Душевные истории

Воскресный семейный ужин начинался как обычно. Светлана старательно накрыла на стол, расставив любимый сервиз свекрови — тот самый, с золотой каймой, который Галина Петровна берегла как зеницу ока и доставала только по особым случаям. Аромат свежеприготовленного борща наполнял квартиру, смешиваясь с запахом только что испечённых пирожков с капустой — любимых у Димы. Но Светлана кожей чувствовала: что-то не так. Свекровь весь вечер бросала на неё странные взгляды, а во время молчания, повисавшего между дежурными фразами о погоде и работе, словно сгущались грозовые тучи...

Пыль кружилась в косых лучах весеннего солнца, пробивающихся сквозь давно не мытые окна. Марина стояла посреди заваленной коробками комнаты и с тоской оглядывала помещение, где провела последние пятнадцать лет своей жизни. Фотостудия "Момент" доживала последние дни – банкротство владельца здания привело к массовому выселению арендаторов. Каждый угол здесь хранил воспоминания – вот здесь обычно стояли молодожёны для первого свадебного портрета, там – любимый всеми детьми игрушечный мишка для семейных...

Спицы мерно постукивали друг о друга, создавая почти музыкальный ритм. Нина Петровна сидела в своём любимом кресле у открытой двери балкона, наслаждаясь прохладой октябрьского вечера. Она улыбнулась, глядя на свои руки — они уже не были такими проворными, как раньше, но всё ещё помнили каждое движение, каждый узор, который она освоила за шестьдесят лет вязания. В комнате царил уютный полумрак, только настольная лампа освещала её рабочее место, создавая теплый круг света, в котором плясали тени от движущихся спиц...

– Мам, смотри, какая куколка! – тоненький голосок Полины прозвенел над витриной магазина игрушек. – Можно её купить? Пожалуйста! У неё такие же волосы, как у меня! Вера Николаевна вздрогнула. Это простое "мам", произнесённое с той же интонацией, что и "тётя Вера" ещё три месяца назад, до сих пор отзывалось в сердце странной смесью радости и боли. Каждый раз, слыша его, она ловила себя на желании оглянуться – не стоит ли рядом кто-то другой, настоящая мама. – У тебя уже есть много кукол, зайчик, –...

Дождь барабанил по крыше музыкальной школы, отбивая причудливый ритм. Старое здание на окраине города помнило не одно поколение юных музыкантов, и его потёртый паркет хранил следы тысяч детских шагов. Марина Сергеевна замерла у окна, прислушиваясь к природной мелодии. Сорок лет она преподавала в этих стенах, но такой необычной ученицы у неё ещё не было. За её спиной, в углу класса, маленькая фигурка склонилась над пожелтевшими клавишами старенького "Красного Октября". Лиза – её новая ученица – беззвучно водила пальцами над клавишами, не решаясь прикоснуться к ним...

Конверт лежал на столе, плотный и кремовый, с изящной надписью "Вскрыть после моей смерти, для дорогой Веры". Я смотрела на знакомый почерк Екатерины Михайловны – красивый, с лёгким наклоном влево, как учили в гимназиях до революции. Моя старшая подруга до последнего оставалась верна своим привычкам. Руки дрожали, когда я вскрывала конверт. Внутри оказался листок, исписанный тем же аккуратным почерком, и маленький ключ. "Милая Верочка! Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Не грусти – я прожила долгую и счастливую жизнь...

– Ещё один стежок... и готово, – пробормотала Надежда Петровна, откусывая нитку. – Примерьте, Галина Сергеевна. Элегантная дама лет шестидесяти придирчиво разглядывала своё отражение в зеркале. Тёмно-синее платье сидело безупречно, подчёркивая статную фигуру. – Надежда Петровна, вы просто волшебница, – улыбнулась заказчица. – Как вам удаётся так точно угадывать, что нужно человеку? – Не угадывать, – поправила портниха, собирая булавки в игольницу, – чувствовать. Каждый человек – как особая ткань...

Пыль взметнулась серебристым облаком, когда я открыла очередную коробку на чердаке. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь маленькое окошко, высветили танцующие в воздухе пылинки, придавая им какое-то волшебное свечение. Разбирать вещи после смерти бабушки было тяжело – каждая мелочь хранила частичку её души, каждая вещица рассказывала свою историю. Последние дни выдались особенно трудными. Дом, в котором прошло моё детство, постепенно пустел, теряя частички той особенной атмосферы, которую создавала бабушка...

– Андрей, осторожнее! – крикнула Татьяна, но было уже поздно. Визг тормозов, глухой удар, звон разбитого стекла – и весь мир перевернулся. Секунды растянулись в вечность, а потом время словно остановилось. В ушах звенела оглушительная тишина, прерываемая только далеким воем сирен. Последнее, что она помнила перед тем, как потерять сознание, – как машина вылетела с трассы, перевернувшись несколько раз. Очнулась она уже в больнице. Мелкие порезы от стекла, ушибы – ей повезло отделаться легким испугом...

– Анна Петровна, пора принимать лекарства, – Елена протянула матери стакан воды и таблетки. – Я не Анна Петровна, – пожилая женщина отодвинула стакан. – Я учительница, у меня урок. Дети ждут. Елена глубоко вздохнула. Опять. Уже третий раз за день мама не узнаёт её, снова погружаясь в воспоминания тридцатилетней давности. – Мам, это я, Лена. Твоя дочь. Сегодня воскресенье, нет никаких уроков. – Лена? – в глазах матери мелькнуло узнавание, но тут же погасло. – Моя Леночка ещё маленькая, ходит в третий класс...

– Всё, Ирина. Можешь не готовить ужин, – Сергей бросил портфель в угол прихожей с такой силой, что тот опрокинулся, рассыпав бумаги по полу. – Аппетита всё равно нет. Ирина выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем. Двадцать лет брака научили её различать все оттенки мужниного настроения, и сейчас она видела – случилось что-то серьёзное. – Что произошло? – Меня уволили, – он криво усмехнулся. – "Оптимизация штата", представляешь? Двадцать пять лет в компании, и вот так – одним росчерком пера.....

– Мам, я ухожу из юридической фирмы. Вера Николаевна замерла с поднятой чашкой кофе. Утро воскресенья, которое обещало быть таким мирным, вдруг наполнилось тревожным звоном. – Что значит "ухожу"? – её голос дрогнул. – Максим, ты же только получил повышение! – Я решил заняться своим делом, – сын смотрел в окно, избегая её взгляда. – Открываю школу современного танца. Чашка всё-таки звякнула о блюдце. В наступившей тишине этот звук прозвучал как выстрел. – Танцы? – Вера Николаевна произнесла это слово так, словно оно обжигало губы...