Александр Баунов

У Бориса Кагарлицкого, которому вместо очередных семи лет за дискредитацию фейков об оправдании терроризма дали штраф после этапа полугода в СИЗО был особенный ресурс - зарубежное левое антиимпериалистическое движение. Не то чтоб режим избегал противоречий, он из них соткан, но изображать главных антиимпериалистов и сажать одного из немногих подданных, известных среди мировых борцов с западным империализмом это особенно наглядно наплевать в собственный ботинок. О быстром поступлении сигнала сверху свидетельствует разница между запросами обвинения и приговором. У других политических заключенных как демократического, так и националистического направления такого ресурса нет.

С предложением Путину идти на выборы выступил представитель новых территорий. Сознательно или интуитивно в Кремле почувствовали, что только для них в возможности голосовать за Путина есть некоторая политическая новизна, эмоциональное наполнение, общественная свежесть, ведь там голосуют за Путина в первый раз. Представьте, что вы житель Донецка, нелояльный украинскому государству, а вам все время приходится выбирать между нелюбимыми политиками, потом голосовать за каких-то местных, в то время как совсем рядом люди голосуют за Путина, и вот наконец. Именно поэтому с предложением идти на выборы выступает тот, кому поставить галочку напротив фамилии Путин доведется впервые, и он же завершает беседу. Это буквально как в титулах средневековых монархов — вообще-то во главе империи это Карл Пятый, но у нас в Леоне и Кастилии это первый Карл. В то время как для жителей старых территорий, даже ультра-лоялистов пятое избрание Путина все равно рутина, поэтому даже в лоялистской среде эту цифру пять сложно спрятать от себя и друг друга в этом для кого-то первом разе. «Новые территории» к тому же ценный выборный ресурс, такой же как «электоральные султанаты», ведь никто точно не знает, сколько там проживает избирателей, сколько надо, столько и проживает, а наблюдатели работают по законам военного времени. В остальном, процесс выдвижения — классический авторитарный спектакль, тоже со средневековым оттенком, когда представитель цехов (врачи, учителя, от промышленности) и вассальных территорий (от Донбаса, от Чечни), а также внецеховое зависимое население (жены, вдовы, представители детей) просят правителя не покидать. В рамках этого спектакля есть место и для ритуального отказа, который в этот раз исполнен в мягкой форме — дважды Путин сообщает что у него на этот счет «были разные мысли». После чего просящие облегченно вздыхают, что помогли правителю преодолеть это внутреннее разномыслие и принять единственно верное решение. Оговорка про разные мысли — ответ на собственные прежние высказывания, находящиеся в публичном доступе, о том, что бесконечного правления не будет. Она же — классический дисклеймер при узурпации: не так мне нужна эта власть, но обстоятельства складываются, а народ просит. Она же — весьма традиционная игра с высшими силами, наподобие словесной жертвы: не я для себя беру, на меня ради других возлагается, вы же сами высшие силы и возлагаете наперекор личным сомнениям. Наконец, это игра в поддавки с собой: ощутить, что пересечение и так максимально отодвинутого конституционного порога дается не без труда, не без сомнений, а значит есть и трезвость, и совесть, и правосознание, просто историческая необходимость сильнее. С момента обнуления сроков было понятно, что Путин пойдет на переизбрание. У такого серьезного нарушения духа конституции и всей прежней идеи государственного строительства слишком высокие репутационные и правовые издержки, чтобы идти на них просто так или дарить их результат кому-то другому. Без сильных республиканских ограничителей случаи добровольного оставления власти редки.  Тем не менее правителю хочется показать подданным, что он как универсальная сущность носит все возможные ограничители и институты в себе, поэтом бояться его не надо, и если некоторые из них приходится отключить, то только ради подданных, а не ради себя. В этом цель публичного предъявления властителем своих сомнений.

По-поводу объявления ЛГБТ экстремистским движением. Понятно, что это в который раз желание правящего класса сплотиться с народом перед выборами. Легитимации общей неприязни к стигматизированным чужим — самый удобный для элиты мостик между ней и народом. Ты как бы ничем с ним не делишься кроме этой общей неприязни, но в итоге вы — такие разные по образу жизни и по возможностям — оказываетесь вместе. Удобно и недорого. Это и желание угодить диктатору, картинно поборовшись с его излюбленным врагами в рамках его любимой повестки — той же демографической или про ценности. Безусловно, предварительно согласованное с ним же. Надо держать в голове несколько рисков. Во-первых, понятие длящегося преступления. Им, бывает, пользуются даже в правовых государствах. Например, что-то висит в соцсети, там радуга или какой-то текст, или поддержка чьего-то каминг-аута. И может наступить этот правовой перфект. Опубликован-то он до принятия закона, а висит и продолжает быть виден неограниченному кругу лиц — после. То есть преступление вроде совершено до, и обратной силы не, ан нет — оно продолжает совершаться. Второе, как во многих репрессивных законах последнего времени, — неопределенность содержания рождает неопределенность применения. Поскольку никакого движения ЛГБТ нет, а есть совокупность разных действий самых различных организаций, компаний и частных лиц, предпринятых в самое разное время и по разным поводам, неясно какое из них и при каких обстоятельствах будет принято за действие «движения ЛГБТ» — от чистого активизма (который уже почти невозможен) или комментария к этому самому закону до публикации книги, в то числе и научной, личного инстаграмма, сценического костюма или режиссерского решения (Тетя, здрасьте) до воспитания детей в де факто однополой семье или работы тату и пирсинг салона, где проколют ухо юноше. Особенно если салон не поделится с участковым. В отношении публичных людей решение будут принимать на высоком уровне, а вот жизнь обычных граждан — пространство экспериментов для низших полицейских чинов.

Три главных достижения умершего недавно Киссинджера — это, видимо, разрядка между СССР и США в начале 70-х, признание Китая и завершение вьетнамской войны. Все три выглядели изнутри времени отступлением перед коммунистами. За этими компромисами однако, проглядывает твердая вера в то, что свобода не просто лучше, но и сильнее, перспективнее, привлекательнее, соблазнительнее не свободы. Поэтому необязательно испуганно обороняться словно ты в осажденной крепости без припасов, еще миг, и все пропало. На самом деле, осаждающий здесь ты. Конечно, это была разрядка со страной, которая только что ввела танки в Прагу, уступка красному северу Вьетнама капиталистического юга (а вдруг там была бы еще одна Южная Корея), признание и допуск в Совбез ООН китайского маоистского режима, который только что морил голодом миллионы сограждан, линчевал на площадях собственную интеллигенцию и не возражал против третьей мировой войны. Вдобавок это признание предполагало и определенную степень предательства по отношению к друзьям и союзникам на Тайване . Все эти достижения выглядят вполне аморально, если не брать во внимание конечный результат. Но со времени когда Киссинджер возглавлял американскую внешнюю политику прошло меньше 20 лет и Прага была свободным капиталистическим западным городом в единой Европе . Объединившийся Вьетнам остался под властью номинальной компартии, но превратился в рыночную страну с диверсифицированной экономикой и темпами роста уже много лет близкими к мировым максимумам, а иногда и просто максимальными. У этой страны хорошие отношения с США и во внешней политике она ценный партнер по сдерживаю амбиций Китая в Азии. И важно, что многие из тех, кто занимаются этой самой рыночной экономикой и внешней политикой попросту остались живы из-за окончания войны. Сам же Китай десять лет спустя после приезда Никсона принял программу рыночных реформ и западные инвестиции, тоже стал капиталистическим и мировой фабрикой, переоделся, и теперь, насытившись отраженным светом, начинает испускать свой, уже менее отраженный (это не про ковид) и превращается в конкурента — хоть совсем не в том смысле, в каком революционный Китай Мао. Россия, которой тогда пришлось уступать тоже исчезла, подружилась, поссорилась, опять ввела войска и теперь всячески дает понять — вы же помирились с нами после Праги, давайте уже и после Мариуполя. Но того СССР, которым пугали Киссинджера, тоже уже нет. На этом следующем витке патриарх Киссинджер и ушел, не придумав для нового мира, новых решений. Да и полномочий не было. А про те старые, ведь не скажешь, что он заранее знал, что все так и будет, — такого невозможно знать. Просто был уверен в конечных преимуществах того устройства жизни, от имени которого выступал на переговорах. И что так или иначе эти преимущества себя проявят.

Показали хорошую вещь. В СССР и в 90-е была поговорка, что из российских проблем есть выход, вернее три — Шереметьево, Домодедово и Внуково. Про выход шутили, а про вход забыли. А это важнее выхода. И вот оказывается есть портал вход — пока про семь стран, включая такие важные как Сербия и Германия. Визы, ИП, сим-карты, налоги, самозанятость, сайты аренды, бюрократия, куда пойти, где свернуть, где соломки подложить, где голову меняют на коня, а коня на длительный контракт. Собственно одно проведение интернета в любой стране — чего стоит. Должно быть полезно. По идее пополняется в ответ на вопросы читателей. Специалисты утверждают, что уменьшает количество жалоб на жизнь в 1,8 раза. hwww.vhod.world

На неделе со Львом Шлосбергом в его стриме неторопливо www.youtube.com/...2zw

По поводу Аркадия Ипполитова (царство небесное и вечная память), приходилось слышать вот такую — изначально неверную — мысль: зачем читать его, когда есть «Образы Италии» Муратова, и много чего еще есть. Как читатель, а еще и автор не художественных (русский язык, увы, не помогает тут провести верную границу, ведь книга о не вымышленном умеет и должна быть художественной) могу только подтвердить, что книги в жанре нон-фикшн в каждом поколении пишутся свои. Буквально каждое поколение пишет заново книги по предметам, уже описанным предшественниками — хоть по античности, хоть по истории искусства, хоть по философии, даже путеводители каждому поколению нужны собственные. И горе ему, если не пишет. А сияющие вершины предшественников, даже если и продолжают сиять, но нуждаются в соседних вершинах для правильного обозрения. Совсем не потому, что нынешние стали больше знать (и лучше-хуже одеваться), или рвутся исказить предмет, а потому, что такие книги всегда пишутся изнутри своего, а не только чужого времени, задают прошлому вопросы своего времени, отражают новые звуки, смысл и запахи. Никакой Виламовиц-Мёллендорф, немецкий филолог, никакой Винкельман, немецкий историк искусства, не заменит современного антиковедения, искусствоведения, популярной науки. Не потому что всё современное, лучше, а потому, что просто не заменит. Как и в самом искусстве, кстати. А кто у нас про Италию-то, про Возрождение с нами вместе в одном времени писал по-русски (из сугубо нашего опыта — вырвались и увидели, чего и не чаяли) упорно всю жизнь? Не то чтобы многие. А если в твоем времени своих книг нет, то и их предмет в нем словно бы отсутствует. С книгами тут, как с вещами. Сначала в них важна новизна, потом они становятся старыми — иногда милыми, а иногда ненужными, и уже потом превращаются в ценную старину, а то и великолепную древность, перемещаясь куда-то в сторону своего предмета. Думаю, что в случае его книг такое перемещение должно состояться.

С совершенно замечательными читателями и слушателями в Белграде и Будве

Написал для Financial Times о некоторых внутренних следствиях новой внешней политики www.ft.com/...119 (после эмбарго повешу целиком)

Противоречие в словах российских спикеров. Если западная гегемония со своим империализмом обречены, их эра уходит на глазах, от чего они исходят змеиной злобой и разрушают все вокруг, как нам это рассказывают, зачем самим исходить змеиной злобой и разрушать, а так же платить жизнями тысяч сограждан, экономическими трудностями, санкциями, отрывом от технологий ради борьбы с тем, что и так обречено и сходит со сцены.

Поиск и быстрое нахождение внешних сил, расшатывающих Россию, после доагестанских событий был неизбежен, сорок бед один ответ. Но жесткая привязка событий к каналу, как-то связанному с Пономаревым или , — это все надевание на дубину народной войны хрустальной туфельки собственной картины мира. Из серии «Болотную организовало Бибиси, СССР развалил «Голос Америки», а Трампа избрало RT». Хотело избрания и избрало — разные вещи. После победы Трампа российских интернет-диверсантов обвиняли в создании протестных пабликов, призванных обострять и разжигать межросовые и прочие конфликты в Америке и всячески сталкивать на улицах БЛМ с белыми шовинистами. Однако тут, как и во всех прочих случаях, важнее всего, чтоб было, что обострять и разжигать. Хотеть расшатать Кавказ и суметь – разные вещи. Направление и скорость сползания в конфликт и вовсе зависит от расположения и угла общественного склона. Любой военкорский канал с числом подписчиков в десятки раз больше упомянутого зовет русский народ на подвиги в окопы, антивоенный зовет брать шинель и идти домой. Оба пока тщетно. Но когда возьмут и пойдут, дело будет не в канале.

Желающие жить в славном прошлом напрасно удивляются, что что прошлое оборачивается бесславными сторонами. Прошлое, как и низовое насилие, трудно выдавать дозировано — только православные победы, или только комсомольские стройки, или только кружевные гимназистки, или только любовь к вождю и учителю. Из прошлого сразу приплывает много чего сопутствующего и дает по голове.