19 подписчиков
«Украинский кризис — это не территориальный конфликт … речь о принципах, на которых будет базироваться новое мироустройство», — заявил на прошлой неделе Путин в рамках заседания клуба Валдай.
И в кои-то веки президент не соврал. Территория сама по себе действительно не является конечной целью ни одной «военной операции», начатой государствами. Территория — это главным образом арена для разборок между теми или иными навязываемыми картинами мира, и в ходе этих разборок государство пытается оправдать статус исключительной корпорации в обществе. Кровавая эскалация израильско-палестинского противостояния тому очередное подтверждение.
А вот в средние века война велась именно что за территорию. Какой-нибудь Карл V или Генрих VIII сражались друг с другом за право управлять той или иной провинцией и её жителями. И эта заявленная цель была понятна, осязаема и материальна (в отличие от всякого рода денацификаций и прав человека), и что самое важное — соответствовала реальности. Почему? Потому что в средние века война велась не от имени государства – его тогда ещё не существовало. Она была занятием аристократии, которая представляла исключительно собственные интересы и отстаивала собственное чувство справедливости. Государство же при поддержке концепции «народного суверенитета» преобразовало войны местного значения в войны тотальные.
Размывая различия между правителями и управляемыми, «демократия» укрепляет идентификацию сообщества с определённым государством. То есть государство неизбежно ведёт к национализму (а отнюдь не наоборот) — эмоциональной связи индивида с большими воображаемыми анонимными группами людей, на деле объединённых разве что одним цветом паспорта. Мотив для начала войны становится идеологическим — демократия, свобода, цивилизация, гуманизм, многополярный мир, денацификация и пр. Абстрактность целей подразумевает ситуативное наполнение содержанием, но реальным итогом для проигравшей стороны должна стать полная моральная капитуляция — безоговорочное принятие новой картины мира. А в случае дальнейшего сопротивления остаются репрессии, фильтрационные лагеря и прочие радости развитого государственного общества. Война действительно больше не является территориальным конфликтом – она давно стала битвой между различными формами жизни, итогом которой оказывается культурное подчинение.
Но самое страшное, что в условиях государственной демократии границы между воюющими и невоюющими сторонами стираются: ответственность, которую нёс лично правитель, как и его финансовые издержки, теперь принудительно перекладываются государством на всё общество. Это не конкретные президенты и их приспешники начали военные действия — война ведётся от имени всего народа. Абсолютно порочные феномены коллективной ответственности, войн на уничтожение и геноцида, известные XX-XXI векам, есть логическое продолжение государственной власти.
Надеешься остаться нейтральным? Но во времена всеобщей пропаганды национальной ненависти сохранить рассудок всё сложнее. Даже высказывание, направленное против повышения налогов для наращивания военного потенциала, преподносится как акт предательства. Семантическая революция, произведённая государственниками, только усиливает трагические последствия национальной ловушки: начальство и Родина в государстве оказываются синонимами.
Государство — это вампир, источником жизни которого является кровь людей, пролитая благодаря пропаганде представлений о другом как экзистенциальной угрозе — если не мы их, то они нас. «Сегодня наш многонациональный народ един, как никогда прежде», — реальное политическое единство подменяется заботой о физическом выживании. Государства сами создают проблемы. И решение – конечно, военное – якобы только в их руках. Но единственная проблема — это само государство.
3 минуты
10 октября 2023