Привет, дорогая Лора!
Я часто тебя вспоминаю и часто о тебе думаю, особенно перед счастливым праздником, открывающим двери между мирами. И вот решила написать.
Это – не дань памяти глубоко уважаемому гению Дэвида Линча. Это – не обращение к поклонникам «Твин Пикса» для дальнейшего обсуждения. Не попытка разъяснить кому бы то ни было, включая меня саму, суть этого сериала и фильма «Огонь, пойдем со мной». Здесь не будет иллюстраций для привлечения аудитории, не будет хештегов и ключевых слов.
Это – письмо к тебе.
Неважно, зовут ли тебя Лорой, Кэрри, Джудит или как-то еще. Я буду называть тебя так, как ты хотела – Лорой.
Лора, ты прекрасна. Не миловидной внешностью, а чистой и светлой душой. Не спорь: я знаю, что ты хочешь, но я тебя вижу. И я плачу вместе с тобой в баре «Роудхаус» под ангельское пение Джули Круз. И хотя тебе кажется, что надежды нет, я хочу сказать тебе: она есть.
Я вижу, что с тобой происходило и какие люди тебя окружали, какими бы хорошими ты не пыталась их выставить.
Я вижу этот город и то, что в нем творилось, несмотря на краски, которыми ты его раскрасила. Голубая роза прекрасна, но все мы знаем, что ее не существует в природе.
Я вижу «доброго малого» шерифа Трумана.
Он заправляет порядком в малюсеньком городке, где все знают друг друга в лицо, но ухитряется почти ничего о нем не знать.
Он любит вишневые пироги Нормы и часто сидит у нее в кафе, где работает Шелли Джонсон, но он не замечает, как часто она приходит туда с синяками в пол-лица.
В городе размером с горошину ездит единственный здоровенный красный корвет, но он никогда его раньше не видел. Он не знает, что корвет принадлежит мужу Шелли, Лео Джонсону.
Он больше года встречался с Джози Паккард и очень ее любил, но не знал о ней ни того, что она убила – или думала, что убила, – своего мужа, ни ее тесных связей сразу с несколькими преступными группировками, ни ее афер и интрижек с Беном Хорном.
В городке одна-единственная школа, ученики которой принимают наркотики и торгуют ими, тусуются в сомнительных компаниях, прячут оружие и ведут дела с бандитами, но шериф Труман об этом не знает.
Еще в городке есть торговый центр – самый большой и известный в Твин Пиксе. Туда регулярно устраиваются на работу в парфюмерный отдел несовершеннолетние старшеклассницы. Самых симпатичных из них переводят на «работу» в казино на границе с Канадой, где их подсаживают на героин и заставляют заниматься проституцией. Шериф Труман в лучшем случае что-то слышал о самом казино, но про девочек, конечно, ничего не знал.
Такой вот удивительно наивный и слепой человек, этот шериф Труман. Почти блаженный. Или юродивый.
Да, Лора, я вижу.
Ты создала идеальную картинку этого города и его жителей, и я понимаю, почему ты это сделала и почему так отчаянно стараешься их защитить. Я понимаю, почему крах этой картинки кажется тебе намного страшнее, чем признание собственной врожденной порочности или существования жуткого вселенского зла. Но стоит задать всего пару невинных вопросов – почему и как так получается, что главный блюститель порядка в этом мизерном городке ничего не знает и не видит – как вся эта картинка лопается, как мыльный пузырь.
Не надо этого бояться, Лора. Это больно, но не так страшно, как кажется.
Я понимаю, что стоит задать Гарри Труману и его помощникам неудобный вопрос: почему вместо того, чтобы разбираться с засильем преступности в городе, он предпочитает организовывать тайные встречи «парней из библиотеки» для борьбы с хтоническим злом из черного вигвама, – как посыплются другие вопросы, к другим обитателям городка.
К твоей матери, которая почти никогда не выходит из дома и часто сидит, нервно поглядывая на вентилятор над своей головой, выкуривая одну сигарету за другой. Куда она смотрит – на вентилятор или чуть дальше, туда, где находится спальня дочери?
«Он приходит ко мне почти каждую ночь с тех пор, как мне исполнилось двенадцать...» – говорила ты единственному человеку, которому смогла довериться, потому что он был единственным, кто никак не контактировал с другими жителями города.
Почти каждую ночь... С двенадцати лет... Куда же смотрит Сара Палмер? Почему молчит и ничего не делает? Она тоже ничего не знала?..
Да, Лора, это больно. Ты плачешь, и я плачу с тобой. Но мы пройдем через эту боль и эти слезы вместе.
Не все так уж плохо.
Помнишь Бобби Бриггса, бунтаря и хулигана, с которым ты встречалась? Он тоже чувствовал эту фальшь и нежелание смотреть. Он, как и ты, был втянут в историю с наркотиками, оружием и, кажется, даже убил человека в пьяном бреду. Но почтенный майор Бриггс лишь единожды сделал ему замечание, попросив не курить в комнате. И этот хулиган сохранил хотя бы какую-то толику искренности, попытавшись снять шоры с собственных глаз и с глаз всех остальных. Он сказал им правду. Закричал в лицо: «Все вы, хорошие люди, хотите знать, кто убил Лору? Вы убили. Мы все» и «Мы знали, что она попала в беду, но ничего не сделали». Это была правда. Никто ничего не сделал, потому что не смотрел и не хотел видеть. Все смотрели в другую сторону.
Директор, школьные учителя... Куда смотрели они? У них подростки, даже самые лучшие ученики – бывшая первая отличница и капитан футбольной команды – где-то пропадают, прогуливают уроки, регулярно приходят в невменяемом состоянии. Надо полагать, что раз такое происходило с лучшими учениками, то с остальными дела обстояли еще хуже. И что же совсем этим делали работники школы?
Нет, Лора, не лги. Мы договорились пройти этот путь, и пройти его придется честно, без повязки на глазах.
Конечно, ты прогуливала. Конечно, приходила на занятия в невменозе, и успеваемость у тебя скатилась ниже плинтуса. Ты уже давно не была отличницей.
И это понятно: ведь ты не бог, не ангел и не супермен. Невозможно годами вариться в таком дерьме и оставаться хорошей девочкой хотя бы только снаружи. Особенно учитывая, как рано все началось.
И я знаю, я вижу: ты лжешь не для того, чтобы выставить себя в лучшем свете – наоборот, ты пытаешься прикрыть собой _их_. Ведь только так – только если ты оставалась прилежной ученицей, каждый день вовремя приходила на уроки и даже занималась общественно полезной деятельностью, можно допустить, что они ничего не замечали.
Но это ложь. Они не просто не смотрели.
Никто не смотрел.
Да, да, я знаю, что это невыносимо.
Плачь, дорогая – я плачу вместе с тобой.
Я чувствую твою боль и понимаю, почему так трудно это признать. Почему легче подложить пакетик с ключом от сейфа с наркотиками и твоими фото в порножурналах в дневник – не тот, который ты прятала от всех, а тот, который знала, что однажды найдут, – чем это признать.
«Смотри, агент, – говоришь ты этим очередному сыщику, пущенному по следу. – Я – вот такая. Гадкая. Порочная. Испорченная... Грязная девочка с грязными немытыми руками... Это я. Дело во мне. Не в них.»
Потому что если дело в тебе – надежда есть. Можно попробовать исправить тебя или, если это уже невозможно, исправить других девочек, вставших на этот путь, и помочь хотя бы им.
Но в глубине души ты знаешь, что ничего не получится.
Не ты вставала на этот путь. Тебя на него поставили. Грубо, жестко. И погнали по нему плетьми. Одни «хорошие люди» погнали, а другие отвернулись, не желая смотреть.
Я понимаю, почему легче придумать мистическое вселенское зло, прилетевшее из глубин космоса и отравляющее город и его жителей, чем позволить себе увидеть их такими, какие они есть: уродливыми, равнодушными, гниющими изнутри. Не милым парнем Гарри Труманом и его забавными помощниками Энди и Люси, а омерзительным хамом и двумя злобно хихикающими гиенами, встретившими Чета Десмонда в «Огонь, пойдем со мной». Не нежную, но сильную красавицу Норму Дженнингс, а циничную обрюзгшую старуху, выхаркивающую: «Those drugs are legal». И так далее.
Потому, что если дело в них, если они – такие, то ничего нельзя исправить. Все было не так с самого начала, и никакой надежды, никакого светлого будущего ни у тебя, ни у других детей в этом городе быть не могло. Гниль рождает гниль. Она не останавливается, она распространяется, захватывая и заражая все, что попадается ей на пути. Единственный способ сохранить то, чего она еще не коснулась, – уничтожить ее всю без остатка. Или увидеть ее и уйти как можно дальше.
Кошмарный демон из космоса может на время что-то объяснить, но это не поможет надолго. Сколько бы историй ты ни придумывала, однажды тебе придется это увидеть: ты «мертва, но до сих пор жива» и твои руки «иногда заламываются назад» потому, что это они – все жители этого города – убили лору Палмер своими низменными страстями и нежеланием смотреть.
Но не все люди – жители Твин Пикса.
Помнишь, как ты испугалась, когда с картины на твоей стене исчез ангел, присматривавший за детьми?
Помнишь, как ты сказала Донне, что если окажешься в космосе, то будешь ускоряться до тех пор, пока не сгоришь и даже ангелы тебе не помогут, потому что они не смотрят?
Это не так.
Они смотрят. Мы смотрим. И мы видим.
Мы видим твою боль.
Мы видим твой страх.
Мы видим твою прекрасную, чистую душу, которая сияет сквозь мрак, который ее окутал.
Мы видим, как ты выталкиваешь Донну из этого мрака, чтобы ее уберечь.
Мы видим, как ты приносишь саму себя в жертву, пытаясь обелить и оправдать своих мучителей.
Мы видим, как раз за разом ты, несмотря ни на что, пытаешься вырвать свою душу из глубин ада, отправляя по ее следу одного сыщика за другим.
Мы видим, как ты не сдаешься.
Мы видим, как ты собираешь осколки разорванной на части души. Ту руку, на которой не должно быть кольца как знака нечистого брака и потому отрубленную, но зажившую собственной жизнью.
Мы видим, как ты, взглянув в глаза своему страху, требуешь назад свою боль, свою печаль, свою память, даже несмотря на то, что для этого тебе придется пройти через смерть.
Мы видим, что и кто на самом деле прячется за твоей загадочной улыбкой.
Плачь и смейся, Лора Палмер.
Последний агент привел к тебе ангелов, которые смотрят.
Это мы, зрители. Мы смеемся и плачем вместе с тобой.
Ты свободна. Можешь выходить из своего вигвама и больше никогда не возвращаться в Твин Пикс.
Ты собрала себя воедино, прошла через ад и смерть и теперь можешь быть самой собой.
Теперь ты можешь позволить себе поговорить о Джудит.