Случается всякое | Истории из жизни

25 лет в браке. Она скакала на другом в квартире в панельной девятиэтажке... Меня зовут Сергей Владимирович. Мне 50 лет. Двадцать пять из них я прожил с одной женщиной. Катериной. Мы начинали в лихие 90-е: я гонял на «жигулях» за запчастями, она стояла на рынке, продавая китайские куртки. Потом был мой строительный бизнес, первые серьёзные деньги, двушка на окраине, потом трёшка в центре, потом вторая квартира как инвестиция. Mercedes GLE в гараже. Доход стабильный, около полумиллиона в месяц. Дочь выросла, вышла замуж, живёт в Берлине...

Это был самый обычный четверг. Тот самый день, когда не ждёшь ничего, кроме ужина, сериала и раннего отбоя. Я, Анастасия, вернулась с работы в шесть. Светлана, наша няня для пятилетней Машеньки, уже собралась уходить. «Маша поужинала, поиграли, сейчас смотрит мультики. У Андрея Викторовича сегодня, наверное, опять совещание, он не звонил», — отрапортовала она. Кивнула. Муж, Андрей, руководитель отдела в солидной фирме, задерживался всё чаще последние полгода. «Проект горит, квартальный отчёт, встреча с инвесторами»...

Меня зовут Алина, и я была счастлива на своей работе. В двадцать семь лет я стала правой рукой директора крупного регионального филиала торговой сети «Континент». Дмитрий Сергеевич взял меня ассистентом три года назад, когда я была зелёным выпускницей экономфака, и я выросла до начальника отдела аналитики. Я обожала свою работу: сложные отчёты, выстраивание логистических схем, мозговые штурмы, где мое мнение действительно учитывали. Дмитрий Сергеевич был строгим, но справедливым боссом, который ценил ум и инициативу...

Её звали Алла Витальевна. Новая учительница английского, с обалденной фигурой, только что с институтской скамьи. Мне было семнадцать, и весь наш 11-й «Б» в тот первый сентябрьский день замер, когда она писала на доске мелом своё имя. Не её красота была поразительна — она была миловидной, с тёмными, собранными в тугой узел волосами и слишком серьёзными для её двадцати трёх лет глазами. Поразила её… форма. И дело было не в вызывающей одежде — она носила строгие юбки и блузки. Но под этой тканью угадывалось такое… такое стремительное, живое совершенство линий, что воздух в классе стал густым...

Все началось с того, что я посмотрел ему прямо в глаза. Казалось бы, мелочь. Но в кабинете директора завода «Прогресс» Виктора Сергеевича Колосова это было равносильно объявлению войны. Меня зовут Алексей Тихонов, я инженер-технолог. После сокращения на прежнем месте устроиться было трудно, и вакансия на «Прогрессе» казалась спасением. Колосов, мужчина лет шестидесяти с лицом, высеченным из гранита усталости и самодовольства, просматривал моё резюме. — Тихонов... — протянул он, не глядя на меня. — С «Северного машиностроителя»? Там начальником ОТК у меня друг...

Если бы мне кто-то сказал, что я буду бояться звонка домофона, я бы рассмеялся. Но это стало моей реальностью. Каждый вечер в 21:00 раздавался резкий, требовательный гудок. Не звонок — гудок, будто на КПП. Это был он. Полковник полиции в отставке, Василий Семёнович. Мой тесть. Мы с Ольгой поженились, когда я был перспективным IT-специалистом, а она — скромной дочерью строгого отца. Василий Семёнович тогда ещё служил. На нашей свадьбе он произнёс тост, глядя не на нас, а куда-то в пространство своим стальным взглядом: «Будешь плохо обращаться с моей дочерью — найду...

Меня зовут Димка, но в девяностые меня звали Боцман. Не потому, что я плавал — я даже в ванной тонуть мог. Просто умел «грузить» людей так, что они сами отдавали последнее. Мы с пацанами начинали в 93-м. Четыре дурака, выброшенных на обочину новой жизни: Лёха, Степка, Витька и я. Лёха, он же Лёхич. Лицо. Рыжий, конопатый, с улыбкой чеширского кота. Он не был самым сильным или самым умным, но в нем горела такая яростная, животная жажда жизни, что за ним шли. Он нашёл первую «крышу» — бабушкин гараж, где мы хранили «фени» и делили первую тысячу долларов...

С Марком я никогда не кончала. Всё происходило... механически. То ли дело Кирилл. Но обо всём по порядку. Марк спит. Дышит ровно, повернувшись к стене. А я лежу и смотрю в потолок, и внутри меня – эта странная, липкая смесь вины и оправдания. Нет, я не буду говорить, что не виновата. Виновата. Но я попытаюсь объяснить. Хотя бы самой себе. С Марком всё было не всегда так. В первые годы я не задумывалась о... технической стороне. Была влюблённость, была нежность, было желание быть рядом. Он – надёжный, стабильный, предсказуемый...

Ленинград, 1978 год. Мне было двадцать два, я работал на заводе «Электросила» слесарем-сборщиком. Жил в коммуналке на Петроградской, с матерью-библиотекарем. Жизнь была чёткой, как чертёж: работа, футбол с ребятами, редкие посиделки под гитару, мечты о собственной «Волге». Всё изменилось в читальном зале Публички, куда я пришёл за книжками для мамы. Она сидела у окна, и осенний свет лежал на её профиле, как на античной камее. Рыжеватые волосы, собранные в небрежный пучок, тетрадь в кожаном переплёте, в которой она что-то быстро записывала...

Шёл 1987 год. Жара под сорок, воздух густой, как кисель, пропитанный запахом пыли, овечьего помёта и горелого металла. Наша рота стояла на окраине провинции, охраняя дорогу. Снабжение хромало. Последние «Беломорканалы» растаяли, как снег на этих рыжих скалах. Тоска зелёная, непреодолимая. Не по дому даже — по простой человеческой нормальности. По возможности выйти куда-то без броника, без автомата, без этого вечного, въевшегося в кожу напряжения. — Петрович, — сказал я старому прапорщику, дымившему самокруткой из газеты «Правда»...

Лихие 90-е. Валютная спекулянтка Людмила знакомится с неким Сергеем, который втягивает её в пучину непроглядной нищеты... Людмила Гордеева в 1995 году была иконой новой России. Ей было тридцать два, но за её плечами уже лежала жизнь, насыщенная событиями, которых хватило бы на три судьбы. Она, бывший инженер-химик, в одночасье ставшая валютной спекулянткой в 90-м, а затем совладелицей сети обменных пунктов и импортёром дешёвой турецкой одежды. Она носила норковые шубы в июне и ездила на «мерседесе» с тонированными стёклами в окружении крепких парней в спортивных костюмах...

Арсений Новиков в свои сорок два года был не просто состоятельным человеком. Он был архитектором реальности. Его венчурный фонд «Новый Вектор» стоял у истоков половины успешных IT-стартапов в стране. Его личное состояние измерялось цифрой с девятью нулями, и он точно знал цену всему: от акций биотех-компании до внимания женщины за соседним столиком в парижском ресторане. Его жизнь была идеальным проектом с безупречным дизайном. Пентхаус с панорамными окнами, где каждый предмет был подобран дизайнером, чтобы демонстрировать статус, а не приносить уют...