В доме пахло лилиями. Тяжелый, сладковатый запах, от которого к горлу подступала тошнота. Это были цветы, подаренные Андреем накануне — огромный букет, белое облако в хрустальной вазе, стоящее в центре нашей гостиной. Прелюдия к нашему юбилею. Двадцать пять лет. Серебряная свадьба. Четверть века безупречного счастья, которому завидовали все наши друзья, соседи и даже наши собственные дети.
Я проснулась рывком, словно кто-то толкнул меня в грудь. В спальне было темно, лишь лунный свет пробивался сквозь плотные шторы, расчерчивая пол серебристыми полосами. Электронные часы на тумбочке показывали 03:17. Во рту пересохло так, будто я провела неделю в пустыне, а не спала на шелковых простынях в нашем загородном доме.
Я потянулась рукой к второй половине кровати. Пусто. Простыня была прохладной, но сбитой. Андрей встал, наверное, минут двадцать назад.
«Опять работа», — подумала я с привычной нежностью. Андрей был архитектором, гением своего дела. Его проекты требовали вдохновения, которое часто приходило по ночам. Я привыкла засыпать одна и просыпаться от аромата кофе, который он приносил мне в постель, виновато улыбаясь своими глазами цвета стали.
Жажда была невыносимой. Я откинула одеяло, сунула ноги в мягкие тапочки и бесшумно вышла в коридор. Дом спал. Тишину нарушало лишь мерное тиканье старинных напольных часов в холле — звук, который я обычно не замечала, но сейчас он казался оглушительным, как удары молотка. Тик-так. Тик-так. Отсчет времени моей прошлой жизни, хотя я этого еще не знала.
Спускаясь по лестнице, я увидела полоску света, выбивавшуюся из-под двери кабинета Андрея. Я уже собиралась войти, обнять его со спины, уткнуться носом в шею, пахнущую сандалом, и пожурить за то, что он снова не бережет себя. Моя рука уже легла на холодную бронзовую ручку двери.
— ...Я тоже скучаю, родная. Невыносимо скучаю.
Голос Андрея остановил меня. Он звучал не так, как обычно. Не было того уверенного, чуть ироничного баритона, которым он разговаривал с заказчиками, и даже не того теплого, «домашнего» тона, которым он общался со мной или детьми. Этот голос был… обнаженным. Тихим, дрожащим от нежности, какой-то ломкий, почти юношеский.
Я замерла. Сердце пропустило удар, потом забилось где-то в горле. «Родная»? Он никогда меня так не называл. «Милая», «Лена», «Солнце» — да. Но «родная» звучало как-то иначе. Сакрально.
— Ты же знаешь, осталось совсем немного, — продолжал он, и я услышала шорох — кажется, он ходил по комнате. — В эти выходные будет этот чертов банкет. Двадцать пять лет... Да, я знаю. Это ирония судьбы, Мари. Самая злая ирония. Двадцать пять лет фарса.
Я отдернула руку от ручки, будто она раскалилась докрасна. Фарса?
Слова падали в мое сознание тяжелыми камнями, разбивая хрупкое стекло моего спокойствия. Я прижалась спиной к стене рядом с дверью, сползая по обоям. Ноги стали ватными. Мне нужно было уйти, убежать, заткнуть уши, но я стояла и слушала, как приговоренная.
— Она ничего не подозревает, — голос Андрея стал тверже. — Лена счастлива. Она живет в своем идеальном мире, который я для нее построил. И я не хочу это разрушать прямо сейчас, не перед гостями. Но я больше не могу, Мари. Я смотрю на нее и вижу... пустоту. Просто удобную женщину, которая родила мне детей и вела мой дом. А думаю я о тебе. Каждую чертову ночь, когда ложусь в эту постель, я закрываю глаза и представляю, что рядом ты.
Я зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Слезы не текли — для них было слишком больно, слишком шокирующе. Внутри меня разрасталась черная дыра. Двадцать пять лет. Удобная женщина.
— Помнишь ту ночь в Ялте? — его голос снова смягчился, став почти шепотом. — За месяц до моей свадьбы. Мы тогда пообещали друг другу, что это не конец. Я сдержал слово, Мари. Я любил только тебя. Четверть века я играл роль примерного мужа, но мое сердце всегда было у тебя, в той маленькой квартире на Садовой.
Садовая? Я знала этот район. Старый, тихий центр. Андрей часто ездил туда «на объекты». Господи, сколько раз он говорил, что задерживается на авторском надзоре? Сотни раз? Тысячи?
— Да, сын поступил в магистратуру. Он молодец. Весь в тебя... — Андрей сделал паузу, и я услышала, как он тяжело вздохнул. — Наш с Леной сын тоже неплох, но он... он не такой, как наш с тобой Денис.
Мир окончательно перевернулся. Потолок рухнул мне на голову. Наш с тобой Денис. У него был другой сын. Другая семья. Другая жизнь, которая, судя по всему, и была для него настоящей. А я? Кто была я? Декорация? Ширма?
Я не помню, как заставила себя встать. Колени дрожали так сильно, что я едва могла переставлять ноги. Мне нужно было воды, но теперь одна мысль о том, чтобы зайти на кухню или издать хоть звук, приводила меня в ужас. Я чувствовала себя вором в собственном доме. Нет, хуже. Я чувствовала себя призраком. Женщиной, которой никогда по-настоящему не существовало.
Андрей продолжал говорить, но слова сливались в гул. Он обсуждал какие-то лекарства, врачей — видимо, эта Мари болела? Или просто нуждалась в заботе? Он говорил с ней так, словно она была центром его вселенной, хрупкой драгоценностью, которую он оберегал от всего мира, включая меня.
Я на цыпочках, задыхаясь от беззвучных рыданий, поднялась обратно в спальню. Упала на кровать, накрылась одеялом с головой. Меня трясло. Зубы стучали, и я прикусила край подушки, чтобы унять дрожь.
Через десять минут дверь скрипнула. Андрей вернулся.
Я замерла, имитируя глубокое, ровное дыхание спящего человека. Это было самое трудное актерское испытание в моей жизни. Я чувствовала, как матрас прогнулся под его весом. Почувствовала запах табака — он курил, хотя мне говорил, что бросил пять лет назад.
Он лег рядом. Я ждала, что он отвернется к стене, как обычно. Но он придвинулся ближе. Его рука, та самая рука, которая, как я теперь знала, гладила другую женщину и другого сына, легла мне на талию. Он поцеловал меня в плечо.
— Спи, Лена, — прошептал он в темноту. — Спи спокойно. Скоро все закончится.
В его голосе не было злобы. Только усталость и какая-то пугающая обреченность.
Я лежала, глядя в темноту широко открытыми глазами. Слезы наконец прорвались, горячие и едкие, они текли по вискам на подушку, но я не смела их вытереть.
«Скоро все закончится». Что это значит? Он уйдет? Или он ждал, пока дети вырастут? Или он ждал этого юбилея, чтобы поставить точку красиво?
Двадцать пять лет. Я вспомнила нашу свадьбу. Мое белое платье, его клятву перед алтарем. «В горе и в радости». Он лгал. Он лгал с первой секунды. Он стоял перед алтарем со мной, а думал о той ночи в Ялте с некой Мари.
К утру я приняла решение. Та Лена, наивная, счастливая дурочка, которая вчера легла спать, умерла этой ночью. Вместо нее в холодной постели проснулась другая женщина. Женщина, у которой вырвали сердце, но оставили холодный, расчетливый разум.
Я не устрою скандал. Я не буду бить посуду. Не сейчас.
Сначала я должна узнать всё. Каждую деталь. Каждую копейку, потраченную на ту семью. Каждую минуту, украденную у нас. Я должна посмотреть в глаза этой Мари. И я должна увидеть их сына.
Рассвет окрасил небо в кроваво-красный цвет. Андрей заворочался и открыл глаза. Он потянулся, улыбнулся мне своей фирменной, теплой улыбкой.
— Доброе утро, любимая, — сказал он. — Как спалось?
Я посмотрела на него. На морщинки вокруг глаз, которые я так любила целовать. На губы, которые только что лгали мне в лицо. Я улыбнулась в ответ. Улыбкой, которая была острее бритвы.
— Доброе утро, Андрей, — ответила я. — Спалось просто чудесно. Мне приснился очень... интересный сон.
Моя старая жизнь закончилась. Началась игра, правил которой мой муж еще не знал. Но я собиралась выиграть в ней любой ценой.
Утро началось с идеальной картинки, от которой меня мутило.
Андрей сидел за столом в своей безупречно выглаженной голубой рубашке, просматривая новости на планшете. Солнце заливало кухню, играя бликами на хромированной кофемашине. Всё было как вчера, как год назад, как всегда. Только теперь я видела не уютный семейный завтрак, а сцену в театре, где декорации стоили миллионы, а актёры ненавидели друг друга за кулисами. Точнее, один актёр играл вдохновенно, а вторая только училась держать лицо.
— Ты бледная сегодня, Лен, — заметил он, не отрывая взгляда от экрана. — Голова болит?
— Немного, — солгала я, намазывая джем на тост. Нож дрогнул в руке, звякнув о фарфор. — Наверное, волнуюсь перед банкетом. Столько всего нужно успеть.
— Брось, — он наконец посмотрел на меня. Теплый, заботливый взгляд. Тот самый, которым он, должно быть, смотрел на свою Мари, когда говорил, что скоро всё закончится. — Организаторы всё сделают. Тебе нужно просто блистать. Кстати, я сегодня задержусь. Нужно заехать на объект в «Москва-Сити», там проблемы с остеклением. Буду поздно.
«Москва-Сити». Конечно. Современный, холодный, деловой центр. Идеальное алиби. Вряд ли романтичная квартира на Садовой вписывалась в этот маршрут.
— Хорошо, — я заставила себя улыбнуться. Мышцы лица отозвались болью. — Я тогда поеду в город, посмотрю платья.
Он подошел, поцеловал меня в макушку. Я вдохнула его запах — дорогой одеколон, смешанный с запахом свежего кофе. Запах предательства теперь имел именно такие ноты.
Как только ворота за его машиной закрылись, я отшвырнула недоеденный тост в раковину. Меня трясло от адреналина. Времени было мало. Я знала Андрея: он педант. У него не может не быть следов. Человек, ведущий двойную жизнь четверть века, должен быть гением конспирации, но даже гении совершают ошибки, когда расслабляются. А он расслабился. Он решил, что я — лишь «удобная мебель».
Я вошла в его кабинет.
Это было его святилище. Дубовые панели, стеллажи с книгами по архитектуре, чертежный стол, заваленный эскизами. Я редко заходила сюда без приглашения — это было негласное правило нашего брака. У каждого должно быть личное пространство. Какая же я была наивная. Это было не пространство, это был бункер.
Я начала с ящиков стола. Порядок идеальный. Ручки, блокноты, договоры. Ничего лишнего. Я проверила книги — нет ли тайников между страницами. Пусто. Сейф за картиной? Я знала код — дата рождения нашего сына. Внутри лежали документы на дом, наличные, наши паспорта. Всё чисто. Слишком чисто.
Я села в его кожаное кресло, чувствуя, как отчаяние начинает подступать к горлу. Неужели он настолько осторожен?
Мой взгляд упал на корзину для бумаг под столом. Она была пуста. Домработница убирала здесь каждое утро. Я сжала кулаки. Конечно, он не идиот, чтобы оставлять улики в мусорке.
Но тут я вспомнила вчерашний вечер. Андрей пришел домой с бумажным пакетом из аптеки, сказал, что купил витамины. Пакет он оставил в прихожей, а потом… потом он поднялся сюда, чтобы «поработать».
Я выдвинула нижний ящик стола — самый глубокий, где он хранил старые проекты. В самом углу, под кипой чертежей десятилетней давности, лежал небольшой бархатный мешочек. Не ювелирный, скорее, для каких-то мелочей.
Я открыла его. Внутри лежала связка ключей. Два обычных ключа, один длинный — от старинного замка, и магнитный брелок от подъезда. На брелоке была наклеена полоска скотча с цифрами: 12-4Б.
Садовая, 12, квартира 4Б?
Сердце забилось где-то в ушах. Но это было не всё. В мешочке лежала флешка. Маленькая, серебристая.
Я дрожащими руками вставила её в свой ноутбук, который принесла с собой. Папка называлась «Проект М». Я кликнула.
Это были не чертежи. Это были фотографии.
Сотни, тысячи фотографий. Они были рассортированы по годам. 1999, 2000, 2001… Я открыла папку «2005». На фото был Андрей — молодой, смеющийся, в простой футболке, которую я никогда не видела. Он держал на плечах мальчика лет пяти. Мальчик хохотал, вцепившись в волосы отца. На заднем плане стояла женщина.
Я приблизила изображение. Мари.
Она не была красавицей в глянцевом понимании этого слова. У неё не было моей укладки, моего макияжа. Но в её лице было что-то… живое. Огромные темные глаза, немного грустная улыбка, копна непослушных кудрей. Она смотрела на Андрея с таким обожанием, что мне стало физически больно.
Я листала дальше. День рождения мальчика. Выпускной. Поездки на море — не в дорогие отели, куда мы летали с Андреем, а в какие-то дикие места с палатками. Андрей жарил шашлыки, перемазанный сажей. Он выглядел счастливым. По-настоящему счастливым, без той маски сдержанного аристократизма, которую он носил дома.
Папка «2024». Фотографий было мало. На большинстве из них Мари лежала в постели или сидела в кресле, укутанная в плед. Она сильно похудела, под глазами залегли тени. На голове — красивый платок, скрывающий отсутствие волос.
Рак. Вот о каких лекарствах он говорил ночью. Вот почему «скоро все закончится». Она умирала.
Я захлопнула ноутбук. Жалость? Нет, я не чувствовала жалости. Я чувствовала ярость, смешанную с ледяным ужасом. Он ждал её смерти, чтобы… что? Чтобы посвятить себя «нашему с тобой Денису»? Или чтобы наконец выдохнуть и доживать век со своей «удобной» женой, храня траур в душе?
Я вытащила флешку и положила её в сумочку. Ключи вернула на место. Мне нужно было увидеть это своими глазами. Фотографии — это прошлое. Мне нужно было настоящее.
Через час я парковала свой Range Rover на Садовой. Машина выглядела здесь инородным телом — огромная, блестящая туша среди старых фасадов с облупившейся штукатуркой и уютных двориков-колодцев.
Дом номер 12 был старинным особняком, превращенным в коммуналку, а затем, видимо, частично расселенным. Высокие окна, лепнина, потрепанная временем дверь с кодовым замком.
Я надела темные очки, хотя солнце спряталось за тучи. Подняла воротник пальто. Я чувствовала себя шпионом из дешевого детектива, но пути назад не было.
Я не стала заходить внутрь. Я села в маленькой кофейне напротив, заняв столик у окна. Отсюда был идеальный обзор на подъезд.
Я ждала. Кофе остыл и превратился в горькую жижу. Прошел час. Другой. Я уже начала думать, что зря приехала, что Андрей мог быть там, внутри, и они не выйдут.
И вдруг дверь открылась.
Из подъезда вышел молодой парень.
Я перестала дышать. Это был он. Денис. Мальчик с фотографий, только теперь взрослый. Ему было, наверное, двадцать четыре. Высокий, худой, в длинном пальто нараспашку и с объемным шарфом, небрежно намотанным на шею.
Он был копией Андрея в молодости. Те же резкие скулы, тот же упрямый подбородок. Но было и отличие. В его движениях была какая-то нервная порывистость, которой не было у моего мужа.
Он остановился на крыльце, закурил, нервно озираясь по сторонам. Потом достал телефон, набрал номер.
Я не могла слышать его, но видела, как он жестикулирует. Он был расстроен. Зол. Он кричал в трубку, потом резко сбросил вызов и быстрым шагом направился прямо… к моей кофейне.
Паника ударила в виски. Я схватила меню, закрывая лицо. Сердце колотилось так, что казалось, вибрирует стол.
Дверь кофейни звякнула колокольчиком. Он вошел, принеся с собой запах холодного ветра и дешевых сигарет. Прошел мимо моего столика, даже не взглянув на меня. Бросил рюкзак на соседний стул, подошел к стойке.
— Двойной эспрессо. И воды, — голос был хриплым. Голос Андрея, только на октаву выше.
Я медленно опустила меню. Он стоял ко мне профилем, ожидая заказ. Он выглядел измотанным. Бледная кожа, красные глаза. Видимо, болезнь матери выматывала и его.
Бариста подал кофе. Денис залпом выпил половину, поморщился. В этот момент его телефон снова зазвонил. Он посмотрел на экран, и его лицо исказилось смесью боли и ярости.
Он ответил, не отходя от стойки, достаточно громко, чтобы я услышала.
— Пап, я не могу больше ждать! — почти выкрикнул он. — Врачи говорят, нужны деньги сейчас. Не через неделю, не после твоего чертова юбилея! Ты понимаешь, что ей хуже?!
Я замерла. Пап.
— Мне плевать на твою жену! — продолжал Денис, понизив голос до злого шепота, но в тишине кофейни каждое слово звенело. — Плевать на её праздник! Если ты сегодня не переведешь деньги на клинику в Израиле, я сам к ней приеду. Я приеду в твой кукольный дом и расскажу ей всё. Клянусь, я это сделаю.
Он ударил кулаком по стойке, так что чашка подпрыгнула. Бариста испуганно отшатнулся. Денис бросил купюру, схватил рюкзак и вылетел из кофейни.
Я сидела, не в силах пошевелиться.
Мой «не такой, как наш» сын. Мой муж, который тянул время. И ультиматум, который мог взорвать всё уже сегодня вечером.
Значит, Денис ненавидит меня. Для него я — препятствие. Злобная ведьма, удерживающая отца и его кошелек, пока его мать умирает. Андрей лгал не только мне. Он лгал и им. Он говорил, что не может дать денег из-за меня? Что я контролирую счета? Какая удобная позиция.
Я достала телефон. На экране светилось сообщение от Андрея: «Любимая, всё в силе, буду к ужину. Люблю».
Я посмотрела вслед удаляющейся фигуре Дениса. Во мне боролись два чувства: страх разоблачения и странное, холодное любопытство.
Если парень приедет сегодня… это будет катастрофа. Но катастрофа — это именно то, что нужно, чтобы разрушить карточный домик Андрея.
Я оплатила счет и вышла на улицу. Ветер ударил в лицо.
В моей голове созрел план. Жестокий, рискованный, но идеальный. Я не буду ждать, пока Денис ворвется в наш дом. Я приглашу его сама.
Я нагнала его через два квартала. Денис шел быстро, сутулясь, пряча руки в карманы пальто, словно пытался защититься от всего мира. Он свернул в сквер и обессиленно опустился на мокрую скамейку.
Я остановила машину у обочины, включила «аварийку». Посмотрела на себя в зеркало заднего вида. Дорогие очки скрывали глаза, но бледность губ выдавала напряжение. Я достала помаду — кроваво-красную, вызывающую. Цвет войны. Провела по губам, возвращая лицу жизнь.
Глубокий вдох. Выход.
Я подошла к нему неслышно. Дорогие сапоги на мягкой подошве ступали мягко, как лапы хищника.
— Денис? — мой голос прозвучал спокойно, по-деловому сухо.
Он вздрогнул и вскинул голову. В его глазах метнулся испуг, тут же сменившийся агрессией.
— Кто вы? Откуда вы знаете мое имя? — он вскочил, сжимая кулаки.
Я сняла очки. Пусть смотрит. Пусть запоминает. Но я знала, что он не узнает меня. Андрей был слишком осторожен, чтобы показывать любовнице и сыну мои фото. Для них я была абстрактным злом, «женой», безликой преградой.
— Я пришла от Андрея, — солгала я.
Это сработало как заклинание. Плечи парня опустились, но взгляд остался колючим.
— От отца? Он прислал посредника? Трусливый ублюдок, — выплюнул он. — Где деньги?
— Деньги у меня, — я слегка похлопала по своей сумке «Биркин», стоимость которой могла бы оплатить месяц лечения его матери. — Но Андрей не может перевести их сейчас. Его счета под мониторингом перед слиянием компаний. Любая крупная транзакция вызовет вопросы у… партнеров.
Я импровизировала на ходу, сплетая ложь из полуправды, которую слышала от мужа за ужином. Денис слушал жадно. Ему нужно было решение, и я ему его давала.
— И что? — грубо спросил он. — Мама не может ждать слияния.
— Я знаю. Поэтому я здесь. Я — финансовый распорядитель семьи, — ещё одна ложь, гладкая, как шелк. — Я могу выписать чек с личного счета. Но мне нужна подпись Андрея на документах займа. И ваше присутствие, чтобы передать чек лично в руки. Это условие.
— Какое еще условие?
Я подошла ближе, нарушая его личное пространство. Он пах табаком и отчаянием.
— Вы приедете сегодня вечером в наш дом. В загородную резиденцию. Адрес вы знаете?
Он криво усмехнулся:
— Знаю. Я собирался его сжечь.
— Сжигать не придется. Приезжайте к восьми. Будет много гостей, охрана на воротах пропустит вас, я оставлю ваше имя в списке. Вы войдете, найдете Андрея, и мы закроем этот вопрос. Вы получите деньги на Израиль, а Андрей — гарантию вашей тишины.
Он колебался. Смотрел на меня с недоверием, ища подвох. Но отчаяние — плохой советчик.
— Хорошо, — процедил он. — Но если это развод…
— Это жизнь вашей матери, Денис, — перебила я жестко. — Не играйте со мной. Ровно в восемь.
Я развернулась и пошла к машине, чувствуя спиной его взгляд. Сердце колотилось так, что отдавалось в кончиках пальцев. Первая часть плана сработала. Я вручила ему приглашение на его собственную казнь. Или на казнь его отца? Я уже не знала.
Дома началась суматоха. Кейтеринг, флористы, музыканты. Дом наполнялся звуками, запахами дорогой еды и фальшивого праздника.
Я поднялась в спальню и начала сборы. Платье, которое я выбрала, было не просто нарядом. Это было серебристое платье-футляр, облегающее фигуру, как вторая кожа. С открытой спиной. Элегантное и беспощадное.
Я надела фамильные бриллианты Андрея — подарок на двадцатилетие свадьбы. Холодные камни обожгли шею.
В семь вечера приехал Андрей. Он выглядел измотанным, но, увидев меня, натянул привычную маску благополучия.
— Лена, ты выглядишь… — он запнулся, глядя на меня. — Ослепительно.
— Спасибо, дорогой, — я подошла и поправила ему бабочку. Мои пальцы коснулись его шеи, чувствуя, как бьется жилка. — Ты какой-то нервный. Что-то случилось?
Он отвел глаза.
— Нет, просто устал. Проблемы на объекте, я же говорил.
— Ничего, — прошептала я ему на ухо. — Сегодня все проблемы решатся. Обещаю.
Гости начали съезжаться к семи тридцати. Наш дом, украшенный тысячами огней, сиял, как "Титаник" перед отплытием. Друзья, партнеры Андрея, мои подруги — все они улыбались, дарили цветы, восхищались нашей парой.
— Двадцать пять лет! Невероятно! В наше время это подвиг!
— Леночка, в чем ваш секрет?
— Андрей, вы счастливчик!
Я принимала поздравления, кивала, смеялась. Я чувствовала себя режиссером грандиозного спектакля, который вот-вот дойдет до кульминации. Андрей был рядом, держал меня за талию. Его ладонь была влажной. Он постоянно косился на телефон, который вибрировал в его кармане. Денис, видимо, пытался дозвониться, но отец сбрасывал.
Часы в холле пробили восемь.
Мы стояли в центре огромной гостиной. Официанты разносили шампанское. Свет приглушили, прожектор высветил нас двоих. Настало время тостов.
— Друзья! — голос лучшего друга Андрея, Виктора, прогремел в микрофон. — Я хочу поднять этот бокал за людей, которые доказали нам, что любовь существует! За Андрея и Елену! Горько!
Зал взорвался аплодисментами. «Горько! Горько!»
Андрей наклонился ко мне. Его губы коснулись моих. Поцелуй Иуды, только наоборот. В этот момент я открыла глаза и посмотрела поверх его плеча на входную дверь.
Двери распахнулись.
На пороге стоял Денис.
Он выглядел пугающе неуместно среди смокингов и вечерних платьев. В своих потертых джинсах, ботинках и расстегнутой куртке. Взъерошенный, злой, растерянный.
Охрана пропустила его, как я и приказала.
Андрей почувствовал, как я напряглась, и отстранился. Он проследил за моим взглядом.
Я увидела, как кровь отлила от его лица. Оно стало серым, восковым. Глаза расширились от ужаса. Бокал в его руке дрогнул, шампанское выплеснулось на манжет.
— Денис? — одними губами прошептал он.
В зале повисла тишина. Люди начали оборачиваться, чувствуя, что происходит что-то не то. Музыка стихла.
Денис сделал шаг вперед. Он искал глазами меня — «финансового распорядителя». Но увидел Андрея. И увидел меня — женщину в серебряном платье, которую обнимал его отец.
В его глазах промелькнуло узнавание. Пазл сложился. Он понял, кто я.
— Добрый вечер, — мой голос прозвенел в тишине чисто и громко. Я взяла микрофон у остолбеневшего Виктора.
Андрей схватил меня за локоть, больно сжав пальцы.
— Лена, не надо, — прошипел он. — Что ты делаешь?
Я стряхнула его руку с брезгливостью, которую больше не скрывала.
— Дамы и господа, — я улыбнулась гостям самой лучезарной улыбкой. — У нас сегодня особенный сюрприз. Мы празднуем серебряную свадьбу. Двадцать пять лет честности, верности и доверия. Но, как оказалось, семья моего мужа гораздо больше, чем мы все думали.
Я жестом пригласила Дениса подойти. Он стоял как вкопанный, глядя на отца с ненавистью.
— Андрей, — я повернулась к мужу, глядя ему прямо в глаза. — Познакомь нас. Кажется, твой сын пришел поздравить нас с юбилеем. И он очень хочет получить свой подарок.
Зал ахнул. Кто-то уронил бокал. Звон разбитого стекла прозвучал как выстрел стартового пистолета.
Андрей переводил взгляд с меня на Дениса. Он был загнан в угол. Его идеальный мир рушился, и обломки летели прямо в толпу.
— Лена, давай выйдем, — взмолился он, уже не скрывая паники. — Прошу тебя.
— Зачем? — я подняла бровь. — У нас нет секретов от друзей, правда? Денис, подойди сюда.
Парень двинулся к нам. В его руке я заметила телефон. Он снимал. Он снимал всё это.
— Привет, папа, — сказал Денис, подойдя вплотную. Его голос дрожал, но в нем была сталь. — Красивый праздник. Маме бы понравилось. Жаль только, она умирает в коммуналке, пока ты пьешь шампанское.
Шепот пробежал по толпе, как волна. Андрей закрыл глаза. Финал начался.
Я подошла к столику, где лежала моя сумочка, достала чековую книжку и ручку. Быстро написала сумму. Огромную сумму. Все наши сбережения, которые хранились на общем счете.
— Вот, Денис, — я протянула ему чек. — Это деньги на лечение твоей матери. Здесь хватит на лучшую клинику.
Андрей распахнул глаза. Денис замер, глядя на бумажку.
— Бери, — сказала я твердо. — Мой муж стеснялся тебе их передать, но я настояла. Ведь семья — это главное.
Я вложила чек в руку ошарашенного парня. А потом повернулась к Андрею и сказала то, ради чего всё это затеяла. Громко. В микрофон.
— А теперь, дорогой муж, когда мы выполнили свой долг... Убирайся из моего дома. И забери свою ложь с собой.
