19 подписчиков
Почти три недели как не могут найти Алексея Навального — почти три недели в голове нет-нет, а мелькает: «Неужто убили?» То, что убить могут, не вызывает сомнений, но противоестественная — или сверхъестественная — надежда, которой человек никогда не обманут, а всегда жив, остаётся. Даже если надежды оказываются обмануты, надеющийся и действующий изнутри надежды — прав.
Интересно наблюдать, как русские люди доброй воли в целом терпеливо и с пониманием относились к виртуальным потокам ненависти украинцев, обращённых к ним как к представителям враждебной нации. А вот радость по поводу вероятной смерти Алексея Анатольевича оставила всех в гнетущем недоумении. «Наш человек» — это тот, кто свой, уже вне зависимости от идеологии. Он один оказывается ценнее навязанного чувства коллективной вины — и это добрый знак. Человек, образ его, всё ещё реальнее смуты пресловутых, тысячи раз упомянутых и описанных всем кому не лень симулякров.
Когда Томас Манн выступал против НСДАП и войны, он не становился автоматически коммунистом или ярым поклонником Советов. Так же и для всякого русского человека совершенно естественно не становиться украинствующим крипто-националистом: «свой» — это свойский, который ходил вот по этим же улицам, ездил вот по этим же городам, выступал вот на этой площади. Принадлежность, связывающая нас материальным миром, становится серьёзнейшим фактором, тем, чему стоит доверять, по мере того, насколько гностическим и манихейским становится социальный мир. Как бы ни желали обратного и глобалисты, и националисты, и левые всяких разных идеологических фасонов, а также гнилые громкоговорители из среды релокантов. Да, мы выступаем за общность «эпистемических классов», но в идеале там, где мы связаны знакомыми дорогами и архитектурными объятиями. Московитскими, имперскими, сталинскими — всякими. Иначе быть республиканцем в нынешних условиях можно было бы и в международном интернет-клубе по интересам.
Я не была активной сторонницей штабов Навального, не разделяю его мировоззрение, а на митинг вышла только тогда, когда он вернулся в Россию. Этический жест, реальное действие, подобное тому, которое должен совершить Геракл на распутье, оказался для меня значительнее всего прочего. Вернуться — ставка безрассудная лишь на поверхности, но в глубине своей, как я стараюсь верить, всякое подлинное этическое действие отпечатывается на целокупном состоянии нашего с вами космополиса. Что было неразумным — не составить вокруг себя сообщество людей, объединённых не просто работой, а общими интересами и согласием в вопросах права — слишком демократическими и либеральными были механизмы политического курса. Однако конкретный выбор конкретного человека остаётся значимым.
Крым — не бутерброд. Свобода — не пустое слово. Россия — Отечество. Смерть — неизбежна и побеждена.
2 минуты
24 декабря 2023