426 подписчиков
СИЛЬНЫЕ МОМЕНТЫ
№5 «На западном фронте без перемен», Э.М. Ремарк
Во время боя главный герой и вражеский солдат угодили в воронку от взрыва. В быстрой схватке ГГ убил противника, и это было его первое убийство на войне.
Из-за невозможности покинуть яму он сидит много часов около трупа, мучается от сожаления, потихоньку сходит с ума…
«Канонада стихла, фронт спокоен, только потрескивают винтовки. Пули ложатся густо, это не беспорядочная стрельба, — обе стороны ведут прицельный огонь. Мне нельзя выходить отсюда.
— Я напишу твоей жене, — торопливо говорю я умершему. — Я напишу ей, пусть она узнает об этом от меня. Я скажу ей всё, что говорю тебе. Она не должна терпеть нужду, я буду ей помогать, и твоим родителям, и твоему ребёнку тоже...
Его куртка полурасстегнута. Я быстро нахожу бумажник. Но я медлю развернуть его. В нём лежит солдатская книжка с его фамилией. Пока я не знаю его фамилии, я, быть может, ещё забуду его, время сотрёт его образ. А его фамилия — это гвоздь, который будет забит где-то у меня внутри, так что его уж никогда не вытащишь. Она будет обладать властью вновь и вновь вызывать в моей памяти всё случившееся, и оно сможет тогда постоянно возвращаться — и опять вставать передо мной.
Не в силах решиться, я держу бумажник в руке. Он падает и раскрывается. Из него выпадает несколько писем и фотографий. Я подбираю их и хочу вложить обратно, но голод, опасность, неопределённость моего положения, часы, проведённые с мертвецом, — все эти гнетущие переживания довели меня до отчаяния. Я хочу ускорить развязку, усугубить мучения и разом покончить с ними. Так человек, у которого нестерпимо болит рука, со всего маху бьёт ею о дерево, — всё равно, будь что будет!
С фотографий на меня смотрят женщина и маленькая девочка. Это любительские снимки узкого формата, сделанные на фоне увитой плющом стены. Рядом с ними лежат письма. Вынимаю их и пытаюсь читать. Я почти ничего не понимаю, — почерк неразборчивый, к тому же французский язык я знаю неважно. Но каждое слово, которое мне удаётся перевести, вонзается мне в грудь как пуля, как нож.
Мой мозг перенапряжён. Но одно мне всё-таки ясно: я не посмею написать этим людям, хоть и собирался это сделать. Это невозможно. Я ещё раз смотрю на фотографии. Это небогатые люди. Я мог бы посылать им денежные переводы без подписи, — когда-нибудь потом, когда я буду зарабатывать. Я цепляюсь за эту мысль, в ней есть что-то такое, на чём можно хоть ненадолго остановиться. Этот убитый солдат связан и с моей собственной жизнью, поэтому, если я хочу спастись, мне надо сделать и пообещать всё; не задумываясь, клянусь я ему, что посвящу всю свою жизнь только ему и его семье; торопливо, брызжа слюной, я заверяю его в этом, а где-то в глубине души у меня таится надежда, что этим я откуплюсь и что, может быть, мне ещё удастся выбраться отсюда, — мелкая хитрость в расчёте на то, что там, мол, будет видно. И поэтому я раскрываю его солдатскую книжку и медленно читаю: "Жерар Дюваль, печатник".
Взяв у покойного карандаш, я записываю на конверте его адрес и потом вдруг поспешно засовываю всё это обратно в его карман.
"Я убил печатника Жерара Дюваля. Теперь мне надо стать печатником, — думаю я, уже окончательно запутавшись, — стать печатником, печатником..."
На исходе дня сослуживцы находят солдата.
«Это наверняка солдаты из наших окопов. Но я не выдаю себя до тех пор, пока не узнаю наших касок. Тогда я окликаю их.
Тотчас же я слышу в ответ своё имя: "Пауль! Пауль!"
Я окликаю их ещё раз. Это Кат и Альберт. Прихватив с собой плащ-палатку, они отправились искать меня.
— Ты ранен?
— Нет, нет.
Мы сползаем в траншею. Я прошу чего-нибудь поесть и с жадностью набрасываюсь на еду. Мюллер даёт мне сигарету. Я рассказываю в нескольких словах, что со мной произошло. Ведь ничего необычного тут нет; такие случаи нередки. Вся разница в том, что на этот раз атака началась ночью. А вот когда Кат был в России, так там он пролежал однажды двое суток по ту сторону русских позиций, прежде чем ему удалось пробиться к своим.
Об убитом печатнике я ничего не говорю.»
3 минуты
25 декабря 2023
282 читали