Да, да. По двум причинам. Во-первых, родился и вырос он в Кёнигсберге – сейчас это русский город Калининград. А во-вторых, ведь это русский композитор Чайковский подарил Гофману бессмертие, написав один из красивейших балетов на его сказку «Щелкунчик и Мышиный Король».
Конечно, я шучу. Бессмертие Гофман заслужил сам. Музыка Чайковского, скорее, затмила его, как творца. Да и с Россией Гофман связан, в общем-то, по касательной. Но все же связан.
Сегодня, в преддверии наступающего Нового года у нас с вами, мои дорогие читатели, будет необычное свидание. Я расскажу о своем любимом писателе и о любимом городе (это, конечно, далеко не единственный мой любимый писатель, но один из самых значимых лично для меня, любительницы всего таинственного, пугающего и загадочного. Город тоже не единственный любимый, но зато – сразу после родной Москвы 😊).
В ходе Семилетней войны в 1758 году русские войска взяли Кёнигсберг, столицу Восточной Пруссии. И в тот год все население края принесло присягу русской царице Елизавете Петровне. Однако в 1762 году все эти земли Петр Третий вернул Фридриху II.
Так что в апреле 1945 Красной Армии пришлось и во второй раз брать Кёнигсберг – крепость, которую, как считали нацисты, взять невозможно: она имела три пояса укрепленных районов, 15 военных фортов и бастионов. Город с самого начала, со времен Тевтонского Ордена, строился как военный форпост. Советские войска взяли его за 3 дня.
Итак, Эрнст Теодор Вильгельм (да, ничего не путаю, именно так назвали Гофмана при рождении) появился на свет 24 января 1776 года в доме № 25 по Французской улице. Да, он не был подданным Российской империи. А вот его отец – адвокат Кристоф Людвиг Гофман и мать, Ловиса Альбертина Дёрфер, которым на момент рождения второго (или, возможно, третьего) сына было, соответственно, 40 и 28 лет, как и все остальные жители Кёнигсберга, присягали русской короне и в течение четырех лет были нашими соотечественниками.
К сожалению, исторический центр Кёнигсберга за год до взятия города советскими войсками абсолютно безжалостно разбомбила английская авиация, и Французская улица была стерта с лица земли. Дом № 25 рядом с Замковым прудом неподалеку от королевского дворца не сохранился. Сейчас на его месте стоит памятный камень, Замковый пруд называется просто Нижний, но он по-прежнему прекрасен, и на нем, как и во времена Гофмана, плавают лебеди.
«—Нет, нет,— перебила Фрица Мари,— крестный рассказывал мне о прекрасном саде. Там большое озеро, по нему плавают чудо какие красивые лебеди с золотыми ленточками на шее и распевают красивые песни. Потом из сада выйдет девочка, подойдет к озеру, приманит лебедей и будет кормить их сладким марципаном…» (Э.Т.А.Гофман, «Щелкунчик и Мышиный король»)
Марципан – это тоже Кёнигсберг, здесь его производили издавна. И теперь производят. Кроме того, в Калининграде есть еще и два музея марципана.
А вот улица, построенная на месте бывшей Французской, против всякой логики называется улицей Тараса Шевченко. И это, конечно, несправедливо.
Увы, но советская власть совершенно не интересовалась Гофманом. В Калининграде до сих пор нет ни улицы его имени, ни музея. Имеется переулок Гофмана в Светлогорске, бывшем немецком курорте Раушен, где, кстати говоря, Гофман ни разу не бывал… Но Калининград большинство наших туристов знают как родной город Канта – и кантианы в нем намного больше, чем гофманианы. Основное место паломничества – остров Канта, бывший Кнайпхоф, где у стены Кафедрального собора расположена могила философа.
Могила Гофмана находится в Берлине, где он умер, но почему бы не повесить памятные таблички в тех местах, где бывал писатель, и которые связаны с его именем? Ведь из сотни туристов, посещающих Калининград, едва три хотя трое прочли книги Канта. А вот про Щелкунчика знают все.
Хотя, вполне возможно, далеко не все помнят, что это именно Гофман, а не Чайковский, его придумал.
Единственный памятник Гофману в городе стоит – вы удивитесь! – в подвале Художественного музея, там, где расположена постоянная теперь экспозиция «Город Гофмана». Этот большой подвал - единственное место, действительно целиком и полностью посвященное Гофману. А благодарить за это нужно «Союзмультфильм», режиссера Станислава Соколова, художников Михаила Шемякина и Елену Ливанову, которые много лет посвятили работе над кукольной картиной «Гофманиада» и выпустили ее в свет в 2016 году.
Сюжет полноформатной картины (больше часа) повествует о молодом музыканте, художнике и писателе Эрнсте Гофмане, который живет в двух мирах – в грустной реальности маленького немецкого города и в своих волшебных фантазиях. Сценаристы попытались совместить биографию писателя и некоторые его произведения. На мой взгляд, не слишком удачно, картина получилась затянутой, лишенной драматизма, скучноватой. Зато декорации, куклы, интерьеры – все, что было создано для фильма стало основой совершенно фантастической экспозиции, кстати говоря, замечательно продуманной и оформленной музейщиками.
Гость выставки попадает в настоящий город Гофмана - от фотографии настоящего Кёнигсберга во всю стену он проходит по коридору, где, заглянув в маленькое окошко, видит кукольный городок – и устремляясь туда, смешивается с «толпой» местных жителей, проходит дальше, где в каждой нише, в каждом закоулке его ждут «гофмановские» домики, их квартиры и жители, сцены из фильма, картины и предметы, связанные с Гофманом, творения современных калининградских художников, связанные с его творчеством.
Завершает экспозицию скульптурный портрет Гофмана. Сгорбленный и грустный, писатель сидит в угловой нише, неподалеку от окна, откуда видно реку Преголю (немецкое название – Прегель).
Увы, это единственный памятник писателю в городе. Что, конечно, абсолютно несправедливо. Но я надеюсь, что несправедливость эту исправят в ближайшие годы.
Родители Гофмана развелись, когда Эрнсту не исполнилось и трех лет. Ловиса Альбертина вернулась с маленьким сыном к матери и брату. Однако и это здание - дом Дёрферов на Юнкерштрассе, тоже не уцелел. На его месте стоит сейчас торговый центр «Плаза» с кинотеатром - на перекрестье Ленинского и Московского проспектов.
После развода родителей воспитанием будущего писателя занялись бабушка, тетя и дядя – Отто Вильгельм Дёрфер, очень умный, яркий человек, склонный к мистике любитель всего фантастического, но - юрист. Именно его черты присутствуют в художественном портрете крестного Дроссельмейера, персонажа сказки о Щелкунчике.
«Крёстный …был великим искусником, он даже знал толк в часах и даже умел их делать. Поэтому, когда у Штальбаумов начинали капризничать и переставали петь какие-нибудь часы, всегда приходил крёстный Дроссельмейер, снимал стеклянный парик, стаскивал жёлтенький сюртучок, повязывал голубой передник и тыкал часы колючими инструментами, так что маленькой Мари было их очень жалко; но вреда часам он не причинял, наоборот — они снова оживали и сейчас же принимались весело тик-тикать, звонить и петь, и все этому очень радовались. И всякий раз у крёстного в кармане находилось что-нибудь занимательное для ребят: то человечек, ворочающий глазами и шаркающий ножкой, так что на него нельзя смотреть без смеха, то коробочка, из которой выскакивает птичка, то ещё какая-нибудь штучка. А к рождеству он всегда мастерил красивую, затейливую игрушку, над которой много трудился. Поэтому родители тут же заботливо убирали его подарок». (Э.Т.А.Гофман, «Щелкунчик и Мышиный король»)
Под влиянием дяди Гофман выбрал профессию юриста, хотя его с самого детства влекли к себе искусства. Он обожал музыку, любил рисовать, читать и сочинять истории.
Это противоречие – между практичностью, которой требовали от него семья, разум, обстоятельства жизни и творчеством, выдумкой, романтикой, к которым его тянуло всю жизнь – будет мучить Гофмана постоянно.
Полюбив музыку, Гофман научился играть на четырех музыкальных инструментах – в том числе на органе. Кристиан Подбельский, органист Кафедрального собора Кёнигсберга, был его учителем. Да, стены собора помнят Гофмана, он играл здесь.
В возрасте 12 лет Гофман вместо имени «Вильгельм» взял моцартовское – Амадей – из любви к своему кумиру. Гофман профессионально занимался музыкой всю жизнь – работал капельмейстером в Бамберге, некоторое время дирижировал оркестром в Лейпциге и Дрездене, и сам сочинял.
Самым известным его музыкальным произведением стала опера «Ундина», впервые поставленная на сцене в 1816 году.
Рисовать он научился в школе, и чаще всего, как многие дети, рисовал карикатуры. Он был талантлив и в этом, хотя большой художественной карьеры в дальнейшем не сделал. Однако с удовольствием иллюстрировал собственные книги, участвовал в оформлении театральных спектаклей, профессионально расписывал стены дворца Мнишков, когда жил в Варшаве, а во времена наполеоновских войн подрабатывал в газетах политическими карикатурами.
Карикатуры он любил больше всего, и часто рисовал их и на самого себя. Надо сказать, внешностью Гофмана природа действительно не одарила: в его лице и фигуре было что-то зловещее, сам он видел себя уродом и очень страдал от этого.
«…когда выступили гусары Фрица, до того стоявшие в строю у самой ёлки, очутился на виду замечательный человечек. Он вёл себя тихо и скромно, словно спокойно ожидая, когда дойдёт очередь и до него. Правда, он был не очень складный: чересчур длинное и плотное туловище на коротеньких и тонких ножках, да и голова тоже как будто великовата. Зато по щегольской одежде сразу было видно, что это человек благовоспитанный и со вкусом. На нём был очень красивый блестящий фиолетовый гусарский доломан, весь в пуговичках и позументах, такие же рейтузы и столь щегольские сапожки, что едва ли доводилось носить подобные и офицерам, а тем паче студентам; они сидели на субтильных ножках так ловко, будто были на них нарисованы. Конечно, нелепо было, что при таком костюме он прицепил на спину узкий неуклюжий плащ, словно выкроенный из дерева, а на голову нахлобучил шапчонку рудокопа, но Мари подумала: «Ведь крёстный Дроссельмейер тоже ходит в прескверном рединготе и в смешном колпаке, но это не мешает ему быть милым, дорогим крёстным». Кроме того, Мари пришла к заключению, что крёстный, будь он даже таким же щёголем, как человечек, всё же никогда не сравняется с ним по миловидности. Внимательно вглядываясь в славного человечка, который полюбился ей с первого же взгляда, Мари заметила, каким добродушием светилось его лицо». (Э.Т.А.Гофман, «Щелкунчик и Мышиный король»).
В образе Крошки Цахеса тоже сквозит что-то от внешности Гофмана, своеобразная карикатура на него – маленький, нелепый человечек с большими амбициями и непомерными претензиями. Многие литературные критики, помимо прочего, видят в этом персонаже и попытку политической сатиры. Но я думаю, что Крошка Цахес – это тип человека, который довольно часто встречается в жизни. В нем воплощены все люди, получающие незаслуженные награды, обманным путем втирающиеся в доверие к другим, изображающие из себя жертву волки в овечьих шкурах… У компьютерных игроков есть специальное слово для определения подобных людей – «читеры». Это мошенники, использующие запрещенные, незаконные методы, чтобы достигать успеха в соперничестве. Одним словом, подлецы. А подлецы встречаются не только в политике, они, к сожалению, присутствуют во всех сферах и слоях жизни.
Щелкунчик только кажется некрасивым, но душа его прекрасна, и он - заколдованный принц, что Мари с ее добрым сердцем сразу сумела разглядеть и понять. Крошка Цахес – совершенная противоположность Щелкунчика; он злой и бессовестный урод, который, благодаря дару сердобольной феи, всем кажется замечательный и прекрасным человеком, талантливым и красивым. Сказка о Крошке Цахесе кажется мне одной из самых жутких в мировой литературе. Ведь по сути, в ней описывается то волшебство, которое испытывал в своей жизни, наверное, каждый – влюбленность. Чувство, сходное по своему действию с опьянением или наркотиком, когда влюбленный человек надевает «розовые очки» и теряет способность различать реальность и фантазию. А когда влюбленность проходит, очарование рассеивается – кто предстает перед его глазами? Некоторым и вправду не везет – попадается Крошка Цахес.
Гофман учился в старейшей школе Кёнигсберга – Бургшулле. Сейчас это гимназия №1 на улице Кропоткина, довольно мрачное здание, видом больше напоминающее тюрьму. Рядом расположен прекрасный зеленый сквер, который в Калининграде почему-то называют Шервудским лесом.
Некоторые источники утверждают, что сохранившееся здание Бургшулле – это новая постройка, а та школа, в которой учился Гофман, находилась в начале Клинической улицы. Возможно, так и есть: Клиническая ближе к дому Гофмана, буквально в двух шагах, гимназия №1 намного дальше. Но сохранилось только это здание, и оно до сих пор работает согласно своему предназначению – в этой школе учатся дети.
Окончив школу, Гофман поступил на юридический факультет Кёнигсбергского университета. Главное здание университета несколько раз перестраивалось, и сейчас, конечно, не узнать бывшую Альбертину в красивом современном корпусе БФУ имени Канта (конечно, Канта, тут нет смысла спорить) на Университетской улице, где в маленьком сквере, скромно, в стороне от больших туристических троп, стоит бронзовый памятник всемирно известному философу.
По окончании университета Гофман получает должность чиновника при судейской коллегии. И в течение 12 лет остается судейским чиновником. По ночам же пишет музыку и стихи, рисует. Эта его другая, заветная, тайная жизнь, в которой он спасается от скуки, обыденности и конфликтов реальной жизни.
Еще в свои студенческие годы у Гофмана завязался роман с замужней женщиной, Дорой Хатт, которая была старше его на 9 лет. Это отношения продолжались достаточно долго. Однако Дора была не верна не только своему мужу, поэтому однажды, после стычки и скандала с ее любовником, Гофман окончательно разрывает с ней связь.
Его мать хотела, чтобы Гофман женился на своей кузине Минне Дёрфер, и он соглашается на помолвку. Однако спустя четыре года, в польском городе Плоцк, куда его «сослали» из Берлина за карикатуру на кого-то из высших государственных чиновников, представителей власти, Гофман знакомится с Михалиной Рорер-Тжчиньской. И женится на ней, разорвав помолвку с Минной.
Михалина оставалась верной подругой Гофмана во всех перипетиях его жизни. Он ласково звал ее Мишей, она помогала ему разбирать собственные рукописи, написанные сумбурно и очень плохим почерком, занималась публикациями и общалась с издателями. Гофман всегда писал по ночам. Он вообще был очень чувствителен ко всему жуткому, темному, к проявлениям зла в человеке. Ему часто становилось страшно по ночам от собственных фантазий. И тогда он просил Мишу посидеть с ним, пока он пишет.
Надежная и постоянная, добрая, Миша была одним из немногих стабильных факторов в его жизни, дававших Гофману с его буйной фантазией возможность приземлиться, почувствовать реальность.
Путь в литературу начался для Гофмана с музыкальных рецензий. Он замечательно чувствовал и понимал музыку, но музыкальной критикой занялся для заработка – писал статьи для «Всеобщей музыкальной газеты», рецензировал Гайдна, Бетховена, Глюка, писал о Моцарте.
В этом музыкальном издании были опубликованы и первые художественные новеллы Гофмана, большей частью посвященные музыке, как, например, «Кавалер Глюк», увидевший свет в 1809 году.
Интересно, что первым издателем Гофмана стал виноторговец К.Ф.Кунц – именно он настолько поверил в литературный талант писателя, что, подружившись с ним, вложил деньги в публикацию его первой настоящей книги.
Хотя на самом деле он не столько «поверил», сколько точно знал: сочинения Гофмана будут иметь успех. Дело в том, что Гофман обожал расслабляться за стаканом вина. Только алкоголь отпускал в нем постоянную тревожность, и он чувствовал себя счастливым на дружеских попойках и даже со случайными приятелями в кабаках. Он был завсегдатаем всех винных погребков в городах, где проживал, и все свои литературные опусы имел привычку опробывать на их посетителях. Кунц владел несколькими погребками и знал, что вечерние застолья с Гофманом приносят его заведениям больше денег, чем без него. Да, вы правильно поняли: Гофман стал зачинателем литературного стендапа.
Книга, которую первой опубликовал Гофман при содействии Кунца, называлась «Фантазии в манере Калло» - издание в четырех томах. И это была единственная его книга, которую переиздали еще при жизни писателя. Она и принесла ему первую известность.
Почему автор дал книге такое название? Жак Калло – французский художник и гравёр, мастер офорта. Гофман познакомился с его работами на выставке в доме барона фон Штангеля в Бамберге и нашел много сходства в его взглядах на жизнь со своими. Жак Калло был такой же беспокойной душой, неприкаянным ниспровергателем авторитетов, энтузиастом-новатором, как и сам Гофман. Он тоже видел (и умел показать) мир вокруг странным в своей обыденности, выявляя непривычные, фантасмагоричные детали в своих произведениях. Как и Гофман.
Который всем своим творчеством незаметно подтолкнул, направил течение европейской культуры.
Бывают такие удивительные люди, которые сами по себе как будто стоят в стороне от больших свершений; когда они уходят вслед за своей эпохой, кажется, что время год за годом смывает их следы. В наше время многие уже не помнят, что именно Гофман придумал Щелкунчика – Щелкунчик присутствует на зимних праздниках, оживая в музыке Чайковского, без него не обходятся ни Рождество, ни Новый год во многих странах мира. А Гофман как будто скрылся в его тени, в тени собственного создания.
Но в действительности след этого человека можно обнаружить во многих аспектах европейской и мировой культуры.
Для публикации своих музыкальных рецензий и критических статей Гофман придумал особый персонаж – Иоганнеса Крейслера, капельмейстера. От лица этого «альтер эго» он излагал свои идеи и размышления о музыке. Впоследствии он придумал и биографию этому персонажу, включив его историю в иронический роман «Житейские воззрения кота Мурра».
Э.Т.А Гофман «Житейские воззрения кота Мурра»
544 страницы
Мурр существовал на самом деле: маленьким котенком он попал в дом писателя и прожил вместе с ним довольно долгую и счастливую кошачью жизнь. Записки Мурра – эпикурейца и философа, потомка славного Кота в сапогах, будучи отданными в печать, оказались переложенными листами из другой рукописи – в таком странном мозаичном виде книга и была опубликована.
«После тщательных расспросов и расследований издатель узнал, наконец, следующее. Когда кот Мурр излагал свое мировоззрение, он без всякой церемонии разорвал одну книгу, найденную им у своего господина и, беззаботно подкладывал ее листы под свою рукопись, употребляя их в качестве пропускной бумаги. Листы эти остались среди листов рукописи и по недосмотру были перепечатаны как необходимое к ним дополнение». (Э.Т.А. Гофман, "Житейские воззрения кота Мурра").
То есть кот использовал биографию Крейслера в качестве промокашки.
Идеи М.М. Бахтина о диалогичности высказываний, Юлии Кристевой об интертекстуальности «кот Мурр» опередил на целые столетия! В «издательской небрежности», придуманной Гофманом, заключен практически весь постмодернизм Пинчона!
Даже шутки гения – гениальны.
При этом музыкальные идеи, высказанные «Иоганнесом Крейслером, капельмейстером» восхищали и вдохновляли Шумана и Вагнера. Шуман воплотил в своем творчестве взрывные музыкальные фантазии, описанные Крейслером. Вагнер – драматичность музыки, сплетающей в единое целое музыку и слово. Гениальный Бетховен благодарил Гофмана за добрые отзывы на его творчество.
«…наш господин NN показал мне в своем альбоме несколько ваших строк обо мне. Как я вижу, вы принимаете во мне некоторое участие. Позвольте заметить, что мне весьма лестно такое отношение лица, одаренного выдающимися достоинствами. Шлю лучшие пожелания и остаюсь, милостивый государь, с глубоким почтением преданнейший Бетховен». (Письмо Бетховена, адресованное Гофману от 23 марта 1820 года).
Нервная восприимчивость Гофмана ко всему необычному, выделяющемуся – как смешному, так и пугающему, мистическому, ужасному посреди спокойного бюргерского мирка – это та черта, которая выделяла его из массы европейских творцов. Сам Гофман, чувствовавший себя нелепым выродком-изгоем как в упорядоченной, благонамеренной среде государственных чиновников (из-за своей тяги к искусствам), так и в буйной, хаотичной, разгульной среде людей искусства (из-за своей принадлежности к чиновничьему классу), был как раз такой белой вороной: он всюду выделялся, он всюду был чужим. Кроме собственного мира – мира своих волшебных фантазий.
К сожалению, после смерти в 1807 году единственного ребенка Гофмана и Миши – дочери Цецилии – эти фантазии становились все более мрачными и темными. Из его сказок, когда-то ироничных, насмешливых и легких, уходил свет.
Литературные жанры триллера, хоррора, городского фэнтези, магического реализма – в большом долгу у романтика Гофмана. Все они, так или иначе, берут начало в его творчестве.
Э.Т.А. Гофман «Ночные этюды»
448 страниц
Сборник рассказов выходил поочередно двумя томами – в 1816 и в 1817 году. В нем Гофман сосредоточил тексты, посвященные темным сторонам человеческой души и всевозможным страхам. Так, одна из самых известных новелл этого сборника – «Песочный человек» была написана им после посещение выставки автоматонов. Гофмана завораживали куклы и оживающие механизмы, они пугали его, и он стал одним из первых авторов, открывших эту тему для литературы ужасов.
В «Песочном человеке» он рассказывает историю студента Натаниэля, еще в детстве получившего пугающий опыт столкновения с мистическим, а во взрослом состоянии, пытающегося избежать подобного, чтобы не сойти с ума. Натаниэль женится на юной красавице, дочке профессора Спаланцани, но обнаруживает, что за прекрасной оболочкой скрывается холодный и бездушный автоматон. В рассказе «Пустой дом» (согласитесь, одно название уже рождает дрожь) рассказчика необъяснимо притягивает к себе ветхий особняк на улице Унтер-ден-Линден: в его окнах ему то и дело мерещится лицо прекрасной юной девы. В действительности единственной обитательницей дома является старуха, обладающая даром магнетизма.
Гофман вывел на сцену целый ряд зловещих образов ученых, забывающих о морали в своем стремлении покорить природу. Он проницательно и чутко обратил внимание на тенденцию безудержного восхищения и преклонения перед просвещением и наукой, которая, возникнув в его время и, развиваясь в течение полутораста лет, в конце 19 - начале 20 века привела к рождению технического Молоха промышленности, поставившего под удар само понятие гуманизма. Как оказалось, научный прагматизм легко способен принести в жертву и мораль, и саму человечность.
«Дьяволу не написать ничего более дьявольского!» - так выразился о творениях Гофмана немецкий поэт-романтик Генрих Гейне. Сборник «Ночных этюдов» вывел Гофмана в первые ряды литературных романтиков своей эпохи. Он обрел славу и сделался модным литератором.
Э.Т.А. Гофман «Эликсиры сатаны»
512 страниц
16+
«…самое страшное и самое ужасающее, что только способен придумать ум», - вот как оценил этот роман все тот же Генрих Гейне. Даже в наше, давно не девственное в плане ужасов, время некоторые люди не в силах читать эту историю, настолько она тягостная и пугающая.
Пылкий молодой монах Медард со всей горячностью юности посвящает себя и свою жизнь Господу. Но страсть – это и есть та замочная скважина, сквозь которую к душе человека подбирается Дьявол. Однажды в святую обитель, где проводит свои дни Медард, является на исповедь прекрасная девушка… И это становится началом конца несчастного монаха. Выпив эликсир Сатаны, он постепенно превращается в безжалостного убийцу.
«На земле глупость - подлинная повелительница умов. А рассудок - только ее ленивый наместник, и ему нет дела до того, что творится за пределами королевства; он лишь скуки ради велит обучать на плацу солдат, которые, когда враг вторгнется в страну, и выпалить-то из ружья как следует не сумеют. Но глупость, подлинная повелительница народа, отправляется в поход с трубами и литаврами - ура! ура!.. За ней валит восторженная, ликующая толпа... Вассалы выходят их своих замков, где их удерживал рассудок, и не желают более стоять, сидеть и лежать по указке педанта гофмейстера; а тот, просматривая список, бурчит: "Полюбуйтесь-ка, лучших учеников у меня отвела, увела, с ума свела глупость". Это игра слов, братец Медард... но игра слов - это раскаленные щипцы в руках глупости, которыми она завивает мысли...» (Э.Т.А. Гофман, «Эликсиры Сатаны»)
Когда заходит речь о родоначальниках жанра ужасов – только ленивый не помянет Лавкрафта и Мери Шелли. Но Лавкрафт творил своих Древних и Реаниматора на столетие позже Гофмана, а Мери Шелли, опубликовав своего «Франкенштейна» в 1818 году, ничем более на этом поприще не отличилась. О первенстве и заслугах Гофмана почти всегда забывают – вероятно, потому, что современный мир литературы непропорционально англоцентричен. Что совершенно неправильно.
Глубина, психологичность и новаторство приемов, привнесенных Гофманом в литературу романтизма, нельзя недооценивать. Его творчество – это ключ к пониманию того, какие направления и почему возобладали в европейской литературе 19-20 веков. Он оказал влияние на большинство национальных литератур Европы. И русскую в том числе.
В отличие от немцев, при жизни Гофмана видевших в его книгах скорее развлекательное чтиво, Россия отвела им куда более достойное место. Достоевский обожал Гофмана; Белинский считал его «величайшим немецким поэтом», «живописцем внутреннего мира».
Полагая себя больше музыкантом, Гофман подрабатывал журналистикой и рисованием, писал и музыку, и книги, вошел в моду как литератор, а по большому счету - небрежно и щедро разбрасывался талантами, служа всем искусствам сразу. Чем он точно не был в глубине души – так это судейским чиновником. К юриспруденции он не имел призвания, хотя, с небольшими перерывами, занимался ею всю жизнь ради заработка.
Единственное, чем могла его радовать профессия – так это возможность восстанавливать справедливость хотя бы в некоторых случаях. Но, вмешиваясь в подобные дела, Гофман каждый раз страдал от несправедливости власть имущих сам.
Так, в 1819 году, работая советником апелляционного суда в комиссии по «выявлению изменнических связей» Гофман имел неосторожность настаивать на невиновности брошенных в тюрьму оппозиционеров. Он даже высмеял жестокие политические порядки, царившие в те времена в Пруссии в своем романе «Повелитель блох» 1822 года, в котором описал политический процесс - предтечу «Процесса» Кафки, и столь же абсурдный фантасмагорический гротеск на судебную систему. В числе персонажей романа был тайный советник Кнаррпанти, которому Гофман придал черты реального начальника полиции фон Кампца.
«В ответ на напоминание, что преступник может быть выявлен лишь в том случае, если установлен сам факт преступления, Кнаррпанти высказал мнение, что важно прежде всего найти злодея, а совершенное злодеяние само собой обнаружится». (Э.Т.А.Гофман, «Повелитель блох»).
Столь злую сатиру на свою персону фон Кампц стерпеть не мог. Гофману грозили судом, лишением должности и даже ссылкой. И как ни пытался он оправдывать свой роман художественной необходимостью, начальник полиции смягчаться не собирался. Люди, облеченные властью, не переносят насмешек. А Гофман умудрялся еще и усугублять свою «вину», требуя свободы слова: «Писателю, имеющему дело с юмором, должна быть предоставлена свобода легко и вольно перемещаться в своем фантастическом мире. Неужели обязан он, словно прокрустовым ложем, стеснять себя тысячами оговорок и мучительных сомнений насчет того, как могут быть превратно истолкованы его мысли?» - заявлял он, чем, разумеется, повергал в негодование и ступор властвующую бюрократию.
Фантазер Гофман не видел краев, границ и авторитетов. Он не понимал мира, в котором жил – хотя очень хорошо его ощущал и чувствовал.
Ссора со столь могущественным лицом, как начальник полиции, наверняка ввергла бы Гофмана в большие неприятности, но смерть спасла его от этой беды.
Эрнст Теодор Амадей Гофман умер 18 июня 1822 года в Берлине и был похоронен там на Иерусалимском кладбище. Ему было всего-то 46 лет. Причиной смерти многие источники называют сифилис. Одно из последствий наполеоновских войн – чудовищная распространенность сифилиса, повально охватившего Европу после маршей европейских армий. И хотя заражение сифилисом отнюдь не обязательно связано с половой распущенностью, все же дурная репутация этой «французской» (как ее долгое время называли) болезни тоже могла быть причиной несколько пренебрежительного отношения советской власти к памяти писателя в его родном городе. Что, разумеется, печально и в высшей степени несправедливо.
Надеюсь и верю, что несправедливость будет исправлена.