230 подписчиков

Борис Григорьев. Русский авангард.

Полурусский-полушвед, голубоглазый, светловолосый, с твердым подбородком и пухлыми губами, он вырос в Рыбинске. Темперамент, однако, оказался вполне славянский — как говорил Корней Чуковский, «с сумасшедшинкой»: необузданный, страстный, мрачный. Отсюда постоянная тяга к гротеску и экспрессии, ставшая главной чертой его творчества.

Давно хотелось поделиться своими впечатлениями от творчества одного из самых ярких художников начала XX века, разделившего судьбу многих представителей русского авангарда - Бориса Григорьева. Громкие выставки и известность на Родине, эмиграция, болезненное ощущение оторванности от страны и вечные сны о России. А потом незаслуженное забвение, при том, что «Борис Гри» считается одним из самых интересных авторов, вышедших из «плавильного котла» рубежа XIX–XX веков.

Одинаково увлекавшийся и литературой, и живописью, Григорьев в итоге остановился на последней, хотя словесных опытов не оставлял до конца жизни: пятисотстраничные мемуары, написанные в эмиграции, а затем бесследно пропавшие, по-прежнему будоражат умы исследователей.

Жизнь Бориса Григорьева, как у большинства русских интеллигентов начала прошлого века, разделилась на две половины: до эмиграции и после. Осенью 1919 года, в тридцать три года, тайно вместе с семьей он бежал в Финляндию, потом жил в Берлине, затем переехал в Париж.

Обосновавшись во Франции, художник довольно успешно продавал картины, однако не мог оторвать себя от родной земли, переживал широкую гамму чувств: от гнева до ностальгии. Его письма — например, Евгению Замятину — испещрены признаниями: «Я весь Ваш, я русский и люблю только Россию, не будучи совершенно политиком». Поначалу очарованный заграницей, впоследствии Григорьев горько замечал: «Это чужое становится более и более чужим и чуждым». И, наконец, почти возглас отчаяния: «А я — все тот же, русский и ничей». Он мечтал провести последние дни на Родине, однако этому не суждено было сбыться.

Григорьев заслужил славу экспериментатора, хотя никогда не ударялся в абстракцию. Его слишком интересовали люди, их судьбы. Многие считают портреты вершиной творчества мастера. Художник писал Николая Рериха, ушедшего в себя Сергея Рахманинова, вальяжного Федора Шаляпина, похожего на волшебника Максима Горького и даже его сноху, красавицу с несчастливой судьбой Тимошу (Надежду Пешкову). Его «реализм после реализма» был следованием классическим традициям в эпоху авангарда, в то же время включающим в себя черты модного кубизма.

Борис Григорьев работал в нескольких направлениях. Во Франции он считался модным портретистом и пользовался успехом в художественных кругах. Актеры МХАТа во время парижских гастролей сразу после спектаклей, за сценой, позировали ему в костюмах и гриме. Максим Горький пригласил художника в Италию писать собственный портрет и был приятно удивлен, узнав, что фоном для изображения станут маски героев его произведений. Во время работы над портретом Григорьев просил Горького оказать содействие в возвращении на Родину, но певец русской революции вежливо отмалчивался. Так или иначе, это спасло Григорьева от сталинских лагерей.

Большую часть своей жизни Борис Григорьев был знаменит, десятки его работ охотно покупали коллекционеры и музеи России, Франции, Америки, Чили, Чехии и других стран. За границей, в первой трети двадцатого века, он считался великим художником, в России - запрещенным белоэмигрантом. Впервые на Родине выставка его работ состоялась лишь 1989 году в Пскове - после семидесяти лет забвения. В 2011 году была организована самая крупная ретроспективная выставка его работ в Русском музее.