Люпин (волчьи бобы) наряду с мальвой воспринимался как привычная пища бедняков. Афиней приводит их скорбный плач («Вся наша еда состоит из бобов, люпина и зелени...») и издевается над аскетизмом философа Менедема: у него, дескать, лишь люпины резвились на столе (Deipn., 2.44). Но люпин – это спасение от голодной смерти, а все потому, что он неприхотлив и растет повсеместно, его бобы хорошо хранятся, не гниют, их не грызут черви и мыши  (из-за присущей им «едкой горечи», как замечает Теофраст, повинен в которой, как выяснилось позже, алкалоид люпинин). Наконец, люпин рекордсмен по содержанию белка, он хорошо утоляет голод, а потому еще в древности стал популярным фастфудом: его продавали уличные торговцы, а покупатели часто ели его на ходу, бросая под ноги шелуху, чем вызывали приступы ярости у ревнителей чистоты («пусть идет ко всем чертям, кто ел люпин и шелухою мусорил в прихожей. Чтоб он подавился, мусоря!» (2.45)).