60 тыс подписчиков
«Итак, брачный контракт был подписан в самую последнюю минуту, у постели умирающей Кармелы, а Нулло, обезумев от горя, застрелил владельца фабрики, нарушавшего правила безопасности.
До этих последних кадров не понять было, куда течет сюжет. Теперь все обрело определенность. Итальянский фильм «Преступление во имя любви» мог бы стать лирической зарисовкой (двое юных, бедных, но счастливых в большом негостеприимном капиталистическом городе). Или трезвым социальным документом (дикость пережитков, перенесенных в современную жизнь нищими переселенцами из Сицилии).
Он вполне способен был стать исследованием незаурядного характера (несколько, правда, знакомого нам по другим ролям Стефании Сандрелли, в особенности по «Соблазненной и покинутой»).
Или даже обрести черты политической патетики (призыв к солидарности трудящихся перед лицом капиталистов и их прихвостней, всегда держащих сторону друг дружки).
Неся в себе черты и первого, и второго, и третьего, и четвертого, фильм все-таки по главным своим особенностям стал мелодрамой — не а ругательном, а в самом прямом смысле этого слова.
Шестидесятилетний Луиджи Коменчини — ветеран неореализма. «Хлеб, любовь и фантазия», фильм, поставленный им двадцать три года назад, обошел все страны мира.
В нем, в этом произведении, не было истовости других неореалистов — их крайности были как бы заземлены, усреднены в веселом и трогательном сюжете о деревенской, почти пейзанской любви. Картина опиралась не только на вековечные традиции фольклорного юмора, но и на точную рецептуру развлекательной беллетристики. Отсюда, от многочисленных продолжений этой ленты (и самого Коменчини) пошел «осторожный», «беззубый», «слащавый» неореализм, а позже так и коммерческий!
Иные времена — иные песни. Сегодня Коменчини открыто подражает другой, наисовременной модели суперфильма, разом соединив чуткость к меняющимся вкусам публики с прочными, неизменными приемами, всегда и везде гарантирующими успех.
Эту модель, эту последнюю формулу обнародовали американцы в «Любовной истории». Формула проста, как все гениальное. Надо, чтобы было двое юных, романтически любящих друг друга, чистых сердцем и пылких душой, и чтобы вокруг них был черствый, не понимающий их мир. Родители героя заражены эгоизмом богачей, родственники героини наделены гордыней бедняков. Опереться не на кого, и неопытные, трогательные герои должны выдерживать в полном одиночестве один за другим страшные удары судьбы, вплоть до смертельной, неотвратимой болезни девушки...
В самых различных модификациях формула эта возникает то на египетской земле, то в Западной Германии, то в далекой Аргентине, то в столь же далекой Индии (см. «Бобби», как раз идущий в нашем прокате).
Иногда дело кончается миром и счастьем, но гораздо чаще, как и в первообразце, героиня все-таки погибает, бросая тем самым последнее проклятие равнодушному и жестокому миру, в котором нет места чистым чувствам. Безутешный герой бродит, подняв воротник, по местам их недавних встреч...
Коменчини изготовил самый социальный, самый «неореалистический» вариант формулы «Love story». Его герой — рабочий, лидер профсоюза, а героиня — сицилианка, приехавшая вместе со своими родичами на заработки.
Семейство Нулло—потомственные, квалифицированные, высокооплачиваемые рабочие, уже развращенные цинизмом городской жизни, мещански преданные вещам.
Семья Кармелы заражена предрассудками деревни: брат ее, как заводная кукла, бормочет о «девичьей чести» и носится с большим кинжалом за каждым потенциальным соблазнителем.
Разница идеалов, привычек, даже диалекта (естественно, не чувствующаяся в дубляже) порождает рознь, да такую, что в любой момент может разыграться трагедия" (...) (Демин В. Хлеб, любовь и слезы // Советский экран. 1976. 16: 4-5).
Окончание этой рецензии здесь: dzen.ru/...140
3 минуты
2 апреля 2023
430 читали