Короткие рассказы

«Меня больше всего интересует человек, который способен пожертвовать собой, своим образом жизни — неважно, ради чего приносится эта жертва: ради духовных ценностей, или ради другого человека, или ради собственного спасения, или ради всего вместе. Такое поведение по своей природе исключает все те эгоистические побуждения, которые обычно считают лежащими в основе «нормальных» поступков; оно опровергает законы материалистического мировоззрения...

Курт Воннегут однажды сказал, что хочет, чтобы его романы «захватывали людей до того, как они станут генералами, сенаторами и президентами», «отравляли их умы человечностью. Побуждали их создавать лучший мир». Вот семь способов, которыми он оправдал эти стремления. автор: Дастин Гриннелл В некрологе писателю Курту Воннегуту, опубликованном в Los Angeles Times, Элейн Ву назвала Воннегута «американским оригиналом, которого часто сравнивают с Марком Твеном за видение, сочетающее социальную критику, дикий черный юмор и призыв к элементарной человеческой порядочности»...

Людвиг Ашкенази «Яйцо» Жил человек по фамилии, скажем, Покштефл. Ходил до войны в гимназию, и даже в классическую, и посему полагал, что смыслом жизни является знаменитое изречение carpe diem. Других латинских изречений он не помнил, но зато урывал от жизни сколько мог. Он легко и бурно развлекался за чужой счет; больше всего ему нравилось звонить по телефону незнакомым людям и дурачить их. Например, выдавал себя за контролера телефонной сети и заставлял простодушных старушек, которые были дома одни, измерять сантиметром телефонный провод от стены до аппарата...

Первая мысль, когда я всегда захожу в лифт: «Когда мы выберемся». Никакого философского смысла я не вкладываю. Я просто хочу, чтобы это вынужденное уединение закончилось прямо сейчас. Еще больше меня смущает любое соседство в маленьком закрытом пространстве. Моими спутниками оказались охранник и слесарь. Они о чем-то разговаривали, смеялись. Я услышал только конец беседы: «Помнишь, как раньше лифты останавливали...» Слесарь три раза подпрыгнул и лифт остановился. «Разрешите поинтересоваться, зачем вы...

Владимир Сорокин В черной от копоти, видавшей виды печурке звонко потрескивали дрова, из полуприкрытой чугунной дверцы полыхало пламя, бросая янтарные отблески на лица геологов. Соловьев в последний раз затянулся папиросой и сунул окурок в оранжевую щель. Сидящий рядом на низеньком кедровом стульчаке Алексеев поигрывал широким охотничьим ножом, монотонно втыкая его в сучковатое полено. Соловьев вздохнул и встал, едва не коснувшись вихрастой головой прокопченного потолка зимовья: — Нет, ребята. Решать надо сегодня...