Стройбат конца 80-х

Разными они были, ох и разными, хотя служили в одной части и жили в Москве. Рожа старшины моей второй роты просила кирпича уже с первого взгляда. Выглядел он хитрющим и вороватым, каким, собственно говоря, и был на самом деле. Он давал солдатикам закурить со словами «Кури, кури, может, скорее сдохнешь!» и в самом начале моей службы содрал с меня червончик, за форму, которую украли у второго дневального во время моего дежурства в «карантинной» пятой роте. Ну, не сука ли? Облапошили несчастного духа, а он заработал на этом десятку...

Судя по всему, отцам-командирам было вообще не до нас, болезных. Каждый из них крутился, как мог, пытаясь выжать как можно больше из возможностей, предоставленных им службой в Москве. Ну, а солдаты, которых заставляли выполнять самые грязные и низкооплачиваемые работы пользовались тем, что офицеры пускали все на самотек. Последние полгода службы главной моей целью было как можно меньше работать, и как можно больше гулять по Москве. Других вариантов не имелось – долг по хозрасчету давно завел меня в минус и даже самый ударный труд не мог ничего исправить...

Трудно, ох и трудно проходили политзанятия в моем стройбате. Потому, что убеждать солдатиков в том, что они служат в непобедимой и легендарной армии, используя старые, покрытые пылью и паутиной лекала, было уже нельзя. Советский Союз уверенно двигался к своему развалу, начинался парад суверенитетов, выводились войска из Афганистана, Москва бурлила, расцветала желтая пресса, крывшая в хвост и в гриву все достижения социализма, не отставали от нее «Огоньки» и «Комсомольские правды». Часть тех, кого...

Есть у Есенина такой сборник «Москва кабацкая». А я хочу порассуждать на тему «Москва солдатская». Бывая в белокаменной, обращаю внимание на солдат. Ходят. Но, как мне кажется, сейчас их гораздо меньше. Возможно, из-за того, что мы, друзья, служили в СССР. Сейчас вспоминаю, что в Москве образца 87-89 яблоку негде было упасть из-за служивых. Солдат на солдате сидел и солдатом погонял. А тут еще и специфика нашей стройки на Комсомольском проспекте. До военной академии – рукой подать. Потому офицеров тоже – пруд пруди...

Все мы скучали по дому. Все хотелось узнать, что там и как. Больше всего этого хотелось в первое время. Но, сука, как раз-таки в первое время возможности наши были ограничены. А так… Ну, во-первых почта. Узел связи был в парке, метров двести всего от ограды части – прыг-скок и ты уже там. Однако для этого требовались навыки, а они приходили только с опытом. Мои первые посылки на почте забирал мой первый командир отделения, переводы – тоже. Он брал за это неимоверно большой процент и объяснял это великими трудностями с получением корреспонденции...

Сразу оговорюсь: я не расист. И вполне себе ровно отношусь к людям с другим цветом кожи, с другим вероисповеданием и так далее. Правда, при одном условии: они, точно также, должны уважать мою национальность и мою религию. В стройбате довелось столкнуться с людьми разных национальностей. Были среди них и просто отличные ребята, которые стали моими друзьями. Но имелась прослойка тех, кто всем сердцем ненавидел славян и использовал армию для того, что вдоволь наиздеваться над белой расой. Эти напрямую говорили, что мы «джафиры», «гяуры» - неверные...

Почему я запомнил, что это парень был из Намангана? Все просто: под конец службы, он заказывал у меня дембельский альбом и я часто рисовал в нем помимо телок и бутылок красочную, объемную надпись «Наманган». А вот имя и фамилию этого узбека я забыл. Да и неважно это. Был этот парень не то, чтобы полным, а этаким упитанным, плотненьким, невысоким, но широкоплечим. Постоянно улыбался. Причем очень застенчиво. Короче располагал к себе. И вот однажды утром, в роте раздался вопль одного чеченца. Все сбежались узнать, в чем дело и охуели от новости: ночью у грозного горца сняли с руки часы...

Может быть, никаким отморозком он и не был, но, лично мне, внушал благоговейный трепет. Встречал я этого парня в первые полгода своей службы. Можно понять, почему для меня «духа» этот товарищ выглядел, как пришелец с другой планеты. С одной стороны я – зашуганный бывший студентик, а с другой он – выходец из дисциплинарного батальона, дослуживающий оставшиеся до дембеля месяцы. Да, было такое. Не знаю, как в других местах, но в Московском военном округе если тебя отправляли в дисбат после года службы, то оставшийся год было положено отслужить после отбытия наказания...

Об этом парне я уже упоминал – Тахир был первым представителем моей части, которого я встретил на Белорусском вокзале. Он залез в грузовик и уселся у переднего борта. Кто-то шепнул мне тогда на ухо: - Ну, вот и первый чурка… Я кивнул, понимая, в какой замес попал. Тахир был на самом деле чуркой. В самом что ни на есть классическом понимании этого слова – впитал все худшее, что было в парнях из Средней Азии. По-моему, славян он ненавидел на генетическом уровне. Предельно узкоглазый и широкоскулый, с темной кожей, он был весь какой-то дерганый, взвинченный...

Возвращаемся к теме сапог. Так вот - стройбат штука хозрасчетная. За одежду и еду надо платить. Пиздец, какая армия! Капец, какой священный долг! Дружба дружбой, а табачок – врозь. Сапог на два года нашему брату полагалось аж две пары. Для справки: лично я износил, не до дыр, конечно, пар этак десять. Сами думайте: в сапогах ты вечно – и на стройке, и на плацу. В шлепках только утром и вечером. Изнашиваются они, бляха-муха, еще как изнашиваются. Приходилось покупать сапоги у «красначей» в Хамовнических казармах...

О, сколько воспоминай связано с этой обувкой! Сколько радостных и грустных моментов пришлось пережить. Я – житель городской, поэтому о сапогах до армии имел очень примерное представление. Помню, постоянно носил их мой прадед, который очень гордился тем, что в своё время работал официантом в Питере и однажды лично обслуживал самого Григория Ефимыча. Говорил, чаевые у Распутинв были охрененные. Ну, а я получил свои первые сапоги и портянки к ним в первой своей солдатской бане, когда оставленная нами,...

До сих пор жалел, что не использовал свой шанс двухгодичного пребывания в Москве, чтобы остаться там. Например, жениться на москвичке. Потом попытаться перевестись в какой-нибудь самый захудалый, но московский ВУЗ, на третий курс. Тянуло меня в родной Могилев, ох, как тянуло. А теперь вот не жалею. Остался бы я там, как раз в лихие 90-е и неизвестно что случилось бы. Мне тут рассказали в «Одноклассниках», про аварца Руслана, из моей роты. Последнее известие о нем получил давным-давно. Мол, Руслан подался в метростроители...