1808 подписчиков
А вы сможете разглядеть, где спрятался скрытый символ в этой картине?
Если сможете — имеете полное право одобрительно хлопнуть себя по плечу: ведь в проницательности вы не уступаете величайшему искусствоведу двадцатого века!
Именно он, наш старый знакомый Эрвин Панофский, впервые раскрыл всю глубину смысла этой картины.
Если вы смотрели мой курс по Северному Возрождению, то имя Панофского вам должно быть прекрасно знакомо: я его в лекциях через слово поминаю (а если не смотрели, то – хорошие новости: обновленный цикл лекций по Северному Возрождению выйдет уже через две недели).
А ван Эйк, величайший среди северян живописец и непревзойденный мастер сложных символических ребусов, вам знаком тем более. Но именно эта его картина вами, скорее всего, замечена не была…
А между тем, перед нами — сам виртуозный пример скрытого символизма. Ведь обычно скрытый смысл в картине несет конкретный предмет. Белая лилия указывает на чистоту Марии, винный пресс напоминает об искупительной жертве Христа. На такой символ можно показать пальцем, можно отделить его от остальной картины и истолковать отдельно.
Но в «Мадонне в церкви» ван Эйк выходит на новый уровень. Здесь символ сливается с картиной, сплетается с ней, срастается неразрывно. И вся картина становится символом.
Мария — в церкви. Но Мария и сама — церковь (метафора, в которой Богородица сравнивалась с Храмом, в литературе того времени была общим местом).
А церковь залита светом, как это и бывало в действительности: ведь именно готическая архитектура, так подробно ван Эйком выписанная, впервые дала техническую возможность пробить в стенах собора огромные окна — и впустить в храм солнце.
Но… точно ли ван Эйк мог подобное наблюдать в жизни?
Ведь средневековые соборы (замечает Панофский) обычно строились алтарем на восток; значит, свет в картине падает с севера. А где вы видели в Брюгге, на севере Европы, такое яркое солнце, да еще и с севера падающее?
Так мы и приходим к пониманию: свет, что перед нами — не земной. Это — солнце правды, которое есть Христос.
А если мы еще вспомним, что в сценах Благовещения в то время часто изображали золотистые лучи божественного света, падающие на чрево Марии, а внутри лучей — маленькую фигурку Христа, буквально влетающего в тело матери, всё окончательно встанет на свои места:
Церковь, наполненная светом, — это и есть Мария, принимающая в себя дар свыше.
Фон и персонажи, задний и передний планы — слились. Смысл двоится — и тут же собирается обратно. Церковь — и символ, и место действия; она и безупречно реальна, и намеренно неправдоподобна.
Нет больше разницы между камнем и метафорой; смысл не заперт в отдельных предметах, но, как свет, пронизывает картину насквозь.
Ну разве же такая тонкость и глубина не заслуживают восхищения?
P.S.: если дух у вас уже захватывает, и вам не терпится начать знакомство с Северным Возрождением – можете, не дожидаясь распродажи, зайти в Клуб прямо сейчас: art-lecture-club.ru/...zenn
2 минуты
11 декабря