Бог, вера, человек

Великий Четверг — один из самых сокровенных дней в церковном году. День, когда Христос собирает учеников в тишине Сионской горницы и совершает Тайную Вечерю. Там, в преддверии страданий, Он впервые предлагает Своим ученикам хлеб и чашу как Тело и Кровь — Дар, в котором заключена вся полнота Божественной любви. Евхаристия рождается не как церемония, а как откровение. В ней Христос вручает Себя Своим друзьям, чтобы они, принимая Его, отныне были в единстве с Ним и между собой. Это не символическая память, а таинственное соединение, живое участие в том, что совершается «за жизнь мира»...

Десятого нисана, в тот самый день, когда Господь вошёл в Иерусалим, Израиль, по Закону, выбирал пасхального агнца, которого приводили в дом, где он несколько дней жил в семье — рядом с людьми, среди их быта, дыхания, глаз. На него смотрели пристально: нет ли порока, хромоты, болезни. Только безупречный мог быть принесён в жертву — не случайный, не отвергнутый, не чужой. Тот, кто стал «своим», кого впустили в дом, в сердце, в повседневность. Таков был образ ветхозаветного спасения: агнец, кровь которого избавляла от гибели первенцев...

История с проклятием смоковницы (Мф. 21: 18,19) часто становится камнем преткновения для читающих Священное Писание. Смоковница в иудейской традиции — не просто дерево. Её образ прорастает сквозь строки Писания и Предания, становясь символом Торы (Закона), Божьего слова, которое требует не только чтения, но и внутреннего усвоения, как пища. Рабби Йоханан учит: «Как на смоковнице во всякое время, когда человек прикасается к ней, находится плод, так и в словах Торы — во всякое время, когда человек произносит их, находится смысл»...

Перед тем как Христос вошёл в Иерусалим, где Его встретили как Царя, произошло одно очень тихое, домашнее событие. Оно кажется незаметным на фоне народного ликования, но именно с него начинается чтение Евангелия в день Входа Господня. Мария — та самая, которая сидела у ног Иисуса внимая Его словам, теперь берёт сосуд с драгоценным миром и разбивает его. Она выливает драгоценное миро на ноги Иисуса и отирает их своими волосами. Ни слова, ни просьбы. Просто жест. Глубокий, свободный, без расчёта. Это миро было дорогим...

В одной из стихир Лазаревой субботы звучит удивительное откровение: «Со слезами, яко человек, и гласом, яко Бог, воззвал еси Лазаря, Спасе». Эта строка — не просто богословская формула о двух природах Христа. Она — окно в самую глубину Божественного сердца, ставшего человеческим. Он плачет. Не делает вид. Не утешает по обязанности. Он действительно скорбит. Потому что смерть друга — это не абстрактная необходимость, а трагедия любви. Христос воспринял не только нашу плоть, но и саму ткань человеческого бытия: отношения, чувства, память, дружбу...