Когда в разговоре со мной кто-то с болью говорит о себе "Я такой, сякой, эдакий", то я радуюсь, потому что если человек признает свои погрешности, то он от них освободится. Как-то на Афоне я случайно набрел на хижину, в которой жил один человек вместе с кошками и собаками. Боясь пожара, он даже не зажигал огня для тепла. Этот человек был забыт и оставлен всеми! Мне стало за него больно, но, когда я стал выражать ему свое сочувствие, он ответил: "Не жалей меня, монах. Я должен помучиться. Если бы ты знал, сколько я всего натворил, ты бы меня не жалел. Для меня и те условия, в которых я живу сейчас, чересчур хороши". Но разве Бог не устроит спасение такого человека — какие бы грехи он ни совершил раньше? Недавно , когда я был в больнице, ко мне подошла одна женщина, руки которой были настолько исколоты от переливания крови, что на них было страшно смотреть! Там буквально не было живого места! "Во мне нет ничего доброго, — говорила мне она, — может быть, Бог пожалеет меня и возьмет в Рай. Ведь у меня есть такой-то порок, такой-то недостаток". — и она обличала себя в целой куче разных недостатков. Какой же тонкой работой по отношению к себе она занималась! Я не видел другого человека, находящегося в подобном состоянии!