Автор ДЗЕН | РАССКАЗЫ

Детство Алексея прошло в маленькой деревне на краю области, где дома стояли вразброс, будто их разбросал великан, а дороги летом пылили, а зимой зарастали снегом. Отец умер рано, оставив мать с тремя детьми и долгами. Она работала уборщицей в школе, и Алексей с братьями часто слышали, как она шепчет по ночам: «Не приведи Господь детям такую долю». В пятнадцать лет Алексей впервые понял, что такое стыд. Его вызвали к доске решать уравнение, а он забыл формулу. Учительница, женщина с лицом, похожим на скомканную газету, сказала: «Ты как твой отец — ни на что не годен»...

Утро началось с пронзительного звонка будильника в пять утра. Марина приподнялась на локте, чувствуя, как ноют мышцы спины после вчерашней ночной смены. Рядом на подушке остались мокрые следы — трехлетняя Маша опять плакала во сне, зовя папу.  Первым делом открыла телефон, много уведомлений. Многочисленные группы школа, садик, работа. Открыла фотоальбом, руки сами потянулись полистать воспоминания . Перед глазами — мерцающие пиксели. Она нажимает «воспроизвести», и вот оно — их семейное видео пятилетней давности...

Солнце медленно поднималось над тихим городком, окрашивая крыши домов в золотистые тона. Утро начиналось с привычного шума: где-то звякнуло ведро, соседский кот пробежал по забору, а вдалеке послышался смех детей, спешащих в школу. В этом маленьком уголке мира, затерянном среди лесов и полей, время текло иначе — неспешно, словно ручей, который неспешно петляет между камней, не зная суеты больших городов. Здесь жили те, кто уже многое повидал, кто научился находить радость в мелочах и ценить каждый день как подарок...

Рассвет застал меня у окна. Как всегда. Сижу, смотрю, как солнце медленно поднимается над лесом, будто старику тяжело встать с постели. Рука сама тянется к телефону — чертовски неловко, что пальцы дрожат. «Скоро Пасха», — думаю. Надо бы позвонить детям. Всем троим.  — Алло, Маша? Это папа. Как ты? — голос хриплый, будто не своим горлом говорю.  — Пап, ты уже встал? — дочь смеётся, но смех какой-то усталый. — У нас тут аврал на работе, проект горит… Может, в следующий раз?  «Следующий раз». Слышу это уже третий год...

Летнее солнце пекло нещадно, и даже куры, обычно суетливые, сидели в тени под крыльцом, распустив крылья. Бабушка Мария стояла посреди своего огорода, уперев руки в бока, и смотрела на кусты помидоров, которые, по её мнению, поливали «не так». Рядом, опустив голову, переминался с ноги на ногу её внук Антон.  — Ты что, Антоша, совсем рук не имеешь? — голос бабушки звенел, как ржавая пила. — Корни-то залил! У тебя что, глаз нет?  — Баб, я ж старался… — начал было Антон, но она перебила, тыча пальцем в землю:  — Старался! Ты бы ещё ведро на морковку вылил — тоже старание!  Антон вздохнул...

Рассвет застал бабушку Лиду на кухне. В окно билось первое солнце, золотя края половика и отражаясь в начищенных до блеска медных кастрюлях. На столе горкой возвышались куличи — два больших, с изюмом и цедрой, и три маленьких, для внуков. Рядом лежали крашеные яйца: красные, желтые, с узорами из листьев, которые она собирала в саду еще с осени. Запах ванили и корицы витал в воздухе, но сегодня он казался горьким.  — Опять одна… — прошептала Лида, проводя ладонью по скатерти, будто стирая невидимые крошки...

— Андрей, ты уверен, что не передумаешь? — Лена подняла на меня глаза, в которых читалась тревога, смешанная с усталостью. Мы сидели на кухне, за столом, заваленным счетами и детскими тетрадями. За окном моросил ноябрьский дождь, отбивая ритм по подоконнику.  — Нет, — я отодвинул чашку с остывшим кофе. — Ты же видишь, как я там задыхаюсь. Собрания, планы, эти вечные «квартальные показатели»… Словно белка в колесе.  — А если не получится? — её голос дрогнул. — Костя в школе на ремонт собирает, Маша в университет поступать хочет…  Я провел рукой по лицу, чувствуя щетину трехдневной давности...

Зима навалилась на село Заборье с неистовой силой. Ветер выл в трубах, заносы подпирали окна, а электричество мигало, словно маяк в шторм. Иван, крепкий мужчина лет пятидесяти с лицом, изрезанным морщинами, как кора старой березы, шагал по сугробам с лопатой на плече. У крыльца соседкиного дома, покосившегося под тяжестью снега, он остановился. — Мария Петровна! — крикнул он, стуча в дверь. — Опять крыша течет? На пороге показалась хрупкая женщина в старом платке, прижавшая к груди шаль. — Иван, голубчик, — вздохнула она...

Стенные часы в прихожей тикали слишком громко. Иван Степанович лежал на продавленном диване, укрывшись истончившимся от времени пледом, и считал секунды. Каждый удар маятника отдавался в висках тупой болью. Он знал, что если прислушаться, то можно различить ещё один звук — тихое поскрипывание половицы у окна. Там, в углу, стояла фанерная коробка с орденами. Среди них — медаль «За отвагу», потёртая, с облупившейся эмалью. Рядом лежала фотография жены, Марии. Улыбка её была такой же тёплой, как в тот день, когда они поженились в сорок пятом, среди развалин, под грохот отдалённых взрывов...

Солнечный луч скользнул по занавеске, освещая лицо Марины, которая тихо перебирала документы на кухне. Рядом, за заваленным посудой столом, Алексей, её муж, хмуро листал газету. Тишину нарушал лишь шелест страниц и звон ложки о чашку.  — Ты сегодня рано, — бросил он, не поднимая глаз.  — Да, совещание отменили, — ответила Марина, стараясь не замечать его тон.  Он резко захлопнул газету, и она вздрогнула.  — Опять с этим... как его... Дмитрием работала?  — Климовым? Он мой коллега, Лёша.  Его пальцы сжали край стола...

Наташа смотрела на телефон, когда снова увидела имя «Александр». После развода она думала, что всё закончилось. Но он продолжал звонить, врываться в её жизнь и манипулировать всеми, кого она любила — особенно Машей. — Привет, — сказала Наташа, стараясь скрыть раздражение.  — Ну, как там наша принцесса? — Александр говорил медленно, словно разговаривал с ребёнком. — Машенька не спрашивает про папу?  — Спит, — коротко ответила Наташа.  — А ты точно алименты на неё тратишь? Или опять на свои шмотки? — Он фыркнул...

Лето 1998 года. Алина, двадцати пяти лет, стояла у барной стойки ночного клуба «Эльдорадо», смеясь над шуткой Макса, своего тогдашнего парня. Ее рыжие волосы рассыпались по плечам, а в глазах горели огни танцпола.  — Дети? — фыркнула она, когда Макс, слегка пьяный, спросил, не пора ли им «завести малыша». — Ты что, с ума сошел? Я только начала жить! Карьера, путешествия… А ты предлагаешь менять памперсы?  Они расстались через месяц. Алина не жалела — ей было чем заняться. Работа в рекламном агентстве, поездки на выходные в Прагу с подругами, вечеринки, где музыка гремела до утра...