236 подписчиков
Умер Юрий Темирканов. Не знаю никаких подробностей, но предполагаю, что умер, как и жил, в одиночестве. Удалив себя из жизни за несколько лет до due date, перестав дирижировать и где-то появляться.
Он прекрасно чувствовал и умел передать в искусстве темные трагические тона, как Микеланджело. За этот дар он заплатил настоящими трагедиями: пережил жену, пережил сына. Помню, в каком-то стародавнем интервью журналист с панибратством, принимаемым в 90-х за свободу, принялся его расспрашивать: а где вы живете, в Лондоне, в Петербурге? А как? А что? И Темирканов на это ответил: Моя жена умерла. Почему-то я это помню. Такой лаконизм был в этом ответе, такая печаль.
Жена ушла и забрала с собой лучшую часть его жизни. Когда он был молодым, блестящим, ставил оперы Чайковского в Кировском театре, «любил женщин любовью не чинной», как сказал Окуджава про Пушкина, дирижировал в Лондоне, когда никто ещё там не дирижировал, попадал в какие-то дикие истории, ему все сходило с рук, дружил с Андреем Мироновым
и со всеми знаменитостями 80-х, обожал Товстоногова, подражал ему, низкий голос, «вкусный» акцент, медленная речь, дым сигареты. Был на ножах с Мравинским (Здравствуйте, Евгений Александрович, как здоровье? - Не дождетесь!), мечтал о ЗКР. Всё было впереди, так казалось. Понимал ли он, что именно тогда и жил свою лучшую жизнь?
Про его соперничество после ухода Мравинского с Марисом Янсонсом и про то, что оркестр выбрал Темирканова, к ужасу и непониманию Янсонса, все знают. Обоих уже нет. Но тогда время Янсонса только начиналось. Быть талантливым наполовину латышом, наполовину евреем в 90-е в мире было самое то.
А быть талантливым успешным кабардинцем в Ленинграде было круто и правильно раньше, при СССР. И враг был понятный - советская власть, Софья Власьевна. А вот когда её не стало… Быть кабардинцем в 90-х, когда автобусы, в которых возвращался из Пулково его оркестр, остановили «лица кавказской национальности» и ограбили музыкантов, стало мучительно. Быть кабардинцем в Европе в нулевых, куда он приезжал, чтобы продирижировать «Евгением Онегиным» и уезжал, узнав, что по замыслу режиссера Онегин с Ленским любовники и сцену ссоры разыгрывают в кровати, требовало мужества. Быть кабардинцем в Америке, где оркестр предпочел ему лишенную сотой доли его таланта, зато идеально политкорректную дирижерку Марин Алсоп, было безнадежно. И он что-то прокричал ей вслед, такое глупое и обидное, но это было уже не его время, его время ушло. Непонятно, где был враг, и что с этим делать.
Свою зрелость Темирканов встретил в двух мирах. Работа с ЗКР, гастроли, Чайковский, Рахманинов, Шостакович, Карнеги Холл, Музикферайн, - это был один доминион. Второй его надел лежал в Кабарде. Он проводил там недели и месяцы, общался с родней, содержал две деревни. Он все время возвращался туда, откуда пришёл. Потом он вставал и говорил, что нужно ехать зарабатывать деньги. А заработав, опять уматывал в горы, туда, где жило его сердце.
Смерть сына завершила и этот этап. О чем он думал в одиночестве длинными днями и ночами в последние годы в своей квартире с балконом, выходящим на Адмиралтейство? Вспоминал ли прошлое? Разговаривал ли с кем-то по телефону? Варил ли кофе? Хотел ли вообще чего-то? Вряд ли рассуждал о трагедии художника, но нам её своей жизнью и искусством, таким непокорным, прекрасным и неповторимым, показал. Спасибо за это.
2 минуты
7 ноября 2023