Декаданс

Скалься, милая, не стесняйся, Вниз по лямкам скользи и цепляйся За ласковый взор мой. Шути и кусайся, В настежь открытые окна смейся и пой. Розовой ватой покрой свои плечи, На стенах седых рисуй наши встречи, Будто в дневник. Пусть даже увечье С тобой вдруг покажется славной красой. Пей через трубочку долго и жадно, Снимай с себя все, танцуй при парадной, Словно на сцене. И ночью триада Лунного блеска не даст нам уснуть. Делай, что хочешь! Гори, как желаешь! Я буду делить тебя с солнцем, ты знаешь, Пусть нехотя. А ты все пылаешь, Не дав мне и шанса спастись от огня. (с) И. Полевая

На дворе трава, на траве дрова. на бедре дурак, на бедре беда. не бурбон - бурда, не бутон, не дар, полный бред, не бриз, а небритый грех. на бугре бедра, на брегу ребра - он сидит везде, нанося мне вред. он сидит и ест, чтоб отхаркнуть прах. как ко мне попал, миновал пар банов? как случилось так, что обоим «баю» на большом диване нам поёт бабайка? как случилось так, что он тут, под боком? смотрим «губку боба», едим попкорн. у него восторг, у меня икота. на столе свеча мне за у-покой. как случилось так, что он тут, со мной? как случилось так, что весной, зимой, что в момент любой лижет сердце тьмой, роковой чумой и твердит: «прикол»? как случилось так, что молчу, не против, что сама на противень ложусь: «ко-ко-ко»? как случилось так, что мой разум продан? как случилось так, что случилась любовь? (с) женя пепельная

что-то не сходится, как-то чуть-чуть не ладится. девочка лает да не забывает кусать. лягу на сердце её из чёрного латекса - и соскользну, не вложив в пустой сад свой косарь. кто её делал? ни вправо, ни влево, как ко́л стоит. чем ни маню - не добьюсь извержения слюнок. я так люблю её, я так люблю её, господи. кольцами глаз за ней следую. ем ли я, сплю ли, в коме ль, в окопе ли, - я круглосуточный паж, не отсекаемый хвост, не сдираемый патч, яблоко для поджигаемых дротиков панчей. боль распадается на пустяковые «ауч». нате, пожалуйста, вот я, комплект макивар. псом на панели авто ей кивать. у меня кругосветка - типа из Тихого в Дикий, анти́магеллан. да, не ахти, ну и лан. всё равно скудный план по отступлению вытоптан - прах развеян. я никуда не денусь, а детка и рада: чёрное сердце - не траур по мне, а триумф. не обшиваемо толстыми нитками радуг, не завлекаемо сладостной музыкой утр. как ни приближусь - и упс: новый адрес - аут. вырвет мои позвонки и, как камушки плоские, бросит по темечку моря, рекорды поставит. и никаких адекватных касаний. но знаешь, чем б ни напихана, лихом каким бы ни создана, я так люблю её, очень люблю её, господи. ты не поймёшь меня, это такой иностранный. (с) женя пепельная

кровь пошла носом только у могильных плит люди взахлёб рыдают а пока у тебя всё болит ты не ебёшь их никаким краем кровь пошла носом я такая честная, когда в ноль закури меня, как папиросу отвези домой я сегодня видела господа он не стригся давно весь обросший, сухой говорит — смотришь чё я не буду якшаться с тобой и подставлять плечо выпьем не чокаясь за упокой всех закопанных пока тебя болтает и носит вокруг да около блядских выродков желающих только твоего мяса я после этого сама себе вырыла могилу до пояса потратила меньше часа полюби меня, пожалуйста я святая, руки в шрамах подбери меня, пожалуйста у Ашана отвези меня домой, кровь пошла носом я хочу быть любимой с таких у господа меньше спроса (с) Ананасова

от рождения до седин, досидим, не слезая с места, на насесте, что по наследству перешёл нам от пап и мам. папилломы дымящих труб напевают ноктюрн поместьям, что, считая себя живыми, разлагаются по углам. этот город тебя кормил молоком нефтяных заводов, ты в разводах, плывущих в луже, видел радуги полный спектр. он заботлив и оградит от любых перемен забором. он заменит твою свободу на стокгольмский синдром. ты слеп. да и я далеко не зрячий. раб иллюзий, прислужник музы. музыкант, не учивший ноты, машинист, не видавший рельс. словно тень - не найду угла, изменяя свои маршруты, и, наверно, лишь после смерти я скажу: моё место здесь. каждый день перемена места. у тебя каждый день - маршрутка, и гарант для счастливой жизни - клетка смерти (читай, насест) (с) Бомгард

вот — твой стол, твой стул, твой стон, твоя стынь и сталь. стержень стана стройного стал сутул. ты стучишь, как Сталин, пальцами по столу. говоришь "остынь", говоришь "отстань". остаешься каплями по стеклу. ты — мой дом, мой дым, Дон Кихот мой и дума дум, умирающий в амоке молодым. для тебя от Жоан Маду до Наож Удам — просчитать ходы прямо на ходу. нет, я никому тебя не отдам. вот — мой стих, мой страх, мой японский бумажный стерх. стихли сечи старинные тех, кто стар. стухли свечи стеаринные тех, кто стёр из глазниц огонь, ссыпал прах в ладонь, а в моих — горит для тебя костёр. ты — спасённый от смерти держащий землю кит, по себе от себя убежавший кот. твоих братьев скоптил в скоромное китобой. в семисолнечный скит отправлялся скот, как и я отправилась за тобой. вот — мой теплый бок, мой пиратский бриг, пыль эпох и степной ковыль, все — тебе, тебе, одичавший Брок и смешная Брик, все тебе — моя быль, моя боль — и Бог. ничего — себе. истончи, истопчи, истолчи в ступе, истолкуй как хочешь смысл этих строк. (с) Стефания Данилова

Сколько очарования и сколько разочарований, когда меняешь одни губы на другие, когда с закрытыми глазами ищешь шею, на которой только что засыпала твоя рука, и вдруг чувствуешь, что под рукой — другой изгиб, и он плотнее, а сухожилие чуть напряглось от усилия, должно быть, она хочет приподняться, чтобы поцеловать или легонько укусить. Каждый миг тело испытывает сладостное неузнавание, надо подвинуться чуть больше обычного иди опустить голову, чтобы найти рот, который прежде был совсем рядом, гладишь бедро не такое крутое, ждешь ответной ласки — и не встречаешь, настаиваешь рассеянно, пока не поймешь, что все теперь надо придумывать сызнова, что тут законы еще не сложились, что надо изобретать новые код и шифры, и они будут другими и означать будут совершенно иное. Вес, запах, интонация смеха или просьбы, ритмы и порывы — все то же самое, и все — совсем другое, все рождается заново, хотя все это — бессмертно, любовь играет в выдумку, бежит от себя самой и возвращается на новом витке пугающей спирали, и груди поют по-другому, и губы иначе затягивают в поцелуй или целуют как бы издалека, и мгновения, которые раньше заполнялись яростью и тревогой, теперь полны беззаботной игры и веселья, или, наоборот, в минуты, когда раньше, бывало, смаривал сон, — ныне сладкое бормотанье и ласковые глупости; теперь ты постоянно напряжен и чувствуешь в себе что-то невысказанное, что желает распрямиться, что-то вроде ненасытной ярости. И только последний трепет наслаждения — тот же самый, а все, что есть в мире до и после него, — разлетелось вдребезги, и надо все назвать по-новому, все пальцы, один за другим, и губы, и каждую тень в отдельности. (с) Хулио Кортасар

простите, фрау, я так неловок. без остановок иду по краю шального лета на вашем платье. и наступаю. куда - не знаю. но с пистолетом. и как заклятье я повторяю: простите, фрау, я так неловок. и ростом длинный. я наследил тут у вас в гостиной кривой дорожкой следов из глины. а на сорочке - губной помадой. простите, фрау, но этой ночью, короткой очень, я в одиночку взял ваш Берлин. легко и сразу. неровным шагом. но я ни разу с пути не сбился. а над рейхстагом ваш флаг смутился. и стал моим. зачем - не знаю. простите, фрау... * ну, давай же... пожалуйста я хочу узнать, как это у нас бывает как ты ласкаешь когда невозможно любишь меня как ты снимаешь, скользнув руками, мою одежду даря надежду, что это будет совсем без дна как ты дрожишь... и дрожь ознобом взрывает кожу... и губы - тут же цветом в кровь как у невольника как чувствую тебя ещё дороже в том самом из углов на треугольнике чуть ниже трепетного живота и как я до утра слепым художником пишу, почти не трогая холста твои больные сны в неволе как ты стремишься в суть и знаешь путь к началу преждевременной волны на жадном вздохе... и как опять хочу тебя до боли протяжным стоном в апострофе... * как ранним утром пьем горячий кофе в кафе на сонном вымокшем Кудамме и я искусанными в кровь губами шепчу тебе почти что по слогам как на кресте я не отдам тебя, я не отдам мы будем вместе и спрашиваю у тебя – ты тоже хочешь? но ты молчишь, разлив на скатерть кофе лишь руки опускаются бессильно совсем как ночью и небо над твоим Берлином становится ванильным. очень. (с) Пьяный ливень

нужно сказать но забыла слова да и нахуй тебе моё кожа изодрана в кружево видишь какое на мне бельё странный мой маленький принц если бы знала я who you are боль алкоголь мы проспали наш новый год наступил в ЮАР я никому ничего не должна у меня есть манера жить если ты хочешь добраться до дна набери меня и держи буду хрипеть не закусывать спирт и закусывать удила чтобы моих лошадиных хватило до твоего угла стану одной из твоих магдалин строй свой храм на моей крови я не пытаюсь спастись видит бог я хотела такой любви буду послушной твоею юродивой буду носить рваньё лишь бы твой новый соломенный нимб не склевало моё вороньё сводишь с ума водишь за руку сводишь мои беспределы к нулю к черту десерты позволь мне слизнуть с твоего языка люблю это бывает лишь раз благословенный смертельный бой всё что сломает раздавит убьет не ебёт пока я с тобой (с) Настя Романькова

богу – отдайте богово, мне – себя. ибо как бы я ни старался уснуть на причале – я всегда дохожу до грани, душой скрипя, и, измученный, слышу вопли свободных чаек. ибо сколько бы боли ни видел я на пути, моя боль никогда не знала свои истоки. дайте мне чемодан, сотый повод себя найти и начать свою жизнь на пыльном ночном перроне. и верните же богу – богово. мне – себя! я устал ковыряться в позоре своих мечтаний. если я – капитан, то штурвал моего корабля раздавили собой киты в мировом океане. если выхода нет, и зачеркнуты все мечты, и уж если меня не ждут ни в одном подвале – подарите ответ, перекройте мои кресты: «как простить себе всех, кем однажды мы вдруг не стали?» (с) алиот каф

Когда я увидел ее в первый раз... Все в моей голове затихло. Все тики, все постоянно мельтешащие картинки просто исчезли. Когда у вас обсессивно-компульсивное расстройство, у вас в действительности не бывает спокойных моментов. Даже в кровати, я думаю: «Я закрыл двери? Да. Я помыл руки? Да. Я закрыл двери? Да. Я помыл руки. Да». Но, когда я увидел ее, единственной вещью, о которой я мог думать, был изгиб ее губ, походящий на изгиб заколки для волос. Или ресничка на ее щеке. Ресничка на ее щеке. Ресничка на ее щеке. Я знал, что должен заговорить с ней. Я пригласил ее на свидание 6 раз за 30 секунд. Она сказала «да» после третьего, но ни одно из них не звучало правильно, так что мне нужно было продолжать. На первом свидании я больше времени потратил на сортировку продуктов по цвету, чем на еду или разговор с ней. Но ей понравилось. Ей нравилось, что я должен был поцеловать ее на прощание 16 раз или 24 раза, если была среда. Ей нравилось, что я мог идти домой бесконечно, потому что на тротуаре было много трещин. Когда мы стали жить вместе, она сказала, что чувствует себя в безопасности, так как никто никогда не сможет нас ограбить, потому что я точно закрыл дверь — 18 раз. Я всегда смотрел на ее рот, когда она говорила. Когда она говорила. Когда она говорила. Когда она говорила. Когда она говорила. Когда она говорила, что любит меня, уголки ее рта приподнимались. Ночью она лежала в кровати и смотрела, как я выключал свет, и включал, и выключал, и включал, и выключал, и включал, и выключал, и включал, и выключал, и включал, и выключал. Она закрывала свои глаза и представляла, что дни и ночи проносятся мимо нее. Однажды утром я стал ее целовать на прощание, но она ушла, потому что опоздала бы из-за меня на работу. Когда я остановился перед трещиной на тротуаре, она просто продолжила идти. Когда она сказала, что любит меня, ее рот остался прямым. Она сказала что я забираю слишком много ее времени. На прошлой неделе она стала ночевать у мамы. Она сказала, что не должна была позволять мне привязываться к ней. Что это все было ошибкой. Но как это может быть ошибкой, если мне не нужно мыть руки, после того как я дотрагиваюсь до нее? Любовь не может быть ошибкой. И меня убивает то, что она может просто сбежать от этого, а я нет. Я не могу пойти и найти кого-то другого, потому что я всегда думаю о ней. Обычно, когда вещь мной завладевает, я начинаю видеть микробов, проникающих под мою кожу. Или вижу, как меня сбивает нескончаемой чередой машин. А она была первой прекрасной «вещью», на которой меня заклинило. Я хочу просыпаться каждым утром, думая о том, как она держится за руль. Как она поворачивает вентили в душе, словно открывая сейф. Как она задувает свечи. Задувает свечи. Задувает свечи. Задувает свечи. Задувает... Сейчас я просто думаю о ком-то, кто целует ее. Я не могу дышать, потому что он целует ее всего 1 раз и ему плевать: вдруг этот раз неидеален. Я хочу ее вернуть — так сильно. Я оставляю дверь незапертой. Я оставляю свет включенным. (с) Нил Хилборн

что желаемо, не положено. что положено, то прощёлкано. что ты топчешься, дай по роже мне или жалко больную девчонку? ты и так заявил мне: «адьё», хлопнув пафосно по плечу, ты и так обеспечил адьём - я послушно туда полечу. всё обдумал, как волос, сдунул со штанов, изнасиловал выбросом безразличия спящую дуру, мол, оправлюсь, когда вырасту. так чего церемониться, родненький? вот я, снова к тебе приползшая. заколи меня, в яму зарой меня, раздави меня, как горошину. мне же некуда. тьма сплошная. вот я, прочно к тебе прилипшая. лишний день - пустоты кошмар для того, кто и так не выживет. не упрямься, добей меня, аль пожалеешь, мгновенно аукнется: заверну и с собой в твой же ад потащу через людные улицы. (с) женя пепельная