47 подписчиков
Пол Дорон
"Мои уроки с Луизой"
Продолжение
Занимаясь с Луизой, я старался создать для неё окружающую обстановку, которая была бы, насколько это возможно, свободной от всех возбуждающих факторов,- чтобы она могла более ясно и точно воспринимать те тончайшие импульсы, что я пытался ей дать. В таких условиях её нервная система могла становиться всё более и более восприимчивой для комплексной интеграции.
Каким образом я создавал такую обстановку? Во-первых, я просил маму или няню, которые во время занятий держали Луизу на руках, сохранять максимальную неподвижность. Мы оба - её близкий человек и я - подчас застывали в довольно странных позах, чтобы создать Луизе оптимальную поддержку, при которой она могла иногда даже заснуть.
Наиболее яркой чертой, характеризующей состояние ума - моего и Луизы - в такие моменты нашей работы были максимальная включенность, чувствительность и восприимчивость к мельчайшим изменениям в передаваемых мною импульсах,- хотя при этом её глаза были закрыты. С помощью прикосновений я вводил ее восприятие себя в процесс самоанализа на физиологическом уровне, включающем в себя также физические аспекты,- это было что то вроде медитации, при которой самоощущения значительно меняются, становясь более дифференцированными.
Благодаря этому взаимодействию я помогал Луизе обрести лучший баланс с собой и окружением. Я мог бы сравнить эти тонкие и деликатные моменты высочайшей восприимчивости в нашем обучающем процессе с высокоточной операцией на мозге. В моей работе с Луизой я старался создать все условия для наиболее эффективного органического обучения, которые бы оптимально подходили к ее актуальному на тот момент состоянию.
Базовым условием для этого был абсолютный покой её нервной системы, который был возможен только при том условии, что окружающая обстановка обеспечивала бы умиротворяющую поддержку в самом широком смысле этого слова.
В этой нашей работе особо замечательным было то, что не только специфические движения и прикосновения играли важную роль в процесе улучшения состояния Луизы,- но даже мои собственные мысли, образы в голове и чувства отражались непосредственным и важным образом на качестве моих прикосновений и на тех движениях, что я ей показывал. Не только в том смысле, что мне нужно было держать свой разум свободным от всяких ожиданий результатов. Но и всё моё существо должно было стать одним цельным выражением намерения и страстного желания помочь Луизе избавиться от страданий.
Я заметил, что даже мельчайшие колебания моих мыслей негативно влияли на качество моей работы и реакции Луизы на нее. Это удивительно, но Луиза тут же просыпалась и открывала глаза каждый раз, когда я терял концентрацию на секунду, переставая фокусироваться только на ней, например, когда меня отвлекало какое-нибудь замечание или вопрос ее мамы. Луиза открывала глаза, как будто спрашивая меня: “В чём дело? Почему ты остановился?” А когда я вновь сосредотачивался на ней, девочка опять закрывала глаза, иногда издавала глубокий вздох, как бы говоря: “Значит, все хорошо. Можешь продолжать”.
Это показывало мне, что сон Луизы не был отключением от внешнего мира, что на практике подтверждало результаты исследований сна младенцев и маленьких детей.
Занимаясь с Луизой, я использовал некоторые техники, которым сам научился на групповых уроках Фельденкрайза. Во время одного урока Моше заметил, что движение назад в привычную позу происходит легче, чем выход из неё. Он сказал: “Возвращаться домой всегда легче, чем покидать дом”.
На каждом занятии я старался дать Луизе возможность ощутить новые движения через многократное их повторение, с мельчайшими вариациями. При этом все остальное вокруг неё должно было оставаться неизменным. Когда мне удавалось сделать воздействие (например, прикосновение к животу и пояснице) узнаваемым и потому комфортным, то постепенно Луиза переставала реагировать на него с присущим ей гипер-раздражением - как будто на неё брызнули ледяной водой - а принимала тактильные импульсы спокойно и не вздрагивая.
3 минуты
30 мая 2024