22 подписчика
Бернард Шоу (1856-1950), современник и земляк Уайльда, тоже не особенно жаловал школу со всей её муштрой. И если для Уайльда оправданием его "бессмысленных" школьных лет стали знакомство с древними языками и любовь к ним, то для Шоу они же стали символом бессмысленности всей системы школьного образования в Великобритании. В своём "Трактате о родителях и детях" (1910), своего рода манифесте о необходимости нового подхода к воспитанию детей и реформирования системы образования, он делится воспоминаниями о своём неудачном школьном опыте.
"В школе я начал с довольно полного знания латинской грамматики в детском смысле, то есть я был способен повторить все парадигмы;.. учитель никогда не просил меня это делать, потому что знал, что я могу, и поэтому посвятил себя тому, чтобы ловить мальчиков, которые не могли этого, пока я, наконец, не забыл большую часть того, что знал. Но когда прогресс имел место, что это значило? Сначала это означало Цезаря, с перспективой того, что по овладении Цезарем придется сесть за Вергилия... Я предпочитал Цезаря, потому что его утверждение, что Галлия разделена на три части, хотя и не интересное и не истинное, было единственным латинским предложением, которое я мог перевести с листа: поэтому чем дольше мы торчали на Цезаре, тем больше я был доволен...
... Моя школа делала только слабую видимость того, что преподает что-либо, кроме латыни и греческого. Когда я пошел туда совсем маленьким мальчиком, я знал много латинской грамматики, которой меня научил за несколько недель мой дядя в частном порядке. Когда я провел в школе несколько лет, этот же дядя осмотрел меня и обнаружил, что конечным результатом моего обучения было то, что я забыл то, чему он меня научил, и не выучил ничего другого. До сих пор, хотя я все еще могу склонять латинские существительные и повторять некоторые старые парадигмы старым бессмысленным способом, потому что их ритм прилип ко мне, я еще ни разу не видел латинской надписи на могиле, которую я мог бы перевести полностью. Из греческого я могу расшифровать, пожалуй, большую часть греческого алфавита. Короче говоря, что касается классического образования, я второй Шекспир. Я могу читать по-французски так же легко, как и по-английски; и под давлением необходимости я могу использовать некоторые обрывки немецкого и немного оперного итальянского; но этому меня никогда не учили в школе. Вместо этого меня учили лжи, бесчестному подчинению тирании, грязным историям...
... Чудовищно заставлять ребенка изучать латынь, греческий или математику на том основании, что они являются незаменимой гимнастикой для умственных способностей. Это было бы чудовищно, даже если бы это было правдой; ибо нет такого труда, который нельзя было бы навязать ребенку или взрослому под тем же предлогом;... но остается фактом, что незнание латыни, греческого и математики закрывает людям некоторые карьеры. Языки, даже мертвые, имеют свою пользу; и, как кажется многим из нас, математика имеет свою пользу. Их всегда будут изучать люди, которые хотят их изучать; и люди всегда будут хотеть изучать их, пока они имеют какое-то значение в жизни: действительно, потребность переживет их важность: суеверие нигде так не сильно, как в области устаревших приобретений. И они никогда не будут плодотворно изучаться людьми, которые не хотят изучать их ни ради них самих, ни для использования в необходимой работе. Нет более строгого учителя, чем опыт; и все же опыт не может научить там, где нет желания учиться".
2 минуты
30 июня 2024