Стасин сказочный сундук

Лис сидел все там же и ждал. Рядом с ним появился Летчик. Он молча проследил за направлением взгляда Лиса, вздохнул и заметил: - Он больше не придет, Лис. Лис чуть наклонил голову набок и, не отрывая взгляда от поля с золотистыми колосьями, ответил: - Знаю. Ты не сказал ему правду, Летчик? - Нет, Лис. Ему незачем знать, - ответил тот, отведя глаза. - Верно. Так намного легче. Мне будет легче не видеть его, а ему... Я не знаю, сможет ли он принять правду, - продолжил Лис, встав и направившись вперед, к полю...

Маленький Принц оторвал стул от земли и со вздохом посмотрел на небо. Звезды привычно кивнули ему и рассмеялись своими звенящими голосами. "Летчик обещал прилететь на чай, - подумал Принц, - а Лис... Интересно, как там Лис?" Тоска по пушистому философу не оставляла Принца с тех пор, как он вернулся на свой астероид. - Звезды, нет ли вестей от моего Лиса? - спросил у звезд Маленький Принц. - Мы не слышали вестей с Земли, мальчик, - зазвенели те, - слишком далеко от нас Земля. - Как думаешь, с Лисом все в порядке? - спрашивал Принц у Розы...

– Поезд отправляется со второй платформы!.. Снаружи раздаются крики провожающих, диспетчер монотонно бормотать в микрофон – обычные вокзальные будни. Воздух на улице жаркий, пахнет пылью. В плацкартном вагоне, на удивление, прохладно и тихо, только поскрипывает открытая дверь в тамбур. Мышка, устроившись на нижней полке в одном из купе, не видит, как трое поднимают по лестнице вещи, не слышит веселых препирательств. День был трудным - она дремлет у окна, прижавшись виском к гладкой вагонной стенке...

Всё моё отношение к жизни можно очень показательно описать одним-единственным случаем, произошедшим во вторник. Вот откладываю я планшет, намереваясь набить пузико чем-нибудь съестным, и иду на кухню. Мучу себе восхитительные запечённые колбаски, режу черри, достаю из холодильника любовь всей жизни в лице самодельной капусты по-корейски. Раскладываю всё на тарелке, мажу колбаски горчичкой, любуюсь творением лап своих и тащу его в гостиную, дабы в приятном обществе еды попалить летсплей по телеку...

Море видит тебя, когда ты тоскуешь в офисе: Документы, как птицы, кочуют из стопки в стопку. Так хотелось бы слать надоевшие будни в топку, Но нельзя, не положено, камнем уснет на совести. Море видит тебя, простудившуюся и нервную, Запивающую всякой дрянью антибиотики. Море очень-преочень ревнует тебя к работе, Не смирившись, скучает, дуется возле берега, И тайфун накрывает Японию, как истерика...

Жила на свете маленькая фея по имени Гладиолус. Жила она, соответственно, в цветке гладиолуса, а на остальное время перебиралась поближе к человеческому жилью. Гладиолус была очень доброй феей, и стремилась помогать по мере своих крохотных сил всем и всегда. Однажды она встретила трёх прекрасных принцев. Все они были очень похожи между собой, но были из разных королевств. Первый принц жил рядом с гладиолусовой клумбой, и всегда сокрушался, что очень привязан к дому. Фея нашла на его шее крохотную золотую цепочку, которая приковала его, и перерезала маленькими золотыми ножницами...

В начале был путь. И было плато, и были камни. Небо сияло лазурью, и птицы пели в вышине, а Огненная Стася шла своей дорогой и бодро насвистывала песенку. Рыжая шерстка играла с солнышком, лучики расцветали её своими прикосновениями. И оттого Стасе было хо-ро-шо. Но было немного грустно - идти одной. "Вот бы кто-то разделил со мной путь!.." - мечтала она, да так замечталась, что заблудилась, и забыла, куда вообще идёт. "А это я иду," - спросила она себя, - "Или это кто-то мной идёт?" И засмеялась, но как-то не очень уверенно, потому что ей вдруг стало страшно...

Буквы загораются в воздухе одна за другой, но я не могу их прочесть. Не умею?.. Странно. Кроме назойливых надписей и меня - ничего. Вернее, кое-что всё же есть. Мёртвая тишина. Замкнутое пространство - тиски, сжимающие череп. Нет, нет, нет... Оно само заключено в стенки черепа.  Идеальная тюрьма для Творца, получше криокамеры, в которую меня запихнули... Куда там, бишь, собирался здешний капитан? На Кассиопею? "Москва-Кассиопея" - вспышкой маячного огня во тьме сверкают слова. Надо же... Буквы вспомнила...

Зеркало, в сущности, универсальный инструмент. Кто-то видит в нём прошлое, кто-то - будущее, кто-то гадает на суженного, а кто-то - на заморские страны в сентябрьский отпуск. Я вижу в зеркале собственные страхи. Всегда - лишь их. Сегодня в зеркало смотрит девочка - ночнушка до пяток, заспанные глаза полны испуга. Она смотрит и не верит в то, что видит. А я не могу быть рядом, чтобы защитить её. Сейчас - не могу. - Как ты? - спрашиваю. Она опускает глаза и прячет ступни за пологом рубашки. Защищается...

В аду холодно. Ледяной такой ад. Вот выглядит вроде, как старая квартира - та же роща за окном, то же приснопамятное болото, которое лет десять убрать не могут. А то, что на самом деле это ни разу не дом, а ад - становится понятно с первого взгляда. И вот живёт себе в старой квартире девочка, не трогает никого. Жизнь у неё крошечная, а страхи большие. А у страха, как известно, глаза велики. Вот и видит девочка эти глаза на каждом углу. То на шкафу промелькнут, то в зеркале отразятся, а то и вовсе - из окна в квартиру посмотрят...

– Но это же была не простая кошка! – разносились по улице крики, и слышно их было в пределах пары соседних кварталов. – Она оборотень, точно вам говорю, оборотень!!! Люди спешили мимо, стараясь как можно быстрее миновать буйного психопата. Он стоял у дверей харчевни и яростно колотил в деревянные двери кулаками, понося проклятую кошку, хозяев харчевни, которые выставили его на улицу (и на посмешище), а также всех тех, кто не верил его словам, торопливо стуча каблуками по брусчатке, не обращал внимания на расцарапанное острыми когтями лицо… Кошка в харчевне действительно обитала...

"Закат уже отцвёл, и ночь медленно зажигала на чернильном небе редкие фонарики звезд. Тонкий лунный луч пробивался сквозь плетеные стены травяного гнезда, серебряным росчерком прорезая темноту и отражаясь в настое янтарного цвета, мерно плескавшемся в прозрачной пиале. Сосуд с напитком задумчиво качал в мохнатых лапках обитатель крохотного дома, Юкио. Сидя на разложенном на плетеном полу футоне, мышонок изучал карту звездного неба, а ветер легонько качал его жилище, как любящая мать качает колыбель, и, кажется, даже шелестел в стеблях тростника какую-то смутно знакомую песню...