3 подписчика
Я не собиралась читать. У меня даже не было плана — ни почитать “про травы”, ни “выйти на новый этап”, ни “начать путь”. Я просто, как часто бывало в последнее время, брела по дому без цели. Не прибиралась, не искала что-то нужное, не пыталась «обустроиться» — просто ходила, водила рукой по шкафам, задерживалась взглядом на мелочах. То на занавеске, которую явно шила старушка с заботой, хоть и с кривыми стежками. То на тарелке, краешек которой кто-то аккуратно подклеил и всё равно бережно поставил обратно. А потом взгляд упал на книжный шкаф.
Он стоял в углу гостиной, как будто не желая привлекать внимания. Тёмное дерево, немного запылённое стекло, тонкая кисточка на ключике — всё выглядело очень просто, но при этом не бросово, а почти интимно. Я открыла дверцу, и в нос ударил этот особый книжный запах — немного плесени, чуть бумаги, чуть старого лака и чего-то ещё. Что-то из детства. Библиотека в доме прабабушки в Вязьме? Нет… Скорее, запах каких-то старых дач, где книги хранились рядом с сушёными грибами и луковыми косами.
Я провела пальцем по корешкам. Большинство книг были подписаны от руки, какие-то с пожелтевшими ярлыками, в некоторых местах обложки подклеены лейкопластырем. Ни одна из них не выглядела как новая. И почти все — о травах. “Сборы от кашля”, “Лечебные свойства трав средней полосы”, “Травы Ростовской Области. Домашняя тетрадь”. Что-то внутри откликнулось не сразу, но ясно. Как бывает, когда кто-то тебя зовёт не голосом, а взглядом. Рука сама потянулась.
Книга называлась: «Травы. Знание и путь». Плотная тканевая обложка, выцветшая, будто бы мокрая когда-то, да так и не высохшая до конца. Буквы будто вырезаны вручную. Никакой лишней информации — ни фото автора, ни аннотации, ни предисловия. Только имя: Н. А. Соколова. И под заголовком — тонкая линия. Как под письмом. Как будто книга уже знала, кому адресована.
Я принесла её на кухню, села за стол, открыла — без всякого намерения читать с начала. Просто раскрыла на случайной странице. Там был зверобой.
“Не только раны лечит зверобой, но и рассыпавшееся намерение. Если ты себя потеряла, если внутренний свет гаснет — пей отвар, вдыхай запах, сиди рядом. Он соберёт.”
Я перечитала эту строчку дважды. И села, уставившись в страницу. Потому что вчера вечером, без всякого повода и без рецепта, я заварила именно зверобой. Просто потому что… тело попросило. Пах он как-то особенно: немного мёдом, немного аптеками детства, немного чем-то, что бывает на горле, когда впервые за лето плаваешь в реке и забываешь, что вода — холодная. Я пила этот настой медленно. И действительно — он собрал. Мои обрывки мыслей, расползшиеся вялые желания, страхи, которые уже не пугали, но мешали дышать. Он как будто аккуратно подвёл внутреннюю черту и сказал: “Вот. До сюда ты разлеталась. Дальше — собирайся.”
Я перелистнула ещё пару страниц. Мята — “остановить тревожные круги”. Ромашка — “пригладить душу, как ладошкой по волосам”. Тысячелистник — “сказать ‘я здесь’ телом, а не словами”. Мать-и-мачеха — “помнить, что ты женщина, даже если всё вокруг требует быть бетонной плитой”.
Это было не просто “про свойства растений”. Это было… про меня. Про меня, как я есть, без редакции, без задач и режимов дня. Это было похоже на письмо. Необъяснимо тёплое. И страшно понятное. Как будто его писала женщина, которая когда-то сидела точно так же за этим же столом, держала в руках ту же чашку, вытирала руки о тот же полотенце, смотрела в это же окно. Только на сорок лет раньше. И у неё тоже что-то болело. Не внутри — в смысле диагнозов. А — глубже. В той части, которую в городе мы не замечаем, потому что слишком громко живём.
Я села с книгой у окна. Тимоха подошёл, потёрся о ногу, потом, будто согласившись, что я сегодня в порядке, улёгся на подоконник. За окном всё было влажное, тихое, дышащее. Я листала страницы, вдыхала запах старой бумаги, и впервые за многие месяцы не хотела ничего делать. Ни улучшать себя, ни лечиться, ни перезапускать жизнь. Хотелось просто слушать. Эту книгу, этот дом, эту тишину, эту женщину, которой я, может быть, однажды стану. Или уже стала.
3 минуты
17 июля