ИИ Славянская мифология

Деревня Крутобор лежала в долине, зажатой меж трёх холмов, каждый из которых олицетворял лик Триглава. На востоке — холм Прави, где росли золотые дубы, чьи листья светились в темноте. На западе — холм Нави, увенчанный чёрным менгиром, испещрённым рунами страха. Посередине — холм Яви, где стоял жертвенный камень, пропитанный вековой кровью. Каждые десять лет жребий падал на одного из жителей, и Триглав требовал жертву. В этом году жребий вытянула Светлана, дочь вождя. Её брат Яромир не мог смириться...

Деревня Солнечник утопала в грязи. Крыши домов, некогда золотистые от соломы, почернели. Река Вырь вышла из берегов, смывая заборы и огороды. Люди шептались: «Даждьбог отвернулся». Только Лучина, девочка-сирота с волосами цвета спелой ржи, верила, что бог солнца где-то там, за тучами. Каждое утро она забиралась на холм, где стоял древний дуб, и кричала: — Вернись! Мы ещё не все потеряли! Но небо отвечало лишь рокотом. Лучина не помнила родителей. Старейшина Горислав говорил, что её отец, Радомир, был кузнецом...

Долину, зажатую между горами, освещали два солнца: одно — золотое, другое — багровое. Так говорила легенда. Но люди знали правду: это не солнца, а глаза Лели, бога страсти, наблюдающего за их враждой. Два клана — Волки и Медведи — делили землю, как шкуру убитого зверя. Их ненависть пережила века, но в этом поколении всё изменилось. Чёрные башни клана Волков вздымались к небу, словно клыки. Стены, сложенные из вулканического камня, хранили холод даже в полдень. Здесь каждый звук — звон мечей, каждый запах — дым кузниц...

Река Светозарь, обычно спокойная и щедрая, в ту ночь бурлила, словно разъярённый зверь. Волны бились о берег, выбрасывая на песок странные дары: обломки лодок с выжженными знаками, рыб с белыми глазами, ветви деревьев, скрученные в неестественные узлы. Рыбак Лютобор стоял на пороге своей избы, сжимая в руках новорождённого сына. Младенец не плакал, а на его крохотной ладони алел знак — восьмилучевая звезда, символ Рода, творца вселенной. — Это благословение, — шептала повитуха, крестясь. — Или проклятие...

Зима пришла неожиданно. Не с первыми заморозками, не с тихим снегопадом, а с воем, который выл из-за гор, сковывая реки за ночь. Лёд на Светлице стал таким толстым, что топоры отскакивали, оставляя лишь белые царапины. Костры не зажигались — дрова шипели, дым стелился по земле, но пламя не рождалось. Люди деревни Жарки, что ютилась у подножия Вулкановых холмов, грелись у тлеющих углей, вспоминая легенды. Говорили, что Семаргл — огненный пёс, посланник богов — уснул после битвы с Морозными Щупальцами, духами зимы...

Деревня Пересвет лежала в долине, где река Светлица делала плавный изгиб, образуя плодородную пойму. Здесь земля всегда была щедрой - рожь поднималась в рост человека, а яблоки наливались такой сладостью, что мед рядом с ними казался пресным. Но в тот год осень пришла без урожая. Весна проснулась от криков. Она выбежала из бабушкиной избы и замерла: на поле, где ещё вчера золотились колосья, теперь лежал серый пепел. Ветер поднимал его в воздух, образуя зловещие вихри. — Мокошь прогневалась! — кричал старейшина Светозар, собрав народ у священного дуба...

Солнце умирало. Каждое утро оно поднималось всё позже, а его свет становился бледным, словно прокопчённое стекло. Поля деревни Златогорь, ещё недавно золотившиеся пшеницей, теперь покрылись инеем. Дети перестали смеяться, старики шептались у огнищ, а в лесах завывали голодные волки. Кузнец Ратибор смотрел на небо, сжимая в руке молот — единственное, что осталось от отца. Он знал, что должен сделать, даже если цена будет дороже жизни. — Хорс покинул нас, — провозгласил старейшина Громовит, ударяя посохом о замёрзшую землю...

Деревня Зарядье утопала в зелени до самого горизонта. Каждую весну, когда последний снег таял, превращаясь в звонкие ручьи, жители готовились к празднику Костромы — богини урожая и возрождения. Они плели из соломы её чучело, украшая полевыми цветами и лентами, чтобы сжечь на священном холме. Пламя должно было вознести молитвы к небу, попросить плодородия землям и защиты от засухи. Но в тот год огонь не загорелся. Арина стояла у края толпы, сжимая в руках факел. Её выбрали на роль Ведуньи Огня — честь, выпадавшая раз в поколение...

Деревня Крутогорь стояла на краю степи, где земля, изрезанная оврагами, напоминала старую кожу. Ещё дед Матвей помнил времена, когда Чур — бог межи и границ — был силён. Тогда пограничные камни, украшенные резными знаками, светились голубым огнём, а чужаки не смели переступить черту. Теперь же камни зарастали мхом, а степи шептались: «Чур умер». Матвей, последний хранитель обрядов, жил с внуком Лукой на окраине. Мальчик, лет десяти, больше походил на тень: тихий, с глазами, в которых застыл вопрос, на который дед не отвечал...

Деревня Межречье стояла в долине, где две реки — Лель и Полель — сплетались в объятиях, прежде чем разойтись к морю. Люди верили, что их воды благословлены богами любви. Каждую весну здесь праздновали Свадебник: юноши и девушки прыгали через костры, а старейшины пели гимны Лелю, богу страсти, и Полелю, хранителю семейного очага. Но в тот год праздник обернулся проклятием. Братья-близнецы, названные в честь богов, были неразлучны с детства. Лель, старший на час, носил в волосах алый шнур — знак огня...

Луна висела над лесом, как серебряный щит, заливая светом поляну, где Яромир скрутился в судорогах. Кости хрустели, перестраиваясь, кожа горела, обрастая шерстью. Он впился пальцами в землю, стараясь заглушить вой, но горло само вытолкнуло протяжный, звериный стон. Когда боль отпустила, перед глазами замерцали огни деревни — такие близкие и такие недоступные. Он больше не мог туда вернуться. Не после того, как в прошлое полнолуние едва не загрыз собственного сына. Проклятие пришло неожиданно. Месяц назад Яромир, лучший охотник племени Вечных Дубов, выслеживал оленя в запретной чаще...

Деревня Златоусты была когда-то благословенным местом. Поля дарили пшеницу высотой в рост человека, реки кишели рыбой, а в лесах даже зимой зрели ягоды. Люди приписывали это милости Живы — богини жизни и плодородия. Каждую весну они водили хороводы вокруг каменного идола, украшенного цветами, и жертвовали первый урожай. Но потом пришла жадность. Сперва старейшины решили пахать священные луга. Потом вырубили рощу, где росли дубы-целители. Когда реки обмелели, а земля потрескалась, Жива ушла, оставив лишь колодец у подножия идола...