Она была во всём права –
И даже в том, что сделала, –
А он сидел, дышал едва,
И были губы – белые.
И были чёрные глаза,
И были руки синие.
И были чёрные глаза
Пустынными пустынями.
Пустынный двор жестоких лет,
Пустырь, фонарь и улица.
И переулок – как скелет,
И дом подъездом жмурится.
И музыка её шагов
Схлестнулась с подворотнею,
И музыка её шагов –
Таблеткой приворотною.
И стала пятаком луна –
Подруга полумесяца,
Когда потом ушла она,
А он решил повеситься.
И шантажом гремела ночь,
Улыбочкой приправленным,
И шантажом гремела ночь,
И пустырём отравленным.
И лестью падала трава,
И местью встала выросшей.
И ото всех его бравад
Остался лишь пупырышек.
Сезон прошёл, прошёл другой –
И снова снег на паперти,
Сезон прошёл, прошёл другой –
Звенит бубенчик капелькой.
И заоконная метель,
И лампа – жёлтой дынею.
А он всё пел, всё пел, всё пел,
Наказанный гордынею.
Наказан скупостью своей,
Устал себя оправдывать,
Наказан скупостью своей
И страхом перед правдою.
Устал считать улыбку злом,
А доброту – смущением.
Устал считать себя козлом
Любого отпущения.
Двенадцать падает, – пора!
Дорога в темень шастает.
Двенадцать падает, – пора,
Забудь меня, глазастого!
Около минуты
2 декабря 2022