2 подписчика
С Богом! Продолжаю выкладывать тюремные рассказы из своей книги: Багульник", которая надеюсь, будет переиздана и скоро выйдет, не пройдет и года..
Наседка
В иных случаях, как говорят, бабушка надвое сказала, но тут сомнений не было, в тюрьме об этом знали все. В прогулочных двориках чуть не на каждом шагу стены были испещрены надписями: Гунтис Бутка — подсадная утка.
Складно выходило.
Бутка – это самая, что ни на есть фамилия. Родом он из небольшого городка Кулдиги, а от роду — лет тридцати пяти. Чахоточный и долговязый. Лицо темное, как у араба, по виду и не скажешь, что латыш. Но от горя почернел или от злобы на весь мир — не знаю, врать не буду.
Бутку посадили под меня. Он должен был докладывать о каждом моем слове. Для этого на утреннем обходе записывался на прием к врачу. Другие по неделям не могли попасть, а Бутку, что ни день, – вызывали.
Я прикидывался простачком и делал вид, что ничего не понимаю, верю Гунтису во всем, а он еле сдерживал ухмылку, чтобы не выдать себя с головой.
Зрачки у него были расплющены. Казалось, он смотрел вовнутрь себя и не тонул: душа была мелководной. Вброд перейти можно. По щиколотку будет, и то – вряд ли.
Передач от близких Гунтис никогда не получал. Родные на него давно рукой махнули. В маломестной камере мне одному носили регулярно. Я делился. Бутка каждый день от пуза ел мой хлеб и каждый день закладывал меня. Я думал про себя, чтоб ты подавился и терпел. Так мы и жили целый месяц бок о бок. До сих пор тошнит.
Братка
Братка по национальности цыган. Ростом невысокий, лицо будто закоптили, глаза шустрые, живые, а голос низкий и нахрапистый, так и кажется, что Братка перейдет сейчас на крик.
Братка вечно в поиске: он ищет, кого можно околпачить, у кого что выдурить, палец в рот цыгану не клади.
И еще он любит вспоминать, как сидел с Альфредом Рубиксом, бывшим лидером латвийских коммунистов. Где только разговор за Рубикса зайдет, Братка тут как тут.
— Мы с Петровичем сидели вместе. Рубикс в угловой хате был, номера не помню, там была четырехместка, но он сидел один, а мы были напротив, через продол, точно в такой хате, только вшестером.
Это было в 1994 году, зима еще была. Рубикс нам газеты подгонял, через баландеров. Мы их брали для сортира. Кто их на хрен читать будет? Тогда каждый день бухие были. Пьяный угар на тюрьме стоял. Спирту море было. Я на свободе так не пил. Спиться можно было. Жили весело жили. В гости друг к другу ходили.
Четвертый корпус весь был в дырках, в каждой хате «кабура» была, даже к смертникам пробили, но их перевели.
Хотели к Рубиксу долбить, кричим: «Держись, Петрович! Мы к тебе зайдем через чердак!» Он испугался и кричит: «Не надо! Не делайте этого!» Мы не стали. Спросили денег у него. Он десять латов вечером, по ужину, через баландера подогнал. Потом еще хотели к нему лезть, он опять от нас откупился, а больше мы наглеть не стали. Он мастюху все-таки держал и многие его уважали. Только плохо, что он красный, как пожарная машина, ха-ха-ха…
Любой свой монолог заканчивает Братка смехом.
А Рижская тюрьма тогда на самом деле была проходным двором. Зэки умудрялись даже забредать на пищеблок и угрозами сварить живьем нагоняли жуть на поваров.
2 минуты
27 ноября 2022