Найти в Дзене

Даже малостью, внешним видом поступиться не хотел. Был в жизни Дениса Васильевича эпизод, когда его хотели назначить командиром конно - егерской бригады, что являлось заметным продвижением по службе. Так ведь отказался, так как пришлось бы сбрить усы, поскольку егерям они не полагались по форме. Это нежелание жить по приказу, вернее по указке сверху, и было главным в характере и жизненной позиции Давыдова. В автобиографии (в которой, как было принято, он писал о себе в третьем лице) Денис Васильевич заявляет не без иронии:"... но единственное упражнение: застегивать себе поутру и расстегивать к ночи крючки и пуговицы от глотки до пупа, надоедает ему до того, что он решается на распашной образ жизни и в начале 1823 года выходит в чистую отставку".

Бунтарем он не был, и опять вступает в службу, и будет брать Варшаву в 1831 году. Не верил он и в успех замыслов дворянских революционеров, издевался в" Современной песне" над показным, модным либерализмом. В верной службе Денис Васильевич ценил ту же честь гражданина, которая заставляла его ревностно отстаивать независимость собственной позиции. Однако российское самодержавие было, по его словам, тем "домовым, который долго ещё будет давить её (Россию), тем свободнее, что... она сама не хочет шевелиться".
Дружба... Верность арзамасскому братству, которое подружило его с Жуковским, Пушкиным, Вяземским, Батюшковым и в котором он чувствовал себя как среди испытанных партизан, сохранялась Давыдовым всю жизнь. Ради друзей он был готов на то, в чем отказывал начальству. Когда в 1831 году Денис Васильевич окончательно оставил службу, Жуковский - вот уж неисправимый романтик - попросил старого партизана прислать ему на память левый ус, как "ближайший к сердцу". Наш герой послал приятелю необычный подарок, а в приложенном письме сообщил: "Вот десятая часть оного, то есть все то, что я мог собрать из - под губительных ножниц, лишивших меня боевой вывески. Посылаю тебе её, она осеребрилась восемью войнами.... ". Верность опальному, а затем отправленному в отставку любимому командиру А. П. Ермолову. Горькие потери друзей, некоторые из которых он сопровождает замечательными словами:" Как Пушкин - то и гением, и чувствами, и жизнью, и смертью парит над нами! "
И конечно, он не мог не видеть, что чистой службы для начальства становилось мало. Требовались беспрекословное подчинение, гибкий позвоночник, ревностное исполнение распоряжений свыше. Честь службы, чем дальше, тем больше делалась несовместимой с честью личной, с чувством собственного достоинства. Для Давыдова - человека свободного даже там, где свободным быть почти невозможно, это оказалось неприемлемым. В карнавале российской жизни первой четверти XIX века он успешно творит легенду о себе самом:
"Я люблю кровавый бой!
Я рождён для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарской
С вами век мой золотой!"
Или:
"Я не поэт, я - партизан, казак!"
Или еще:
"Жомини, да Жомини,
А об водке ни полслова".
Только самые близкие друзья знали или догадывалась, что это не более чем талантливо созданная маска и великолепно сыгранная роль. Недаром знаменитый собрат Давыдова по музе А. С. Грибоедов, говоря о нём, вздохнёт с пониманием и лёгкой завистью :"... сам творец своего поведения." Ну что тут добавить?...
2 минуты