Админу завтра исполняется двадцать три года. Прошлый день рождения я открывал Маяковским и его «иду красивый, двадцатидвухлетний», а этот открываю Рыжим:
Дай руку мне — мне скоро двадцать три —
и верь словам, я дольше продержался
меж двух огней — заката и зари.
Хотел уйти, но выпил и остался
удерживать сей призрачный рубеж:
то ангельские отражать атаки,
то дьявольские, охраняя брешь
сияющую в беспредметном мраке.
Только недавно я понял, что когда в сентябре я разразился постом, который стал триггером дискуссии о безутешности, то это была во многом моя реакция на смерть. В августе умерла бабушка. В августе же у меня было множество неоплачиваемой академической работы (своя статья и два перевода), а на оплачиваемую неакадемическую работу, на которую я рассчитывал, устроиться не удалось. Мне казалось, что пост, то состояние, в котором я его писал, и все эти обстоятельства жизни друг с другом не связаны, но сейчас ясно видно, что это совершенно глупая мысль. Конечно, связаны. Через несколько месяцев я написал такие стишки:
ты куда? ты вернёшься, оставишь следы
в коридоре. я сам разложу, да не надо.
когда ты была здесь – как ты есть – то беды
не боялся никто. как и ада.
Очень сложно признаться, что тебе плохо, что тебя бесит неустроенность жизни, что всё идёт не так, как ты хочешь, потому что предстаешь в эти моменты сам себе скорее как капризный ребёнок, чем как взрослый. Наверное, эта детскость – цена за приверженность ценностям. Желание, чтобы в мире не было смерти и не было бедности – это каприз, за который приходится расплачиваться невозможностью примириться с миром. Тут вспоминается и «если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное», и «Царство Моё не от мира сего».
А жизнь всё же идёт, и иногда она даже неплоха. В этом году я как-то много попадал на фотографии и решил поделиться частью из них. Тут и свадьба дорогих друзей, и конференции, и мои выступления в Москве и Казани – первый раз выступал в другом городе! Снова спасибо казанским коллегам за приглашение. Спасибо всем друзьям, кто приглашает быть частью своей жизни, всем коллегам, которые дарят радость слушать и быть услышанным. Чудо – это иметь возможность общаться и через общение проникать друг в друга. Поэтому и семья, и дети – это такая большая загадка. Есть другие люди, которые являются частью тебя, и частью которых являешься ты сам – как это можно по-настоящему помыслить? Это можно только прожить (по образу таинства причастия. «Я тебя люблю» значит: «Ты будешь жить вечно, ты никогда не умрешь…»)
Двадцать три года было Ивану Карамазову. Странный возраст, в котором русские мальчики, как их назвал Достоевский, задаются типичными вопросами: «...ну и что ж, о чем они будут рассуждать, пока поймали минутку в трактире-то? О мировых вопросах, не иначе: есть ли Бог, есть ли бессмертие? А которые в Бога не веруют, ну те о социализме и об анархизме заговорят, о переделке всего человечества по новому штату, так ведь это один же чёрт выйдет, все те же вопросы, только с другого конца. И множество, множество самых оригинальных русских мальчиков только и делают, что о вековечных вопросах говорят у нас в наше время. Разве не так?» Меня эти вопросы доводят до крайних состояний. Я не знаю, что с ними делать, потому что ответить на них никак нельзя. И забыть про них нельзя. Достоевский так и умер, видимо, не ответив и не забыв эти вопросы. Но ценность жизни не в ответах, не в философских истинах, а в том, что она есть, что она дана как дар и как тайна, разгадать которую в этом мире не получится («полюбить жизнь прежде смысла жизни»). Глядя на Карамазовых, я думаю, что разрываться от желания то ли устроить революцию, то ли уйти в монастырь – очень русская черта. Меня одновременно пугает и восхищает то, как Достоевский пишет про меня за сто пятьдесят лет до меня. Это явным образом говорит о том, что причастность людей друг к другу после смерти никуда не пропадает. Так наши мертвецы намекают нам, что жизнь не заканчивается в этом мире.
Всех поздравляю с наступающим! А если вы хотите поздравить меня, то можете сделать это на карту: 5469980422734133
