...Каждый год наш абрикос дает обильный урожай. Урожай как бы на двух хозяев: дерево растет у соседей, но часть ветвей свисает прямо над нашим небольшим палисадничком. И ежегодно приезжающие на отдых дети курортников совершают...

Мне смутно припоминается какой-то рассказ, где женщина перед духовником оправдывала свою грубость таким образом: «А пусть не думают, что мы, православные, безвольные и мягкотелые “овечки”!» И для меня давно здесь дилемма: может христианин постоять за себя или нет? Может обличить неправду? Загнанный, запуганный человечек — это, что ли, христианин?! Вздрагивает при каждом скрипе, виновато, благодушненько улыбается — жалкий какой-то...  Я не помню ни одного случая, когда бы я не потерпел от своего правдорубства...

Отец Афанасий не поверил своим ушам… Шла обычная исповедь. Одни старушки пытались доказать ему, что они совершенно безгрешны, а во всём виноваты зятья, мужья и родные сестры. Другие, напротив, уверяли, что грешнее их нет никого на белом свете. Одна принесла с собой, как обычно, свою греховную тетрадь, в которую ежедневно вписывала вереницы своих прегрешений, включая даже такие, как убийство мыши во сне с особой ненавистью. Мужчины вели себя, как всегда, сдержаннее, не рыдали, не били себя в грудь, не сваливали вину на жен и детей...