Высаживаемся из микроавтобуса на нижнем ярусе Саур-Могилы. Взгляд сразу упирается в памятник «Медведю» (Олегу Гришину, командиру взвода батальона «Восток», много дней державшего здесь позиции): мощный, большой, тяжелый — белая стела на высоте за его спиной кажется крохотной…
В степях рокочет полигон, иногда слышно даже стрелковку.
Отчего-то сразу вспоминается Рождественский:
«А степная трава пахнет горечью,
Молодые ветра зелены.
Просыпаемся мы -
И грохочет над полночью
То ли гроза,
То ли эхо прошедшей войны...»
Если бы прошедшей!
Рядом домик администрации, перед ним образцы военной техники. Чуть в стороне — памятник паре разведчиков Семеновского батальона: шестнадцатилетней «Ноне» (Татьяне Палевиной) и ее напарнику «Гуцулу» (Геннадию Паврозину), попавшим в засаду и погибших от снайперского огня в августе 2014-го года. Красивый монумент, живой и при этом немножко киношный.
Среди молодых деревьев за ним виден огромный чугунный сапог с пробоинами от осколков: часть оригинальной статуи с вершины кургана. Рядом еще фрагменты, а вместе с ними какие-то стройматериалы… Прошлое и будущее, обломок разрушенного и то, чему только предстоит стать чем-то.
Если пойти от автобуса в другую сторону, потянется длинный ряд гранитных табличек с рядами фамилий еще с сороковых.
Пытаюсь записать на видео панораму и звуки полигона, чтобы потом отправить близким, но именно сейчас разрывы затихают. Переслушиваю запись: птичий гомон, заглушающий даже голоса людей.
А ведь минуту назад я его не замечала.
Но действительно: птицы здесь поют. И деревья растут, но с ними пока сложнее: почва, климат…
Ждем представителей Минкульта ДНР. Товарищи разбредаются по площадке: кто-то тревожно озирается на звуки и фотографирует, кто-то доедает остатки сухпайка, другие расспрашивают о прошлом и настоящем мемориала сотрудников, пытающихся собрать нас вместе и занять рассказами, пока подъезжает начальство.
Отхожу в сторону; ложусь на лавку и смотрю в безоблачное небо. Курган Саур-Могила — часть Донецкого кряжа, общая высота — двести семьдесят восемь метров. Наверх после бессонной ночи подниматься тяжело и не хочется, но я знаю, что через некоторое время все-таки встану и пойду. Чуть позже.
Слушаю птиц и вспоминаю сопки близ Мурманской «Долины Славы», русские и немецкие позиции: крутые склоны, в которые вгрызалась пехота, и пронизанный холодным ветром простор, открывающийся с вершины... Даже подняться на гору непросто, а каково ее штурмовать, оборонять? Под Мурманском — осеняя заполярная тундра, здесь — южнорусская степь, с которой только недавно сошел снег, но визуально пейзаж немного похож. Только здесь все еще грохочет. Каменистая земля, каждая ее пядь, пропиталась кровью и железом еще со времен легендарного казака Саура.
Группа постепенно собирается и уходит наверх. Я, чуть задержавшись, иду следом; пока товарищи торжественно возлагают к Вечному Огню гвоздики, тайком поливаю из фляжки коньяком гранит и землю у захоронения павших здесь ополченцев. В памяти всплывают картинки из репортажей с Саур-могилы времен Минских соглашений — тогда, после боев, все здесь было разрушено: воронки, остатки окопов, торчащая арматура, памятные надписи краской на обломках… Теперь все иначе. Реконструкция сделана очень качественно, масштабно.
Поднимаемся на самый верх: холодный ветер, завораживающая равнина внизу, где-то за дымкой тумана, терриконы.
Спускаемся вниз по новой, современной стороне мемориала. Притормаживаем ненадолго: старшие товарищи читают стихи.
Делаем торжественную групповую фотографию.
Вниз тоже иду не спеша: подробно рассматриваю каждый пилон. Узнаю некоторые фигуры, о других слышу впервые или помню только фамилии.
Про историю часто говорят — «мелют жернова», но это, что называется, в моменте: а после ее пишут люди, осознанно, расчетливо. Вот тут — подправить профиль на пилоне, вот там — оставить сколы от снарядов, одни фигуры добавить на новые пилоны, другие — упоминать реже, с оговорками. Сейчас мы в ДНР; история ЛНР по-своему более драматична, и все же это единая история Русской Весны, история Новороссии. Сейчас административное деление устоялось, но первое время разделение республик вызывало у многих (и у меня среди них) чувство растерянности и недоумения… «Гиви» и «Моторола», по счастью, на слуху, а многие ли ровесники, кто поднимается сейчас со мной по белой лестнице, знают, кто такие Мозговой, Дремов?
Навряд ли все, но многие, хочется верить, помнят, и даже получше меня — все же писатели и журналисты, люди идеологически заряженные, интересующиеся историей. Но для множества жителей, как здесь говорят, «материка», Большой России, история Новороссии пестрит огромными белыми пятнами. То же самое касается и новейшей истории, истории СВО.
Едва ли такая избирательная память справедлива, и все же она — данность, как то безжалостное летнее солнце, что прогревает землю на кургане — по словам сотрудников — до восьмидесяти шести градусов Цельсия, выжигая все живое.
Но сейчас только начало весны.
Я присаживаюсь на корточки завязать шнурок и вижу на склоне маленькие фиолетово-голубоватые цветы, похожие на хрупкие, почти прозрачные крокусы: только недавно высаженные, первые для меня цветы в этом году…
Озеленить Саур-Могилу непросто, но, верю, однажды получится и это.
Автор: Екатерина Годвер
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.