Сходила на днях на док «Прогулка по Кракову» с Романом Поланским в главной роли. Он слоняется по улицам родного города в компании друга детства, нынче нью-йоркского фотографа Ричарда Горовица. И тот и другой скоро будут праздновать девяностолетие, но энергии им не занимать. В первые же десять минут Поланский просит остановить машину, на которой они следуют из аэропорта - с целью «поправить макияж», а именно выщипать Горовицу волосы в носу. Затем, стоя на могиле отца, рассказывает курьезную историю его похорон - как еще в советские годы перевозил тело из Парижа в Краков при помощи бюро ритуальных услуг под названием «Бонго». На протяжении всего фильма режиссер язвит в адрес прошлого и связанных с ним сантиментов. Жизнь выдалась такая, что Поланский не стремится ничего вспоминать. Войну, как известно, он провел в подполе у сердобольных крестьян - мать погибла в Аушвице, отец сумел выжить в Матхаузене. Семью Горовица спас Шиндлер, хотя и Ричарду довелось посетить Освенцим. Ты с какого возраста себя помнишь - шутит Поланский - с гетто или с концентрационного лагеря? Затем они принимаются с большим аппетитом дегустировать на центральной площади сосиски. Все гениальное - просто, особенно если в кадре гений (извините). Вообще удивительно с какой невыносимой легкостью они болтают о (не)бытие при нацистах или погромах при коммунистах. Горовиц смеется, поравнявшись со своей школой: представляешь физрук был настолько идейным, что заставлял нас петь славословия Сталину на идиш. В финале, естественно под дождем, они молча разглядывают мокрый булыжник под ногами, за кадром звучат «Утомленные солнцем», в оригинале «Последнее воскресение». Много людей покончило с собой под эту музыку - замечает Поланский. Горовиц молчит - на секунду кажется, будто он жалеет, что они с Ромеком выжили. Если бы тебе выпал шанс снова прожить жизнь, но в точности такой, какой она и была, ты бы согласился? - интересуется Поланский. Нет уж, спасибо - отвечает тот. В общем, полное впечатление, что этому маленькому фильму удалось набрать скорость света. Поймала себя на мысли, что при всем желании и решимости, не могу осуждать Поланского с феминистских позиций. То есть могу, но через силу(