74 подписчика
Мало кто из святых православной церкви от IV до начала XX века мог выйти за культурный контекст своей страны и эпохи, и отсюда даже в святых обитала досадная узость. Святые этого периода, подобно другим людям, к примеру, считали, что важнейшее значение имеет только происходящее в их собственной стране, а все другие страны кри́вы и малозначимы по сравнению с их страной – даже святые за редким исключением не могли вернуться к изначальному христианскому пониманию, что у христианина нет на земле родины, да она ему на земле и не нужна.
Тот же Митрофан Воронежский принял статуи имитировавшие античность во дворце Петра I за реальных идолов и отказался войти во дворец царя, пока статуи не уберут. И здесь, в этом случае, Пётр проявил куда больше понимания чем Митрофан, потому что для Петра статуи были явлением культуры, а святой наделил их религиозным значением, которым, конечно же, статуи античных божеств уже не обладали. Кроме того Митрофан вообще был противником всего, что приходит с Запада, и здесь Пётр оказался куда прозорливей святого, не сумевшего оценить значения мировой культуры, что царь как раз сделать смог.
Такие настроения: ксенофобии, патриотизма по отношению к исключительно своей стране – были свойственны людям на протяжении более чем тысячи лет, и у святых того времени просто не было примеров, чтобы кто-то вёл себя по-другому и понимал христианство шире. Лишь XX век вернул христианство в его исконное понимание отделённости от всякого государства и всякой страны, в его небесное измерение, когда ценным оказывается именно Христос, а не какая-то страна: страны смертны, они смертны не только по отношению к вечности, но даже в истории. Те же шумеры страшно гордились своими городами-государствами, как и вавилоняне, а жители Римской империи считали империю куда более вечной, чем воздух и океан. Но все эти страны умерли, как умрут и все современные страны. А останется только то, чего коснулось дыхание вечности, что достойно быть в руке Христовой.
1 минута
17 сентября 2023