Декретный Отпуск

Глава 3: «Выбор, который остаётся навсегда» Переулок сжимался, как ловушка. Марк и Алина метались между мокрых стен, их дыхание сливалось с шумом дождя. Шаги преследователей гремели всё ближе. — Здесь! — Алина рванула его в полуразрушенную арку, ведущую в заброшенный двор. Марк споткнулся о битое стекло, но боль от порезанной ладони даже не дошла до сознания — адреналин и таблетки превратили мир в размытое кино. Он видел, как Алина достаёт из кармана ключи от чужой машины («Когда она успела?») и открывает дверь старого «Жигуля»...

Глава 2: «Кафе, где встречаются тени» Кафе на Тверской пахло кофе и предательством. Марк сидел у окна, сжимая стакан с эспрессо, который так и не решился выпить. В горле стоял ком — смесь страха и таблеток, принятых «для храбрости». Через стекло он видел, как к зданию подходит мужчина в чёрном плаще. Лицо скрывал капюшон, но походка... что-то знакомое. — Привет, Маркуша, — голос прозвучал как удар хлыста. Капюшон упал, и Марк узнал его — те же жёсткие скулы, шрам на подбородке от детской драки...

Глава 1: «Аноним, который знал слишком много» Дождь стучал по окну, словно пытался выбить шифр, который Марк так и не смог разгадать. На столе перед ним мерцал экран ноутбука: число подписчиков — 1,2 миллиона. Цифры, которые когда-то вызывали у него восторг, теперь казались пустыми. Он потянулся к шкафу, где за пачкой чая прятал маленькую коробочку с таблетками. «Всего одну», — мысленно оправдался он, глотая пилюлю с глотком холодного кофе. Внезапно экран ноутбука вспыхнул — новый комментарий в прямом эфире...

Максим Захаров стоял у плиты, переворачивая подгорающие блинчики, и думал о том, как за последние три года его жизнь превратилась в бесконечный квест под названием «Отец-одиночка». Его пятилетний сын Артём сидел за столом, размазывая варенье по учебнику математики.   — Пап, а почему у меня нет мамы? — спросил мальчик, не отрываясь от рисунка.   Максим замер. Тысячный раз.   — Мама… она сейчас далеко. Но когда-нибудь вернётся.   Артём фыркнул:   — Как в прошлый раз? Ты тогда тоже сказал «когда-нибудь», а она приехала через два дня и снова улетела...

Тамара сидела на кухне, разглядывая трещину на любимой чашке. Утро начиналось как обычно: муж, Виктор, молча пил кофе, уткнувшись в газету. Но сегодня всё было иначе. Вчера она нашла в его куртке чек из ювелирного — кольцо с бриллиантом, которое он подарил… не ей.   — Виктор, — её голос дрогнул, — что это?   Он взглянул на бумагу, и лицо исказилось:   — Ты шпионишь? — вырвалось у него. — Да, я купил кольцо. Для коллеги. У неё юбилей.   — Юбилей? — Тамара сжала чашку так, что трещина углубилась....

Антон щёлкнул ключом в замке, и дверь новой квартиры открылась с лёгким скрипом. Лиза замерла на пороге, разглядывая белоснежные стены и панорамные окна, за которыми расстилался парк.   — Начальник сказал, можно использовать как офис или для ночёвки, — пояснил Антон, включая свет. — Всё-таки переезжать сюда не будем, но вдруг пригодится…   Лиза уже представляла, как они с мужем работают за большим столом у окна, пьют кофе под шелест деревьев. Но мечты разбились о звонок телефона.   — Доченька, это ты? — голос тёщи Галины Петровны звучал слишком бодро...

Ольга замерла на пороге детской, слушая, как за стеной гремит голос свекрови:   — Опять каша пригорела! Ты даже ребёнка накормить не можешь!   Двухлетний Саша плакал, уронив тарелку на пол. Трёхцветный кот, подарок покойной бабушки, испуганно прятался под кроватью. Ольга подняла мальчика на руки, чувствуя, как дрожат её колени. Свекровь, Валентина Степановна, ворвалась в комнату, размахивая ложкой:   — Дай его мне! Ты всё испортишь!   Ольга прижала сына к груди. Всего месяц назад они с мужем переехали в дом свекрови «временно» — пока искали новую квартиру...

Людмила Петровна сидела на кухне, уставившись в окно. За спиной гремела кастрюлями Марина, а Алексей, её зять, нарезал морковь так медленно, будто это была операция на сердце.   — Опять морковь кубиками? — фыркнула тёща, не оборачиваясь. — У тебя руки не из того места растут, Леш.   Алексей стиснул зубы. Он уже месяц мечтал о своём углу — без вечных упрёков, без запаха старого борща, который Людмила Петровна почему-то называла «фирменным». Но каждый раз, как он заговаривал о съезде, тёща закатывала спектакль:   — Бросите меня одну! Крысы сожрут! — и тут же требовала чаю с пятью ложками сахара...

Галина сидела на краху дивана, сжимая в руках смятый листок. На нём красным фломастером было выведено: «Ты мне не мать!». Дочь, Аня, бросила эти слова перед тем, как хлопнуть дверью. За окном лил дождь, а в комнате пахло остывшим борщом и одиночеством. Она провела пальцем по стеклу фотографии на стене: Ане пять лет, она в маминой шляпе, смеётся, держа в руках рисунок — жёлтое солнце и два человечка. «Мы с мамой», — подписала она тогда. Теперь эти человечки казались призраками. Галина потянулась к шкатулке на полке...

Дождь стучал по крыше старого дома, словно пытался выбить код к тайнам, спрятанным за его стенами. Марина стояла на пороге бабушкиной спальни, сжимая в руках ключ с потёртой лентой. «После моей смерти открой шкатулку под кроватью», — завещала бабушка. Но Марина не спешила. Смерть Агриппины Степановны оставила в её душе пустоту, которую не могли заполнить даже воспоминания.   Шкатулка, обитая бархатом, лежала там, где и обещала бабушка. Внутри — медальон, фотография молодой женщины с ребёнком и письмо, подписанное:   «Моя девочка, если читаешь это, значит, я не смогла сказать правду при жизни»...

Катя замерла на пороге спальни, сжимая подушку так, что пух выбивался сквозь наволочку. Её взгляд скользнул по знакомым обоям с розами, по фотографии на тумбочке — они с Максимом на свадьбе, смеющиеся, в облаках конфетти. Теперь всё это казалось чужим. Свекровь, Валентина Петровна, расставляла на туалетном столике флаконы духов, словно устанавливая флаги на завоёванной территории. — Ты переедешь в гостиную, — заявила она, не оборачиваясь. Голос звучал как скрип несмазанной двери. — Мне нужен покой...

Ангелина застыла на пороге комнаты, сжимая в руках тарелку с кашей. Воздух пропитался запахом лекарств и затхлостью. В кресле у окна сидела бабушка мужа, Марфа Семёновна, — слепая, почти немая, с лицом, покрытым морщинами-трещинами. — Корми её аккуратнее! — свекровь, Галина, тыкала пальцем в спину Ангелины. — Мама не любит, когда холодно. — Я стараюсь… — начала та, но Галина перебила: — Стараешься? Ты даже полы в её комнате не моешь! Ангелина опустила глаза. Три месяца назад свекровь привезла Марфу Семёновну «на пару недель», но старушка осталась навсегда...