Ну, а теперь приступим к «Ревизору». Кто-то из моих комментаторов верно заметил, что, если даже допустить заимствование сюжета, гоголевская пьеса «намного тоньше и талантливее квитковской».
Уже достаточно давно каким-то умным человеком было сказано: «К сожалению, Гоголь наш современник». И до сих пор, увы, эти слова остаются актуальными. Мы постоянно приводим цитаты из того же «Ревизора», подчас даже не осознавая, откуда они. Как часто, к примеру, проходя по московским улицам, вспоминаю бессмертное «чем больше ломки, тем больше означает деятельности градоправителя»! Пословицей стала и самая первая реплика, когда действие начинается сразу «с места в карьер»: «Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор». Кто не говорил так? А ведь Гоголь не сразу пришёл к этой фразе.
До нас дошли ранние редакции пьесы. Вот начало самой первой из сохранившихся: «Я пригласил вас, господа... Вот и Антона Антоновича, и Григория Петровича, и Христиана Ивановича [имена героев часто не совпадают с привычными нам], и всех вас <для> того, чтобы сообщить одно чрезвычайно важное известие, которое, признаюсь вам, чрезвычайно меня потревожило. И вдруг сегодня неожиданное известие, меня уведомляют, что отправился из Петербурга чиновник с секретным предписанием обревизовать всё, относящееся по части управления, и именно в нашу губернию, что уже выехал 10 дней назад тому и с часу на час должен быть, если не действительно уже находится инкогнито, в нашем городе». Пространный монолог, как мне кажется, не слишком передающий главное – крайний испуг Городничего (позвольте именно так, с заглавной буквы). Затем, в той редакции, которая будет поставлена на сцене, монолог сократится и знаменитая первая фраза появится. И лишь в окончательной редакции автор «отсечёт всё лишнее», а мы получим привычное нам начало комедии.
Я не буду подробно анализировать работу автора (это тема для целой научной диссертации), хотя и довольно интересно следить, как рождаются на свет бичующие фразы… Сейчас о главном – почему вообще всё так случилось? Почему «вертопрах», в котором «ни на полмизинца не было похожего» на ревизора, без всяких усилий со своей стороны был принят за важного чиновника?
В письме к «душе Тряпичкину» Хлестаков напишет: «Городничий — глуп, как сивый мерин». Но можно ли согласиться с ним? В знаменитых «Замечаниях для господ актеров» Гоголь укажет, что Городничий – «уже постаревший на службе и очень неглупый по-своему человек». Что означает это «неглупый по-своему»? Я полагаю, имеется в виду тот самый ум, который подразумевался Грибоедовым, тот, который может «семейство осчастливить», - ум, направленный на умение приспособиться, найти свою выгоду. В полученном письме Чмыхов характеризует его: «Ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывёт в руки». Сам Антон Антонович станет вспоминать: «Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трёх губернаторов обманул!.. Что губернатор! (махнул рукой) нечего и говорить про губернаторов…» Почему же он вдруг «сосульку, тряпку принял за важного человека»? А ответ, как мне кажется, один – испуг, ужас, застилающий глаза и не дающий трезво оценить ситуацию.
Наверное, каждый из нас хоть раз оказывался в ситуации, когда всё происходящее вокруг воспринимается в свете какой-то волнующей тебя проблемы и всё случайно услышанное кажется откликом на твои переживания. Думаю, что именно это и происходит с почтенным Антоном Антоновичем.
Его, конечно, пугает сам предстоящий приезд ревизора, а ещё больше – предупреждение, что «он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живёт где-нибудь инкогнито», однако до какого-то момента он относительно спокоен. Он «по своей части кое-какие распоряженья сделал», теперь считает нужным «предуведомить» чиновников. Совершенно изумительны его слова «Я и прежде хотел вам это заметить, но всё как-то позабывал»: естественно, ничего не «позабывал», просто всё это было неважным, пока не дошло дело до ревизии… Разумеется, «инкогнито проклятое сидит в голове», но пока ещё есть надежда успеть всё поправить… Уже упомянуто, что за ним, «как за всяким, водятся грешки», к чему он относится достаточно спокойно: «Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим Богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят», хотя тут же мы узнаем, что его «грешки» (и открыто помянуто, что это взятки) весьма дороги: «А вот, например, если у кого-нибудь шуба стоит пятьсот рублей, да супруге шаль...»
И ещё одно его распоряжение, как мне кажется, не просто так появившееся в комедии. Почтмейстеру будет предложено: «Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли в нём какого-нибудь донесения или просто переписки. Если же нет, то можно опять запечатать; впрочем, можно даже и так отдать письмо, распечатанное». И будет замечательный ответ: «Этому не учите, это я делаю не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение».
Я всегда думаю: не вспоминал ли в это время Гоголь сейчас всем нам известную историю (полагаю, что и он её знал), о которой Пушкин писал в дневнике 10 мая 1834 года: «Московская почта распечатала письмо, писанное мною Наталье Николаевне, и, нашед в нем отчёт о присяге великого князя, писанный, видно, слогом не официальным, донесла обо всем полиции»? Конечно, в комедии невозможно было написать о слежке за поэтом (будем называть вещи своими именами), поэтому Шпекин будет говорить лишь: «Иное письмо с наслажденьем прочтёшь — так описываются разные пассажи... а назидательность какая... лучше, чем в "Московских ведомостях"!» Но намёк на перлюстрацию слишком явный, а Городничий ещё и добавит после слов судьи «Смотрите, достанется вам когда-нибудь за это»: «Ничего, ничего. Другое дело, если бы вы из этого публичное что-нибудь сделали, но ведь это дело семейственное». И это слово «семейственное» снова заставит вспомнить пушкинское возмущение (высказано оно, разумеется, в письме к жене, но ведь мог Александр Сергеевич и со знакомым им поделиться): «Однако какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться»,
Городничий готовится «принять гостя» и всё узнать о нём, не стесняясь в средствах («Так сделайте милость, Иван Кузьмич: если на случай попадётся жалоба или донесение, то без всяких рассуждений задерживайте»)…
Но «самый главный ужас», говоря словами другого писателя, - это известие, что «ревизор» живёт в городе «недели две уж»: «В эти две недели высечена унтер-офицерская жена! Арестантам не выдавали провизии! На улицах кабак, нечистота! Позор! поношенье!»
И тут и возникнет решение ехать в гостиницу «приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей», - ведь приезжий «представляет себя частным лицом». А так как «ревизор» молод, то и обмануть его, по мысли старого мошенника, несложно: «Беда, если старый чёрт, а молодой весь наверху». И именно из-за готовности видеть во всём подвохи и обманы, и попадётся он в собственные сети…
Но об этом – в следующий раз.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал! Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
Публикации гоголевского цикла здесь
Навигатор по всему каналу здесь