Хочется поразмыслить на тему практики создания композиторами нескольких редакций одного и того же произведения. Например, Шостакович в своих воспоминаниях, записанных Соломоном Волковым, говорил, что когда он узнаëт о том, что у того или иного композитора есть двенадцать редакций одного сочинения, он невольно представляет себе, сколько других произведений он бы смог за это время написать. С другой стороны - более новая версия будет всегда учитывать недостатки прежней, почему раз уже композитор создал еë, то этим он как бы приглашает нас предпочесть еë предыдущим. Когда-то Лев Николаевич Наумов мне сказал: "Ну хорошо, интересный получился у Рахманинова финал в поздней версии Четвëртого концерта, с одной стороны обрезал многое, лишил еë сонатности, но с другой - получилась более современная, оригинальная форма". Так и есть, Рахманинов, заново редактируя собственные произведения, зачастую как бы "пододвигает" их стилистически ближе к тому времени, в котором продолжает жить и творить. Как бы перестраивает дом, оставляя в нëм прежних "жильцов", прежнее содержание. И в целом, похожие процессы мы наблюдаем во многих аналогичных случаях - есть "двойники" у рахманиновской Второй сонаты, у прокофьевских симфоний, бетховенских увертюр. Но иногда интересно задаться некоторыми вопросами относительно тех самых жителей этих прекрасных домов. Улучшается ли их жизнь с точки зрения не удобства но их собственных вкусов и идей? Хорошо ли чувствуют себя идеи и чувства одного года рождения в одеждах иных времëн? Насколько тот человек, который спустя годы прикасается к произведению дабы внести в нëм изменения, равен тому творцу, что сочинил его ранее? Действительно ли это тот самый композитор, тот же человек? Не начинает ли к этому времени его музыка жить своей отдельной и неприкосновенной жизнью? И не является ли таким образом вторая редакция, по сути, совершенно отдельным произведением на темы первого? Вопросы выглядят риторическими, а на самом деле - нет, они вполне конструктивны, и на них можно отвечать совершенно по-разному))