Антон лежал на больничной койке и смотрел в потолок. Белый, ровный, с жёлтыми разводами от протечек. Голова раскалывалась. Левая рука в гипсе до локтя. Рёбра болели при каждом вдохе.
Рядом сидела Оля, его жена. Беременный живот еле округлился под свитером. Четыре месяца. Она молчала, смотрела в окно. Губы поджаты, глаза красные.
— Оль, — позвал Антон.
Она не повернулась.
— Оль, ну скажи хоть что-нибудь.
— Что говорить? — голос глухой, чужой. — Я всё уже сказала.
Вчера, когда его привезли, она кричала. Прямо в приёмном покое, не стесняясь врачей и медсестёр. Кричала, что надоело, что больше не может, что у них ребёнок будет, а он носится по городу за своей матерью, будто пожарная бригада.
Антон тогда не ответил. Не мог. Сотрясение, тошнота, в глазах мутно.
А сегодня утром Оля пришла тихая. Села на стул у кровати. Молчит.
— Я больше не поеду, — сказал Антон. — Честно. Всё.
— Ты это уже говорил, — Оля повернулась. Лицо осунулось за ночь. — После Глеба говорил. После Виктора. И вот опять.
— Я серьёзно теперь.
— Антон, — она встала, подошла к кровати. — Мне плевать, серьёзно ты или нет. Я устала бояться. Боюсь каждый раз, когда твоя мать звонит. Боюсь, что тебя в следующий раз привезут не в травмпункт, а в морг.
— Оль...
— Нет, слушай, — она села на край кровати. — У нас будет ребёнок. Через пять месяцев. Мне нужен муж. Живой. Целый. А не покалеченный очередным люб...овником твоей матери.
Антон закрыл глаза. В голове стучало. В висках пульсировало.
— Что случилось вообще? — спросила Оля. — Ты мне так и не рассказал.
— Там двое было, — Антон поморщился. — Этот новый, Гена, и его дружок. Мать позвонила, сказала — приезжай, он меня прибьёт. Я приехал. А там они вдвоём. Никакие вообще. Еле язык поворачивался, вообще. Начали качать права — мол, кто я такой, чтобы в их дела лезть.
— И?
— Завязалась драка. Один ударил бутылкой по голове, второй — кулаком в рёбра. Больше ничего не помню. Очнулся уже в скорой.
Оля вздохнула.
— А твоя мать где была?
— Кричала из кухни, чтобы я их проучил, — Антон усмехнулся. — Подбадривала.
— Господи, — Оля потерла лицо руками. — Это же ненормально. Понимаешь? Твоя мать — ненормальная.
— Понимаю.
— И что дальше?
— Дальше, — Антон посмотрел на жену, — я больше не еду. Пусть хоть что с ней делают. Не моё дело.
Оля смотрела на него долго. Изучающе. Потом кивнула:
— Хорошо. Посмотрим.
Всё началось пять лет назад. Когда Антон привёл Олю к матери знакомиться.
Валентина Петровна открыла дверь в ярком халате с леопардовым принтом. Волосы покрашены в рыжий, уложены волнами. Губы — алые. Ресницы накладные.
Ей было пятьдесят два. Выглядела она... странно. Будто пыталась заморозиться на отметке тридцать пять и не замечала, что время ушло вперёд.
— Ой, какая девочка хорошенькая! — она обняла Олю, поцеловала в обе щеки. — Проходи, проходи! Антоша, ты чего стоишь? Чай ставь!
Квартира была небольшая — двушка в старой хрущёвке. Но обставлена... специфически. Красные шторы с рюшами. Белый диван с блестящими подушками. На стенах — фотографии Валентины Петровны в разных образах. В красном платье. В чёрном боди. В купальнике на фоне моря.
— Это я в Сочи, — ткнула пальцем свекровь. — Два года назад. С Игорем ездили. Красавчик был, ох и красавчик! Жаль, не сложилось.
Оля кивнула, не зная, что ответить.
За чаем Валентина Петровна щебетала без умолку. О себе. О том, как тяжело одной. О том, что мужчины сейчас не те — всё ал...коголики и альфонсы.
— Вот Антоша у меня золотой, — она потрепала сына по щеке. — Всегда в помощи не откажет. Правда, сынок?
Антон кивнул. Оля заметила, как он напрягся.
— А старший? — спросила Оля. — Максим, да?
— А, Максим, — свекровь махнула рукой. — Он со мной не общается. Обиделся на что-то. Не понимаю, на что. Всю жизнь на них положила, а он...
Она замолчала, уставилась в чашку. Потом резко встрепенулась:
— Ой, Оленька! У тебя платье какое красивое! Где купила?
— Спасибо, — Оля улыбнулась. — В торговом центре на первом этаже.
— Ой, как я люблю красивые вещи! — всплеснула руками Валентина Петровна. — Только дорогое сейчас такое всё. Мне на пенсию не накопить.
Антон поморщился:
— Мам, ты же не на пенсии ещё.
— Ну как бы почти... Что мне платят-то... — отмахнулась она. — Оленька, а ты не могла бы мне это платье дать на один вечерок? У меня свидание намечается. Хочу произвести впечатление.
Оля растерялась:
— Ну... я не знаю...
— Ой, дай, дай! Я аккуратно, честно! Верну как новенькое!
— Мам, зачем тебе чужое платье? — вмешался Антон.
— Антоша, не мешай, — отмахнулась мать. — Мужчины в этом ничего не понимают. Правда, Оленька? Это наши девичьи прикольчики - ты ничего не понимаешь. Мы теперь как сестрички будем... Правда?
Оля не знала, что ответить. В итоге дала платье. Забрала его обратно только через месяц — и то после напоминаний. Платье вернулось с пятном на подоле, конечно.
Потом были блузка. Туфли. Сумка. Куртка кожаная.
Валентина Петровна просила, обещала вернуть, не возвращала. Или возвращала подпорченным в незаметных местах, но носить уже не очень то и хотелось - вещь испорчена. Оля терпела. Не хотела ссориться со свекровью.
А ещё Валентина Петровна постоянно меняла мужиков. Каждые два-три месяца новый. И каждый раз — драма.
Первым был Игорь. Дальнобойщик. Крупный, лысый, с золотой цепью на шее.
Валентина Петровна сияла:
— Вот он, мой мужчина! Настоящий! Сильный!
Игорь особо не разговаривал. Сидел на диване, пил пенное, смотрел футбол. Валентина Петровна вертелась вокруг него, приносила еду, массировала плечи.
— Он устаёт на работе, — объясняла она. — Представляешь, по трассе ездит неделями! Я должна о нём заботиться!
Через месяц Игорь съехал. Просто собрал вещи и ушёл. Валентина Петровна рыдала три дня.
— Я всё для него делала! Всё! А он...
Антон утешал. Оля готовила борщ, приносила.
Потом был Глеб. Узбек. Который на самом деле Улукбек. Работал на стройке. Высокий, смуглый, с белозубой улыбкой.
Он говорил комплименты. Валентина Петровна таяла.
— Ты — луна моей ночи, — шептал Глеб. — Ты — звезда моего неба.
— Ой, прекрати, — хихикала свекровь. — Ты всем так говоришь?
— Только тебе, — целовал руки. — Ты — единственная.
Оля видела, как Глеб смотрит на её квартиру. Как прикидывает, что будет жить тут постоянно.
Валентина Петровна давала ему деньги. На телефон. На одежду. На еду.
— Он тяжело работает, — оправдывалась она перед Антоном. — Мало получает. Я помогаю.
— Мам, он тебя использует, — пытался образумить сын.
— Не говори глупости! Он меня любит!
Кончилось всё скандалом. Валентина Петровна застукала Гдеба с другой женщиной. В своей постели, на минуточку.
Орала, оскорбляла, швыряла вещи. Глеб не выдержал и схватил её за волосы, толкнул. Она заперлась в ванной, позвонила Антону.
Антон приехал. Подрался с ним. Выгнал.
Валентина Петровна плакала:
— Я думала, он другой! Я так хотела семью!
— Мам, он негодяй, — устало говорил Антон. — Хорошо, что ты от него избавилась.
— Но я его любила!
— Забудь. Найдёшь другого.
— Нет! — мотала головой свекровь. — Всё! Хватит! Больше никаких мужиков!
Оля хмыкнула, услышав это. Не верила.
И правда — через два месяца появился новый. Виктор. Невысокий, щуплый, с жиденькими волосами.
— Он интеллигентный, — представляла Валентина Петровна. — Читает книги. Стихи пишет.
Виктор действительно декламировал стихи. Свои. Про любовь, страдания и одиночество.
Валентина Петровна слушала, завороженная.
Но Виктор оказался с характером. Ревновал. Устраивал сцены. Кричал.
Однажды ночью Валентина Петровна позвонила, завизжала в трубку:
— Антоша, он меня бьёт! Приезжай!
Антон приехал. Виктор набросился с ножом.
Антон увернулся, но нож полоснул по предплечью. Неглубоко, но больно.
Виктора задержали. Дали срок.
Антон лежал в больнице неделю. Зашивали рану, кололи антибиотики.
Валентина Петровна навестила один раз. Сказала:
— Надо было ему сразу по башке дать. Сам виноват.
Оля тогда чуть не взорвалась. Антон остановил.
— Она не понимает, что говорит.
— Понимает, — процедила Оля. — Просто ей плевать.
После Виктора была пауза. Полгода тишины.
Оля забеременела. Они с Антоном радовались, планировали, выбирали имя.
А потом Валентина Петровна познакомилась с Геной.
Гена был моложе её. Сорок пять. Работал грузчиком. Пил. Приводил друзей.
Валентина Петровна сначала сияла:
— Он такой весёлый! С ним не скучно! А то я вся в депрессии застряла.
Потом начала жаловаться:
— Он поддаёт иногда. Но это ничего, я его перевоспитаю.
Потом:
— Он иногда грубит. Но это от усталости. И неудовлетворенности жизнью.
Потом:
— Он пару раз толкнул меня. Но не специально.
Антон чувствовал — дело идёт к очередному звонку.
И дождался.
Ночью. Три часа. Валентина Петровна кричала в трубку:
— Приезжай! Спасай!
Антон не хотел ехать. Оля спала рядом, беременная, тяжело дышала.
Но не мог не поехать.
Приехал. В квартире двое. Гена и его дружок Лёха. Чумные. Орут.
— Ты кто такой? — Гена ткнул пальцем в Антона. — Чего припёрся?
— Это мой сын! — завизжала из кухни Валентина Петровна. — Антоша, выгони их!
— Сынок, значит, — Гена усмехнулся. — Ну-ка, сынок, проваливай отсюда. Взрослые разговаривают.
— Уходите, — сказал Антон. — Сейчас. Оба.
— А то что? — Лёха шагнул вперёд. — Побьёшь?
— Если надо.
Лёха засмеялся. Достал бутылку из холодильника. Размахнулся.
Дальше Антон помнил смутно. Удар по голове. Темнота. Боль в рёбрах. Снова темнота.
Очнулся в скорой.
Врач сказал — сотрясение, перелом лучевой кости, ушиб рёбер.
В больнице провёл три дня.
Валентина Петровна звонила раз. Спросила, как дела. Сказала:
— Я Гену выгнала. Наконец-то поняла — не мой человек.
И всё.
Антон лежал в палате и думал. О матери. О том, почему она такая.
Вспомнил детство. Как отец ушёл. Как мать рыдала неделю. А потом вдруг успокоилась. Начала красится, крутиться перед зеркалом.
— Я ещё покажу ему, — говорила она. — Найду себе мужчину получше.
Но не нашла.
Искала всю жизнь. Меняла их, как перчатки. И каждый раз думала — вот он, тот самый.
А когда оказывалось, что нет — обвиняла мужчину. Никогда себя.
Старший брат Максим понял это раньше. Когда ему было двадцать, он просто перестал общаться с матерью. Уехал в другой город. Звонил раз в полгода — на день рождения и Новый год.
Антон тогда осуждал брата. Думал — как можно бросить мать?
А теперь понимал.
На четвёртый день в палату вошла Оля. Села на стул. Молчала.
— Оль, — позвал Антон.
— Я тут подумала, — сказала она тихо. — О нас. О ребёнке. О твоей матери.
— И?
— И я хочу, чтобы ты выбрал.
Антон поднял голову:
— Что?
— Мы или она, — Оля смотрела прямо. — Потому что так дальше не может. Я не хочу растить ребёнка одна. Не хочу бояться каждый звонок.
— Оль...
— Нет, слушай, — она встала. — Твоя мать взрослая женщина. Ей пятьдесят два года. Она сама выбирает этих непонятных. Сама приводит их в свою квартиру. Сама провоцирует скандалы.
— Но она моя мать.
— А я — твоя жена. И у нас будет ребёнок. Твой ребёнок. Который нуждается в отце. Живом. Здоровом.
Антон молчал.
— Подумай, — Оля пошла к двери. — У тебя три дня.
Она вышла.
Антон смотрел в потолок. В голове путаница. Мысли роем.
Мать. Она всю жизнь была рядом. Растила. Кормила. Помогала с учёбой.
Но ещё она была... какой-то неправильной. Инфантильной. Эгоистичной.
Он вспомнил, как после очередного скандала с кем-то Валентина Петровна плакала:
— Ну почему мне так не везёт? Почему все мужики — козлы?
— Мам, может, дело не в них? — осторожно спросил Антон тогда.
— Что ты хочешь сказать? — она уставилась на него.
— Ну... может, ты сама выбираешь не тех?
— Это ты мне говоришь? — свекровь вскочила. — Ты, который ничего о жизни не знает? Я тридцать лет мужчин изучаю! Я знаю, кто чего стоит!
— Ну раз знаешь, почему постоянно попадаешь на таких?
— Потому что нормальных не осталось! — закричала она. — Всех разобрали нормальных!
Антон замолчал тогда.
А сейчас понял. Мать не хочет меняться. Ей нравится эта драма. Эти скандалы. Эта вечная борьба за "женское счастье".
Ей скучно без этого.
И она никогда не остановится.
Вечером, как раз, позвонила Валентина Петровна.
— Антоша, как ты? — голос бодрый, весёлый.
— Нормально.
— Слушай, у меня тут новость! Я такая вся расстроенная была, пошла просто кофе попить в местное кафе, засиделась допоздна. Познакомилась с одним мужчиной! Володя зовут! Очень приятный, интеллигентный!
Антон закрыл глаза.
— Мам, мне надо тебе кое-что сказать.
— Говори, говори! Я слушаю!
— Я больше не приеду.
Пауза.
— Что?
— Когда ты в следующий раз позвонишь, что тебе угрожают — я не приеду.
— Ты что такое говоришь? — голос стал резким.
— Я серьёзно. Ты взрослая женщина. Сама выбираешь. Сама разбирайся с последствиями.
— Антон! — завизжала в трубку. — Ты что, с ума сошёл?! Я твоя мать!
— Знаю. Но у меня жена. И скоро будет ребёнок. Я должен о них думать.
— А обо мне не должен думать?! Меня кто будет защищать?! — голос дрожал.
— Должен. Но не так. Не ценой своего здоровья.
— Ты... ты предатель! — заплакала Валентина Петровна. — Я тебя растила! Всю жизнь на тебя положила! А ты...
— Прости, мам, — Антон положил трубку.
Сердце колотилось. Но внутри — облегчение.
Он сделал это.
Наконец-то.
Из больницы выписали через неделю. Оля встретила у подъезда. Обняла молча.
— Спасибо, — прошептала она.
— За что?
— За то, что выбрал нас.
Антон прижал её крепче.
Дома было тепло, уютно. Пахло жареной курицей и свежим хлебом. На столе стояли цветы — ромашки, её любимые.
— Мать звонила? — спросила Оля за ужином.
— Да. Три раза. Я не отвечал.
— И что будешь делать?
— Не знаю, — Антон пожал плечами. — Наверное, перезвоню. Скажу спокойно. Объясню.
— А если не поймёт?
— Её проблемы.
Оля улыбнулась.
Родился сын. Назвали Мишей. Маленький, орущий, требовательный.
Валентина Петровна приехала в роддом. С цветами, шариками, плюшевым медведем.
— Ой, какой хорошенький! — сюсюкала она. — Можно подержать?
Оля отдала ребёнка. Валентина Петровна качала внука, улыбалась.
— Знаешь, Антоша, — сказала она вдруг. — Я тут подумала. Может, мне правда хватит с этими мужиками?
— Правда? — не поверил Антон.
— Ну да. Устала я. Хочу спокойно пожить. Внуком заниматься.
Антон промолчал. Не верил.
И оказался прав.
Через три месяца Валентина Петровна познакомилась с Володей. Потом с Сашей. Потом с Юрой.
Но больше не звонила сыну с криками о помощи.
Поняла — не приедет.
Иногда она заходила к ним. Приносила гостинцы, игрушки Мише.
Оля была вежлива, но холодна. Не забыла платья, которые свекровь так и не вернула. Не забыла бессонные ночи в ожидании мужа.
Антон тоже держал дистанцию. Общался. Но не так близко.
А Валентина Петровна продолжала искать своё женское счастье. До последнего.
Да так и не нашла.
ПИШИТЕ ВАШЕ ВАЖНОЕ МНЕНИЕ
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ ОБЯЗАТЕЛЬНО