931 подписчик
Летом 1926 года в Германии разгорелся один из самых громких скандалов в истории кино. Поводом стал запрет советского фильма Сергея Эйзенштейна "Броненосец Потёмкин". Решение властей, принятое 16 июля, было не просто цензурной мерой – оно отразило глубокие политические тревоги послевоенной Германии.
Фильм, рассказывающий о восстании матросов на царском флоте в 1905 году, вызвал небывалый ажиотаж после берлинской премьеры 29 апреля. Зрители реагировали не просто как на кино, а как на политическое событие: в залах раздавались крики поддержки восставшим матросам и антиправительственные выкрики. Для властей Веймарской республики, пережившей Ноябрьскую революцию 1918 года и постоянно сталкивающейся с активностью левых и правых радикалов, такая реакция стала красной тряпкой. Министр иностранных дел Густав Штрёземан лично настаивал на запрете, опасаясь, что фильм может стать искрой для новых волнений. Его особенно тревожила "необычайная эмоциональная сила" картины.
Формально цензурная комиссия дважды отказывала фильму в прокатном удостоверении – 17 марта и 10 апреля, требуя правок. Эйзенштейн даже приезжал в Берлин, чтобы сделать "более приемлемую" версию. Комиссия указывала на "экстремизм" (восстание как призыв к свержению власти), "жестокость" (особенно сцену расстрела на Одесской лестнице с гибелью женщины с коляской и ребенка), наличие кадра с лозунгом "Бей жидов!" (хотя контекст осуждал погромы) и "нарушение общественной морали". Но даже смягченная версия не удовлетворила власти – полный запрет стал их ответом.
Парадоксально, но запрет лишь подлил масла в огонь. Дистрибьюторская компания "Прометеус", связанная с коммунистами и возглавляемая Вилли Мюнценбергом, сумела добиться права на ограниченный показ цензурированной версии в 25 берлинских кинотеатрах. Зрители стояли в очередях, а сеансы проходили по 4 раза в день. Эффект "запретного плода" сработал на все сто: залы превращались в подобие митингов, где публика кричала "Долой палачей!" во время сцен расправы. Власти добились обратного – превратили художественный фильм в мощный символ сопротивления.
Немецкий запрет запустил цепную реакцию. Фильм запретили во Франции (где он пролежал на полке до 1953 года), Португалии, Японии, царской Болгарии. В Великобритании его разрешили показывать только в закрытых киноклубах, а в США выпустили с серьезными купюрами. Ирония судьбы заключалась в том, что на родине, в СССР, "Броненосец" поначалу провалился из-за плохой организации проката, в то время как на Западе он собрал огромные по меркам немого кино $46 000. Лишь позже, особенно после признания его "лучшим фильмом всех времен" на Брюссельской выставке 1958 года, его гений был в полной мере оценен и дома.
Запрет 1926 года стал памятником не только политической цензуры, но и непонимания природы искусства. Немецкие власти видели в "Броненосце" лишь революционный манифест, тогда как критики (как Вилли Хаас) отмечали его глубинную гуманистическую силу, "инъекцию сострадания", уходящую корнями в русскую культуру. Сцена, где тело убитого матроса Вакулинчука, подвешенное на рее, уподобляется распятию, говорила зрителю о жертве и человечности куда громче любых политических лозунгов. Запрещая "Броненосец Потёмкина", власти Веймарской Германии пытались поганить пламя революции, но невольно раздули пламя шедевра, навсегда вписав его в историю мирового кинематографа.
Такие истории показывают, как искусство и политика сплетаются в причудливые узлы. Хотите больше глубоких разборов исторических событий и их культурного отражения? Подписывайтесь на паблик Цивилизация – мы исследуем прошлое, чтобы лучше понять настоящее.
3 минуты
16 июля