14 подписчиков
Пауки и глаза
Философию часто понимают как науку о предельных вопросах. И традиционно таким вопросом становится смерть. Впрочем, смерть – это не вопрос, а финальная точка твоей жизни. А вопрос можно задать такой. Что будет после смерти? Или. Обессмысливает ли смерть жизнь или, наоборот, придаёт ей смысл? Или. Смерть – благо или божья кара за первородный грех?
Но с философией на поле мышления о смерти конкурирует поэзия. И мне кажется, что поэт справляется с пониманием смерти лучше философа. Потому что когда ты сталкиваешься со смертью, то ты не воспроизводишь философские цепочки аргументов, у тебя в голове могут возникнуть лишь образы и те строки, афоризмы, которые ты успел запомнить к текущему моменту жизни. Это не значит, что философу следует сдаться поэту, но в мышлении ему стоит поэту уподобиться. И тогда ты сможешь, как Эпикур, сказать, что смерть нас не касается, потому что когда мы есть, то смерти нет, а когда смерть есть, то нет нас. Тут можно выделить формальную структуру, но это высказывание в той же мере является поэтическим образом, в какой оно есть философский аргумент. Можно его сократить до крайне афористической формы и сказать, что смерти нет. Человек неподготовленный подумает, что речь здесь идёт о религиозности или другой форме бессмертия. Но философ сразу поймёт, что в этом случае прежде всего говорится о трансцендентности смерти, которую понял ещё Эпикур. Смерть – это ничто. Парменид сказал, что небытия (т. е. ничто) нет, а бытие есть. Поэтому нет и смерти.
Что нам о смерти сказали поэты? Бродский сказал, что только смерть нас одна собирает. Как это можно прочитать? Можно подумать, что смерть (пока ещё) – великий уравнитель, главный демократ, который не делает разницы между эллином и иудеем. Но если мы обратимся к повседневному опыту, то мы поймем, что это не метафора. Потому что старые одноклассники едва ли станут собираться все вместе, если только не на похороны.
Ещё Бродский сказал, что смерть – это то, что бывает с другими. Но Хайдеггер определил смерть как самое твоё. И оба правы. Было бы трюизмом сказать, что смерть влияет на тебя до твоего собственного опыта смерти. И тогда с тобой случается то, о чем Рыжий написал: «И вроде трубы не играли, а жизнь, что жив, стыда полна». В любом случае ты так или иначе ставишь вопрос, который поставил Свидригайлов: как выглядит ад? И он ответил, что ад – это заброшенная баня с пауками. Но Бродский с ним не согласился, потому что «смерть придёт, у неё будут твои глаза». И всё же Бродский тоже уехал в Америку. И, наверное, она была не менее метафоричной, чем свидригайловская.
Я думаю, что ад выглядит, как переход московского метро, в котором нет никого, кроме тебя и бездомной старухи, навзрыд поющей что-то про Волгу.
2 минуты
16 марта 2024