'Наряду с явным трудолюбием у машин было и нечто более важное: рычаги и шестерни не поддавались искушению. Конечно, этим механическим добродетелям ничего не ставилось в заслугу, поскольку их соблюдение не требовало ни свободной воли, ни самообладания. Но тот факт, что у машин не было иного выбора, кроме как быть добродетельными, поразил ученых, с подозрением относившихся к возможностям собственной самодисциплины, как явное преимущество. Вместо свободы воли машины предлагали свободу от воли – от преднамеренных вмешательств, которые стали рассматриваться в качестве наиболее опасных проявлений субъективности. Машины не владеют теорией и не способны к спекуляции – тем лучше. Подобные изыскания были лишь первыми шагами по скользкому пути в направлении вмешательства. Даже в своих слабостях машины воплощали негативный идеал невмешивающейся объективности.'