Леонид Вафин

Брат растолкал меня в четвёртом часу. Глаза просто не хотели открываться. Спать хотелось неимоверно сильно. Медленно одеваясь, я мысленно ругал себя последними словами. Вчера я упросил брата взять меня на рыбалку. На настоящую рыбалку, за пять километров, на большую реку. Говорил, что я «уже большой» и осенью пойду в школу, и сам встану в три часа утра. Рыбачить я умел. Удилище моё было ореховое, а грузило с крючком и поплавок были настроены предварительно в бочке с водой, так что любая поклёвка была очень хорошо заметна...

Раз в неделю мы с бабушкой пекли хлеб. Сейчас-то я думаю, что всё делала она, а я только мешался у неё под ногами, да донимал её вопросами. Однако у меня осталось стойкое впечатление, что без меня семья осталась бы без хлеба. Всё начиная с приготовления опары и до посадки караваев теста в печь, не проходило без моего участия. Всё начиналось с закваски. Глиняный кувшин с закваской хранился в сенях, в шкафу, под замком. Половину содержимого кувшина выливалось в квашню. По кухне разносился кислый запах, как от перекисшего кваса...

Я иногда рассматриваю свой старый фотоальбом. Есть там моя фотография, где мне 5 лет. Я стою, на мне светлая рубашка и короткие тёмные штаны, с лямкой через плечо, а на ногах новые сандалии. И, хотя фотография чёрно-белая, заметно, что правый сандаль светлый, а левый гораздо темней. И я вспоминаю историю этих сандалий, отложившуюся в моей памяти из собственных впечатлений, эмоций и переживаний и из рассказов родителей, шуток и насмешек моего старшего брата Юры. Эти обувки мне купил отец на мой пятый день рождения в районном центре...

В детстве, ещё до школы, я легко запоминал стихи, которые учила старшая сестра. Ей задавали выучить стихотворение, и пока она «зубрила» его, по нескольку раз повторяя, я его запоминал. Ритм и слова врезались в память, достаточно было только один раз прочитать или услышать его. Поэтому когда, Людмила Тимофеевна предложила мне выучить к празднику Октябрьской революции отрывок из стихотворения Маршака "В музее", я с радостью согласился. Начинался фрагмент стиха со слов: "Мы видим город Петроград в семнадцатом году» и заканчивался: "Октябрь! Навеки свергли власть Буржуев и дворян...

На улице рядом с нашим домом, долгое время располагалась огромная лужа. Не знаю, почему её не засыпали в своё время, когда разрасталось село и появлялись новые дома. Но сколько я помню, лужа была всегда. Она была огромной, занимая всю проезжую и непроезжую части улицы. По этой улице никто не ездил, кроме соседки Маши на американском тракторе «Фордзон». Эта женщина-трактористка работала на этом монстре до войны, во время войны и продолжала трудиться после. Задние колёса этого трактора были высотой с человеческий рост и сплошь металлические, с торчащими зубьями-клиньями...