Работа была несложной. Платили достаточно хорошо. Даже если бы платили меньше, я бы всё равно согласился. После девяти месяцев безработицы выбор перестаёт быть роскошью и начинает казаться высокомерием.
Я приступил к работе во вторник. Они сказали, что им нужно срочно — что-то про то, что предыдущий сотрудник ушёл без предупреждения. Судя по всему, парень просто взял и ушёл в середине недели и больше не вернулся. Конечно, это тревожный сигнал. Но тревожные сигналы отходят на второй план, когда приходит время платить за аренду.
Сама работа не казалась такой уж плохой. Ведение базы данных.
В лифте было тихо, если не считать тихого гула кабелей и слабого дребезжания потолочной панели над моей головой. Лампы дневного света внутри мигнули — всего на мгновение — и снова засияли ровным бледным светом.
Когда двери открылись, в коридор хлынул звук.
Голоса сливались в неразборчивый гул, стулья скребли по полу, кто-то слишком громко смеялся над шуткой, концовку которой я не расслышал. Это был шум, который обычно стоит в конце рабочего дня, когда офис пустеет: люди потягиваются, жалуются, делают вид, что не хотят уходить. Приёмная была освещена привычным мягким корпоративным светом, ряды потолочных ламп окрашивали всё в один и тот же усталый белый цвет.
Когда я сделал шаг вперёд, запах изменился. Запах подгоревшего и зачерствевшего кофе смешался с запахом чернил и дезинфицирующего средства. Запах бумаги. Запах тепла. Запах присутствия человека. В каком-то смысле это успокаивало.
Затем шум прекратился.
Не постепенно. Не резко. Он просто… оборвался.
Все голоса разом стихли, как будто кто-то щелкнул выключателем. Я услышал слабое электрическое жужжание надо мной, едва уловимый вой, который едва слышен, пока в комнате не стало достаточно тихо, чтобы его можно было заметить.
Все взгляды были устремлены на меня.
Усталые лица. Никаких улыбок. Какое—то время никто не произносил ни слова, и в этой тишине я заметил кое-что еще - лампочки над стойкой администратора замерцали.
Затем кто-то прочистил горло, и в комнате снова воцарилась суета.
Смех возобновился. Заскрипели стулья. Мгновение прошло.
Но по мере того, как я продвигался дальше, у меня возникло странное ощущение, что позади меня свет был ярче, чем впереди, и что где—то, на самом краю моего поля зрения, что-то происходит.
"Мистер Скарн?"
От стойки администратора отделился мужчина и поспешил ко мне, на его лице уже застыла улыбка. Он был достаточно близко, чтобы я почувствовал запах его лосьона после бритья — резкий, химический, едва скрывающий кислую нотку пота.
"Ты рано пришел, - сказал он, кладя руку мне на лопатки и направляя к своему кабинету".
Дверь за нами закрылась с тихим, прощальным щелчком.
Не говоря ни слова, он пересек комнату и начал задергивать жалюзи, одно за другим, осторожно и методично, словно следуя привычке, которую отрабатывал слишком много раз. Каждая штора встала на место с сухим пластиковым стуком, разрезая свет снаружи на тонкие, бесполезные полоски. Закончив, он опустился на стул и испустил долгий, прерывистый вздох.
Это должно было послужить мне вторым тревожным сигналом.
В тот момент я мог думать только о том, что сделал что—то не так.
Мы сидели в тишине.
Освещение над головой было жутким. Неярким. Он заливал комнату резким белым светом, от которого у меня заболели глаза, как будто я стоял слишком близко к лампе у стоматолога.
Кабинет был маленьким. Бледно-зеленые стены. У стола стояла вешалка для одежды, пустая, если не считать единственного пластикового крючка, слегка искривленного. Сам стол был завален бумагами, шариками от стресса и дешевыми пластиковыми игрушками — яркие цвета потускнели от времени и пыли.
“Обычно, - внезапно сказал он, - мы проводим презентации”.
Его голос звучал торопливо, неровно, как будто он пытался идти в ногу со своими мыслями.
“Мне нравится готовить что-то для новых сотрудников”. Он потер лицо обеими руками. “Это отстойная ситуация. Но мы должны продолжать”.
Я кивнул. Я не мог заставить себя говорить.
«Работа простая, — продолжил он. — Когда все уйдут, ты будешь вносить в систему данные о каждой продаже. Вот и всё».
Ещё один кивок.
Он резко встал, пересек комнату и открыл дверь. Он выкрикнул в коридор чье-то имя — отрывисто и резко, так что я не сразу его расслышал. Через несколько секунд кто-то ответил. Их голоса стали тише, но я все равно не мог разобрать слов. Затем он отошел в сторону и жестом пригласил человека войти.
Вошла молодая женщина. Рыжеватые волосы туго стянуты. Симпатичная, но не яркая. Она улыбнулась — вежливо, заученно, — но улыбка не коснулась её глаз. В них читалось что-то другое. Не страх. Не совсем. Скорее смирение.
«Это наша администратор, — сказал мужчина. — Она объяснит вам всё, что нужно знать».
Я встал и протянул руку. — Я...
— Мы знаем, кто вы, — мягко перебила она меня, пожимая мне руку. Её рукопожатие было холодным.
— Готовы идти?
Она не стала дожидаться ответа.
За пределами кабинета было тихо. Слишком тихо. Прежний шум — смех, громкие разговоры — полностью исчез. Над головой гудели лампы, их свет неравномерно разливался по ковру. Я оглянулся. Менеджер стоял в дверях и смотрел на нас с непроницаемым выражением лица.
— Я Анна, — сказала она, остановившись у кабинки в дальнем конце. — Ты будешь пользоваться этим компьютером. Он принадлежит нашему менеджеру по персоналу. Он сейчас в суде присяжных.
Она на мгновение замялась.
«Он не будет против».
«Что будет, когда он вернётся?» — спросил я, стараясь говорить непринуждённо.
Она вздохнула вместо того, чтобы рассмеяться.
Следующие несколько минут пролетели незаметно, пока она показывала мне систему. Она была громоздкой. Старой. Слишком много шагов, слишком много подтверждений. Такое программное обеспечение никто не обновляет, потому что никто не хочет с ним связываться. Мне было всё равно. Лишь бы платили.
Она указала на комнату отдыха. На туалеты. На запасные выходы.
И ушла.
Без «до свидания». Без «удачи». Только тихий звук её шагов, удаляющихся по коридору, и щелчок двери где-то вдалеке.
Я остался один.
Свет над моим столом мигнул — всего один раз — и на долю секунды мне показалось, что я увидел, как по отражению на мониторе движется тёмное пятно.
Когда я посмотрел прямо на него, там ничего не было.
Я сел и приступил к работе, вытащив первый лист из высокой стопки рядом с монитором. Бумага слегка пахла тонером и пылью, она была тёплой, потому что весь день пролежала слишком близко к принтеру. Я только начал вводить первую строку, как свет прямо над моим столом снова мигнул, и по краю моего поля зрения снова пробежала тёмная полоса. Я обернулся, ожидая — надеясь — увидеть её на этот раз, но, как и прежде, там ничего не было. Только пустые кабинки и гудящие лампы. Я сильно протёр глаза, словно мог смыть с них паранойю. Я никогда не верил в призраков или в то, что скрывается в темноте, но не мог избавиться от ощущения, что по спине у меня ползают мурашки, от уверенности, что за мной наблюдают и что в любую секунду чья-то рука может опуститься мне на плечо. Тихо выругавшись, я заставил себя сосредоточиться и какое-то время неплохо справлялся, а равномерный стук клавиш почти успокаивал.
Это случилось снова, но на этот раз дело было не только в мерцании. Слева от меня раздался отчётливый скрип пружины стула — звук, который слышишь, когда кто-то встаёт после долгого сидения. Я резко повернул голову в ту сторону, сердце заколотилось в груди, пальцы похолодели и онемели. Там стоял стул. Пустой. Безмолвный. Совершенно неподвижный. Я судорожно вздохнул и выдавил из себя смешок, пытаясь успокоить разум. Это не сработало. Ощущение, что кто-то сверлит взглядом мой затылок, только усилилось, оно было таким острым, что граничило с болью, и я понял, что не могу просидеть и нескольких секунд, не оглянувшись через плечо. В один из таких моментов свет снова мигнул, и я так сильно вздрогнул, что по спине пробежала горячая, жгучая боль. На этот раз на долю секунды я увидел его — что-то стояло в нескольких метрах от меня, выпрямившись и наблюдая.
Я вскочил на ноги, и ножки моего стула с силой заскребли по полу, едва не перевернув его.
- Кто там? — крикнул я, и мой голос задрожал, несмотря на все усилия. — Ты меня пугаешь. Просто... просто прекрати. Я здесь работаю. — Слова прозвучали неубедительно, как только сорвались с моих губ, и были поглощены огромным пустым кабинетом. Ответ последовал незамедлительно. Свет снова мигнул, и я отшатнулся. На этот раз я не увидел фигуру, но по лицу пробежал холодный сквозняк, несущий слабый кислый запах — затхлый воздух, который давно не проветривали. Волосы у меня на шее встали дыбом, когда я ударился о стол, а мышь с грохотом упала на пол.
Я лихорадочно огляделся в поисках чего-нибудь — хоть какого-нибудь признака того, что я не один, — но увидел лишь то же безмолвное, неподвижное пространство. «Я веду себя глупо, — пробормотал я. — Здесь никого нет. Это всё в моей голове». Как только эти слова сорвались с моих губ, снова появилось мерцание, на этот раз более яркое, и что-то сдвинулось в пустоте — не шагнуло вперёд и не отступило, а просто сдвинулось пространство. Этого было достаточно. Какой бы порог я ни переступал, он был разрушен, и я выбежал из кабинета.
Как только я ступил на первый этаж, свет погас.
Меня охватила паника, внезапная и сильная, и я задышал часто и прерывисто. Где-то в темноте раздались шаги — тяжёлые, размеренные, слишком чёткие. Я наощупь пробрался к ближайшей стене, слепо шаря руками по поверхности, пока не нащупал знакомый пластиковый выключатель. Я щёлкнул им. Ничего. Я щёлкнул ещё раз, на этот раз сильнее. Одна лампочка ожила и слабо замигала, как бьющееся сердце.
И там, в этом болезненном луче света, возникла фигура.
Сначала он был далеко, неразличим, но с каждым мгновением становился всё ближе — не шёл, не скользил, а просто приближался, как будто сама тьма расступалась, чтобы дать ему дорогу.
Мои мысли путались, я пытался ухватиться за что-нибудь — за что угодно, — что могло бы объяснить происходящее. Свет снова замигал, и существо снова приблизилось. И тут меня осенило. Что бы это ни было, оно цеплялось за край света, за ту узкую границу, где собирались тени, которые отказывались умирать. Всякий раз, когда свет становился ровным, оно исчезало. Всякий раз, когда он колебался, оно возвращалось.
Дрожащими руками я потянулся за телефоном, молясь, чтобы свет продержался достаточно долго, чтобы я успел включить фонарик. Мои онемевшие, одеревеневшие пальцы дважды промахивались мимо кнопки. Паника путалась в моих мыслях, и на какое-то ужасное мгновение я даже не мог вспомнить, как включить эту чертову штуку. Снова мелькнул свет. Фонарик ожил, и я выставил его перед собой как щит.
Фигура исчезла в метре от меня, растворившись с влажным, раздражённым шипением. Моё дыхание стало прерывистым и тяжёлым, сердце забилось где-то в горле, стуча так громко, что я был уверен, оно это слышит. Не отрывая луча от пола, я обвела комнату взглядом в поисках выхода, держась подальше от мерцающей лампочки. Где-то в глубине души я знал, что оно обитает именно там — в нерешительности между светом и тьмой.
Я обошел офис по широкой дуге. Позади меня начали мигать лампочки, одна за другой.
Я побежал, и с каждым шагом свет мигал всё сильнее. Каждый раз, когда лампочки притухали, я чувствовал, что оно приближается — так близко, что я почти ощущал его дыхание на своей шее. Я не останавливался. Я не оглядывался. Я промчался мимо стойки регистрации, по коридору, вниз по лестнице и выбежал на улицу.
Я не останавливался, пока не оказался под светом уличного фонаря, который горел ровно и не мигал. Моя одежда промокла от пота и прилипла к телу, как вторая кожа, каждый вдох обжигал горло. Но я был свободен. Что бы это ни было, оно не последовало за мной.
Я больше никогда не связывался с компанией. Они тоже не связывались со мной, как будто моего исчезновения ждали. Как будто кто-то уже занял моё место. Жизнь продолжалась, хотя я старался держаться подальше от ночных смен и флуоресцентных ламп.
Всё было хорошо. Ещё несколько часов назад.
Я был в подвале своего дома, рылся в старых коробках, и тут я включил фонарик на телефоне.
И он начал мигать.
Если есть желание — буду рад поддержке. Если нет — всё равно спасибо, что вы здесь!
Ниже вы найдёте оранжевую кнопку с надписью «Поддержать».