— Лен, мы тут посоветовались и думаем, что тебе нужно уволиться с работы и посвятить себя уходу за мамой.
Эти слова повисли в душном воздухе родительской кухни, словно топор палача. Сергей, старший брат, произнес их буднично, помешивая ложечкой остывший чай. Он даже не смотрел на сестру, его внимание было приковано к экрану смартфона, где, вероятно, решались судьбы его «очень важного» бизнеса.
Виктор, средний брат, сидел напротив и нервно крошил печенье на клеенчатую скатерть. Он, в отличие от Сергея, глаз не прятал, но в его взгляде читалась какая-то жалкая, просительная наглость.
Елена замерла с чашкой у рта. Кофе, который она сварила пять минут назад, вдруг показался ей невыносимо горьким. Она медленно поставила чашку на блюдце. Звон фарфора в тишине прозвучал как выстрел.
— Простите, я, кажется, ослышалась? — тихо спросила она, переводя взгляд с одного брата на другого. — Вы хотите, чтобы я сделала что?
— Уволилась, Лен, — повторил Сергей, наконец отложив телефон. Он откинулся на спинку стула, скрипнув старым деревом, и сцепил пальцы в замок на животе. Жест хозяина жизни. — Маме нужен круглосуточный уход. После второго инсульта она уже не встанет, врачи ясно сказали. Сиделка — это дорого. Да и чужой человек в доме... Сама понимаешь, страшно. А ты — дочь. Родная кровь. Кто лучше тебя позаботится?
Елена почувствовала, как к горлу подступает горячий ком обиды. Она оглядела эту кухню, знакомую до каждой трещинки на плитке. Здесь пахло валокордином, старыми газетами и пылью. В соседней комнате, на широкой кровати, лежала их мать, Нина Петровна. Еще месяц назад она была властной, громкой женщиной, державшей в страхе весь подъезд, а теперь превратилась в маленькое, беспомощное тело, требующее смены памперсов и кормления с ложечки.
— Сережа, — голос Елены дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. — Я начальник планового отдела в крупной логистической компании. На прошлой неделе мне утвердили проект, к которому я шла два года. У меня ипотека, которую я плачу сама. У меня, в конце концов, есть своя жизнь.
— Ну какая у тебя жизнь, Ленка? — вмешался Виктор, махнув рукой, словно отгоняя муху. — Ты разведена уже три года. Детей нет. Кот да фикус. А у нас с Серегой — семьи. У меня Алиса беременна вторым, у Сергея — двое пацанов, которых надо в институт готовить. Нам работать надо, деньги зарабатывать. Мы — кормильцы. А ты... ты женщина. Тебе проще подстроиться.
Елена смотрела на них и не узнавала. Или, наоборот, узнавала слишком хорошо? Всю жизнь было так. «Лена, погладь рубашку брату, он на свидание опаздывает». «Лена, помоги Вите с математикой, ему тяжело дается, а ты умная». «Лена, почему ты такая эгоистка, мальчикам нужнее».
Мальчики выросли. Сергею сорок пять, Виктору сорок. Оба сытые, лощеные, уверенные в своем праве распоряжаться чужим временем и судьбой. И она — Лена. Тридцать восемь лет. Вечная отличница, которая всегда должна «понять и войти в положение».
— То есть, — медленно проговорила она, чувствуя, как внутри закипает холодная ярость, — вы предлагаете мне бросить карьеру, лишиться дохода, потерять квартиру — потому что ипотеку мне платить будет нечем — и переехать сюда, чтобы менять памперсы? А вы будете просто навещать нас по выходным с апельсинами?
— Зачем утрировать? — поморщился Сергей. — Квартиру твою можно сдать. Деньги пойдут на погашение ипотеки и на продукты. Мы с Витей будем помогать, конечно. По мере возможностей. Лекарства там купить, то-се... Мы же не звери.
— «По мере возможностей», — эхом повторила Елена. — А жить мне на что? На мамину пенсию?
— Тебе много надо, что ли? — удивился Виктор. — Ты же дома будешь сидеть. Одежду покупать не надо, на проезд тратиться не надо. Экономия сплошная.
Елена встала. Стул с противным скрежетом отодвинулся назад. Она подошла к окну. За стеклом серый ноябрьский дождь хлестал по голым веткам тополя. Весь этот разговор казался дурным сном, абсурдом.
Она вспомнила, как неделю назад, когда маму только разбил удар, братья примчались в больницу. Они были бледные, испуганные. «Ленка, что делать?», «Ленка, договорись с врачом», «Ленка, купи пеленки». Она бегала, договаривалась, платила, ночевала на стуле в коридоре. Они появлялись на полчаса, вздыхали, качали головами и уезжали «по делам». И вот теперь, когда самый острый кризис миновал и маму выписали домой, они придумали «идеальное» решение.
Идеальное для них.
— А если я откажусь? — спросила она, не оборачиваясь.
За спиной повисла тяжелая тишина.
— Лен, не начинай, — голос Сергея стал жестким, в нем прорезались металлические нотки, которые так пугали ее в детстве. — Мы не можем этим заниматься. Физически не можем. Если ты откажешься, маму придется сдать в дом престарелых. В государственный. Ты же знаешь, какие там условия. Она там сгниет за месяц. Ты этого хочешь? Хочешь взять этот грех на душу?
Шантаж. Грязный, примитивный шантаж. Они знали, куда бить. Елена обожала мать, несмотря на её сложный характер. Мама была единственным человеком, который, пусть и по-своему, но любил её. Братья же любили только себя и свои удобства.
— А платный пансионат? — спросила она. — Есть же хорошие места, с уходом, с реабилитацией. Мы могли бы сложиться втроем...
— У меня стройка дома заморожена, лишней копейки нет! — рявкнул Виктор.
— А у меня бизнес сейчас в турбулентности, каждая тысяча на счету, — отрезал Сергей. — И вообще, Лен, что ты торгуешься, как на базаре? Речь о матери идет! О святом! А ты про деньги. Стыдно должно быть.
Елена повернулась к ним. Её лицо было спокойным, но в глазах стояли злые слезы.
— Стыдно? — тихо переспросила она. — Вы стоите здесь, два здоровых мужика, на дорогих машинах, в брендовых шмотках, и говорите мне, что у вас нет денег на уход за матерью? И требуете, чтобы я принесла себя в жертву, потому что я — «баба» и у меня нет детей?
— Мы этого не говорили! — возмутился Виктор.
— Вы это имели в виду. Каждое ваше слово этим пропитано.
Сергей встал, поправил пиджак. Он понял, что разговор заходит в тупик, и решил включить «старшего». Он подошел к сестре, положил тяжелую руку ей на плечо. От него пахло дорогим парфюмом и табаком.
— Ленусь, ну не кипятись. Мы понимаем, это стресс. Но выхода-то другого нет. Подумай сама. Ты устала на своей работе, тебе передышка нужна. Побудешь с мамой год-другой, отдохнешь от офисной гонки. Квартиру сдашь, ипотека гасится. Мы продукты возить будем. Заживешь спокойно. И маме радость — любимая дочка рядом.
«Год-другой». Он говорил об этом так легко, словно речь шла об отпуске на Бали. Но Елена знала: если она согласится сейчас, она не вернется в профессию никогда. Через два года ей будет сорок. Рынок труда жесток. Она потеряет квалификацию, связи, хватку. Она превратится в сиделку. В тень. В приживалку, которая будет просить у братьев деньги на новые колготки.
И самое страшное — они это прекрасно понимали. Более того, им это было выгодно. Удобная сестра-служанка, которая решает все проблемы с престарелой матерью и ничего не требует.
— Мне нужно подумать, — сказала она сухо, сбрасывая руку брата с плеча.
— Думай, конечно, — кивнул Сергей, направляясь к выходу. — До завтра думай. Завтра понедельник, нам нужно понимать, нанимать кого-то на пару дней или ты уже вещи перевезешь. Ключи от маминой квартиры у тебя есть.
— Мы на тебя рассчитываем, Лен, — бросил Виктор уже из прихожей, торопливо обуваясь. — Не подведи. Ради мамы.
Дверь хлопнула. Скрежет ключа в замке прозвучал как финальный аккорд.
Елена осталась одна в тихой квартире. Из спальни донеслось слабое мычание — мама проснулась. Лена вздохнула, вытерла повлажневшие ладони о джинсы и пошла в спальню.
Нина Петровна лежала на высоких подушках, её левая сторона лица немного обвисла, но глаза были живыми и тревожными. Она видела сыновей, которые заходили к ней на минуту перед уходом, и, видимо, чувствовала напряжение, висевшее в доме.
— Л... Ле... на... — с трудом выдавила мать, протягивая к ней здоровую руку.
Елена села на край кровати, взяла сухую, пергаментную ладонь матери в свою.
— Я здесь, мам. Все хорошо.
— Они... уш... ли? — с трудом ворочая языком, спросила Нина Петровна.
— Ушли, мамуль. У них дела.
Мать смотрела на нее пристально, пытаясь сфокусировать взгляд. Вдруг её пальцы с неожиданной силой сжали руку Елены.
— Не... слушай... их, — прошептала мать. Это было сказано так четко, что Елена вздрогнула. — Не... бросай... ра... боту.
Елена замерла. Откуда мама знает? Она слышала? Стены в хрущевке тонкие, а братья говорили громко.
— Мам, ты о чем?
Нина Петровна попыталась приподняться, но бессильно упала обратно на подушки. В ее глазах блеснули слезы.
— Они... ждут... квар... тиру, — выдохнула она, и этот шепот был страшнее крика. — Я... знаю.
Сердце Елены пропустило удар. Конечно. Квартира. Эта «сталинка» в центре города, хоть и требовала ремонта, стоила целое состояние. Мать была единственной собственницей. Завещания, насколько знала Лена, не было. Значит, по закону — на троих. Но если Лену запереть здесь сиделкой, лишить денег и воли, ею будет так легко манипулировать...
А может, у них был другой план?
Лена поцеловала мать в лоб, поправила одеяло.
— Спи, мам. Я ничего не брошу. И тебя не брошу. Мы что-нибудь придумаем.
Она вышла на кухню, снова включила чайник. Ей нужен был план. Она не собиралась становиться жертвой. Она вспомнила самодовольное лицо Сергея и бегающие глазки Виктора. «Семья», «родная кровь».
В кармане завибрировал телефон. Звонил Андрей Павлович, её заместитель.
— Елена Николаевна, простите, что в воскресенье, — его голос звучал взволнованно. — Тут такое дело... Помните тендер на строительство логистического хаба в порту? Тот, который мы считали безнадежным? Нам только что пришел инсайд. Мы прошли во второй тур. Но презентация нужна к среде. Без вас мы не вытянем.
Это был шанс. Огромный, карьерный шанс. И именно сейчас братья поставили ей ультиматум.
— Я буду завтра, Андрей, — твердо сказала она. — Готовьте данные.
Она нажала отбой. Руки больше не дрожали. В голове начала выстраиваться схема действий, четкая и жесткая, как ее финансовые отчеты. Братья объявили ей войну, рассчитывая на блицкриг. Они думали, что перед ними слабая младшая сестренка.
Но они забыли, что она — дочь своей матери.
Елена достала ноутбук, открыла банковское приложение и начала считать. Цифры не лгут, в отличие от родственников. Ей нужно было найти деньги на сиделку. Много денег. И она знала, где искать первое звено этой цепи. Она вспомнила странную фразу матери про квартиру. Нужно было проверить документы.
Лена решительно направилась к старинному секретеру в гостиной, где мама хранила все важные бумаги. Замок поддался легко. Папки, квитанции, старые открытки... Она перебирала бумаги, пока не наткнулась на плотный конверт, заклеенный скотчем. На нем рукой матери было написано: «Вскрыть только после моей смерти».
Елена замерла. Вскрывать или нет? Это было неэтично. Это было неправильно. Но ситуация была критической. Она поднесла конверт к свету. Он был плотным, непрозрачным.
Внезапно в дверь позвонили. Настойчиво, требовательно. Три коротких звонка. Так звонил только Сергей.
Неужели вернулся?
Елена сунула конверт под кофту, прижав к телу, и пошла открывать.
Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь гулкими ударами в висках. Елена судорожно запихнула плотный конверт под резинку домашних брюк, прикрыла его объемным свитером и, набрав в грудь воздуха, распахнула дверь.
На пороге стоял Сергей. Он не ушел. Он вернулся один.
— Ты чего так долго? — брат шагнул внутрь, не спрашивая разрешения, и окинул прихожую цепким, сканирующим взглядом. — Я звонил три раза. Спала? Или прятала любовника?
Он криво усмехнулся собственной плоской шутке, но глаза оставались холодными. В них не было и тени улыбки — только расчет и подозрение.
— Была в туалете, — соврала Елена, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Что ты забыл?
— Телефон? Нет, телефон при мне... — он похлопал себя по карманам, прошел на кухню, заглянул в комнату матери. Нина Петровна спала, тяжело и прерывисто дыша. Сергей вернулся в коридор, где стояла, прижавшись спиной к стене, Елена. — А, точно. Я хотел оставить тебе вот это.
Он вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги.
— Что это?
— Доверенность. Генеральная. На меня. — Он протянул бумагу сестре. — Чтобы я мог заниматься мамиными делами: пенсией, счетами, лекарствами. Сама понимаешь, она сейчас не в том состоянии, чтобы по инстанциям бегать. Завтра приедет нотариус, я договорился на вечер. Мама подпишет, ты просто проследи, чтобы она была в адеквате. Помой ее, причеши. Чтобы вопросов лишних не было.
Елена взяла лист. Бумага жгла пальцы. Генеральная доверенность. С правом распоряжения всем имуществом.
— Зачем генеральная, Сережа? — тихо спросила она. — Для пенсии достаточно простой, банковской.
Брат навис над ней. Он был на голову выше, грузный, давящий своей массой.
— Не умничай, Лен. Тебе сказали — надо, значит, надо. Я беру на себя бюрократию, ты берешь на себя грязную работу. Разделение труда. Всё, бывай. Завтра в шесть нотариус будет здесь. И не вздумай завтра уйти на свою работу. Если нотариус придет к закрытой двери, я очень расстроюсь. А когда я расстраиваюсь, у тебя начинаются проблемы.
Он хлопнул её по плечу — дружески, но с такой силой, что Елена едва устояла на ногах, — и вышел.
Как только замок щелкнул, Елену затрясло. Она сползла по стене на пол, достала спрятанный конверт. Руки дрожали так сильно, что она порвала бумагу, вскрывая его.
Внутри лежала тонкая ученическая тетрадь в клеточку и завещание, заверенное нотариусом три года назад.
Елена развернула завещание. Буквы плясали перед глазами, но суть она уловила сразу. "Всё моё имущество, движимое и недвижимое, включая квартиру по адресу..., я завещаю своей дочери, Елене Николаевне..."
Ни слова о сыновьях. Ни полслова.
Она открыла тетрадь. Это был дневник, точнее, бухгалтерская книга боли. Почерк матери, сначала твердый, к концу становящийся всё более дрожащим, фиксировал цифры.
«12 мая 2018. Отдала Сереже 500 тысяч. Сказал, на развитие автосервиса. Обещал вернуть через полгода с процентами.
10 сентября 2019. Витя просил 200 тысяч. Карточный долг. Плакал, стоял на коленях. Сняла с "гробовых".
3 марта 2021. Сережа заложил мою дачу. Сказал, временно. Узнала случайно, когда пришли коллекторы. Пришлось продать гараж отца, чтобы выкупить закладную...»
Елена листала страницу за страницей, и волосы на голове шевелились от ужаса. Её братья не просто «не помогали». Они методично, год за годом, выдаивали мать досуха. Они забрали всё: накопления отца, дачу, деньги на похороны. Осталась только эта квартира. Последний бастион.
В конце тетради была приписка, сделанная совсем недавно, видимо, перед самым инсультом:
«Леночка, прости, что молчала. Боялась тебя расстроить, да и стыдно мне, что таких сыновей воспитала. Они ждут моей смерти, я знаю. Они уже делят квартиру. Сереже нужны деньги, чтобы покрыть долги фирмы, а Витя... Витя просто хочет жить красиво. Не отдавай им квартиру. Это твой дом. И единственное, что я могу тебе оставить в благодарность за то, что ты — человек».
Елена закрыла тетрадь. Слезы высохли. На смену жалости и страху пришла холодная, звенящая ярость. Теперь всё встало на свои места. Им не нужен уход за мамой. Им нужно, чтобы Елена уволилась, осталась без денег, стала зависимой, а потом — выжила бы из ума маму или заставила подписать дарственную. А после смерти матери Елену просто вышвырнут на улицу, продав квартиру за долги.
Они не семья. Они стервятники.
— Ну уж нет, — прошептала Елена в пустоту коридора. — Не дождетесь.
Она спрятала документы в свою сумку, в потайной карман. Теперь у нее было оружие. Но применять его нужно было осторожно. Если она сейчас покажет им завещание, они могут пойти на что угодно. На запугивание, на подлог... на что-то похуже.
Елена прошла на кухню, налила стакан воды, залпом выпила. Время действовать.
Она открыла ноутбук. Сначала — работа. Презентация для тендера. Она должна быть безупречной. Елена работала три часа, отключая эмоции, превращаясь в бесстрастную машину логистики. Графики, сметы, риски. Всё было идеально.
Затем она открыла сайт агентства домашнего персонала. Цены кусались. Сиделка с медицинским образованием стоила как половина её зарплаты. Но выбора не было. Она нашла номер частной медсестры, которую когда-то рекомендовала коллега.
— Алло, Мария Ивановна? Это Елена, от Ольги Петровны... Да, срочно. С завтрашнего дня. Оплата наличными, вперед за две недели. Но есть условие: никого не пускать в квартиру, кроме меня. Даже если будут представляться сыновьями, полицией или папой римским. Дверь открывать только мне.
Договорились. Это опустошит её «подушку безопасности», но даст время.
Утром понедельника Елена встала в шесть. Привела себя в порядок: строгий костюм, безупречный макияж, скрывающий следы бессонной ночи. Она не выглядела как жертва. Она выглядела как воин.
Мария Ивановна приехала ровно в семь. Это была крепкая женщина лет пятидесяти с цепким взглядом и руками, привыкшими к тяжелой работе. Елена проинструктировала её, оставила деньги и запасные ключи.
— Если придут братья — звоните мне сразу. И дверь на цепочку, — предупредила Елена.
— Не волнуйтесь, деточка, — усмехнулась сиделка. — Я пять лет в психиатрии отработала. С родственниками справляться умею лучше, чем с пациентами.
Елена выдохнула и поехала в офис.
День закрутился в бешеном ритме. Совещания, звонки, правки. Коллеги косились на нее: обычно мягкая Елена Николаевна сегодня раздавала указания жестко, рубила лишние разговоры и требовала невозможного. К обеду презентация была готова.
В 14:00 она вошла в переговорную. Инвесторы, совет директоров, Андрей Павлович. Елена выступала блестяще. Она чувствовала какой-то мрачный драйв: после того, что она узнала о своей семье, страх перед какими-то бизнесменами исчез. Что они могут ей сделать? Уволить? Это мелочи по сравнению с предательством родной крови.
Когда она закончила, в зале повисла тишина, а потом раздались аплодисменты. Шеф, скупой на похвалу, показал ей большой палец.
— Елена Николаевна, зайдите ко мне, — сказал он после встречи.
В кабинете он предложил ей кофе.
— Это был высший пилотаж, Лена. Мы берем проект. И... я знаю, что у тебя сложная ситуация с мамой. Если нужен аванс или гибкий график — скажи. Мы тебя ценим.
Елена едва не разрыдалась. Чужой человек, начальник, проявил больше участия, чем родные братья.
— Спасибо, Петр Алексеевич. Мне понадобится... юридическая консультация. У нас есть хороший специалист по наследственному праву?
Через час она сидела в кабинете корпоративного юриста, молодого, но хваткого парня по имени Денис. Он внимательно изучил копию доверенности, которую оставил Сергей, и фото страниц маминого дневника.
— Елена, слушайте внимательно, — Денис снял очки и посмотрел на нее серьезно. — Эта доверенность — ловушка. Тут есть пункт о праве передоверия и праве совершения сделок с недвижимостью «на условиях по своему усмотрению». Подписав это, ваша мама фактически подарит им квартиру. Они могут продать её завтра же, даже не ставя вас в известность.
— Я так и думала, — кивнула Елена.
— Но это полбеды, — продолжил юрист. — Я пробил ваших братьев по базам. У Сергея ООО «Вектор» в стадии банкротства. Долгов на двенадцать миллионов. На его личное имущество наложен арест. У Виктора три исполнительных производства по микрозаймам и долгам физ лицам. Они загнаны в угол. Люди в таком положении способны на крайности. Вам нельзя подпускать их к матери. И уж тем более к документам.
— Они придут сегодня в шесть с нотариусом, — сказала Елена, глядя на часы. Было 17:15.
— Нотариус... — Денис нахмурился. — Если нотариус «свой», он может закрыть глаза на недееспособность или давление. Вам нужно быть там. И вам нужен свидетель. Я поеду с вами.
Елена гнала машину, нарушая скоростной режим. Внутри все кипело. Двенадцать миллионов. Вот, значит, какова цена вопроса. Они готовы выкинуть мать на улицу, чтобы закрыть свои дыры.
Они подъехали к дому в 17:55. У подъезда уже стоял черный внедорожник Сергея и старая иномарка Виктора. Рядом переминался с ноги на ногу щуплый мужичок с портфелем — видимо, тот самый «карманный» нотариус.
Елена выскочила из машины, Денис за ней.
— Опа, а кто это у нас тут? — Сергей, увидев сестру, изменился в лице. — Ты почему не дома? Я же сказал тебе сидеть с матерью! Кто там сейчас?
— Там профессионал, — отрезала Елена, подходя к подъезду и преграждая им путь к домофону. — А вы никуда не пойдете.
— Ты берега попутала, сестренка? — Виктор двинулся на нее, сжимая кулаки. — Отойди. Мы с нотариусом. Маме нужно подписать бумаги.
— Мама ничего подписывать не будет. Ни сегодня, ни завтра.
— Это не тебе решать! — взревел Сергей. Его лицо побагровело. — У нас договоренность! Ты срываешь сделку... то есть, оформление!
— Сделку? — переспросила Елена громко, так, чтобы слышал нотариус и соседи, курившие на балконе. — Сделку по продаже квартиры, чтобы покрыть твои долги в двенадцать миллионов, Сережа? Или твои игровые долги, Витя?
Братья замерли. Нотариус нервно поправил очки и сделал шаг назад.
— Откуда ты... — начал Виктор, побледнев.
— Я знаю всё. И про дачу, и про гараж, и про деньги, которые вы тянули с нее годами. — Елена достала из сумки копию завещания (оригинал остался в сейфе на работе). — Читайте. Это завещание. Квартира моя. Мама отписала её мне три года назад. Потому что знала, что вы её оберете до нитки.
Сергей выхватил лист, пробежал глазами. Его лицо исказилось такой ненавистью, что Елене стало страшно. Он скомкал бумагу и швырнул её на асфальт.
— Это липа! Ты подделала! Мать не могла! Мы оспорим! Мы тебя по судам затаскаем, ты, тварь неблагодарная! Мы тебя уничтожим!
Он шагнул к ней, замахиваясь. Денис, стоявший чуть позади, мгновенно вышел вперед, закрывая собой Елену.
— Сергей Борисович, — спокойно, но жестко сказал юрист. — Я представитель Елены Николаевны. Все угрозы фиксируются на диктофон. Попытка физического воздействия будет стоить вам заявления в полицию прямо сейчас. У вас и так проблем с законом хватает, хотите добавить уголовку?
Сергей замер, тяжело дыша. Его кулаки сжимались и разжимались. Он перевел бешеный взгляд с юриста на сестру, потом на перепуганного нотариуса.
— Вали отсюда, — рявкнул он нотариусу. Тот не заставил себя ждать и семенил к дороге.
— Ты пожалеешь, Ленка, — прошипел Сергей, наклоняясь к самому её лицу. — Ты думаешь, бумажка тебя спасет? Мама еще жива. И пока она жива, мы — её дети. Мы имеем право видеться с ней. Мы устроим тебе ад. Опеку натравим, скажем, что ты её моришь голодом. Соседей настроим. Ты в этой квартире жить не будешь.
— Поехали, — бросил он Виктору.
Братья сели по машинам. Взревели моторы. Елена стояла, глядя им вслед, пока красные габаритные огни не скрылись за поворотом. Только сейчас она почувствовала, как дрожат колени.
— Вы как? — спросил Денис, поддерживая её под локоть.
— Нормально, — выдохнула она, хотя сердце готово было выпрыгнуть из груди. — Они не отступят, да?
— Нет, — честно ответил юрист. — Зверь, загнанный в угол, кусается больнее всего. Вам нужно готовиться к осаде. И... Елена, вам лучше сейчас подняться к маме. С ней сиделка, но после такого шума под окнами...
Елена кивнула и бросилась к подъезду. Дурное предчувствие ледяной иглой кольнуло сердце.
Она поднялась на третий этаж, дрожащими руками открыла дверь. В квартире было тихо. Слишком тихо.
— Мария Ивановна? — позвала она.
Тишина.
Елена вбежала в мамину комнату. Кровать была пуста. Смятые простыни, опрокинутый стакан с водой на тумбочке. Сиделка сидела в кресле в углу, запрокинув голову, и странно храпела. На полу валялся шприц.
Елена бросилась к ней, потрясла за плечо. От женщины пахло чем-то резким, химическим. Она спала глубоким, неестественным сном.
Мамы не было.
На кухонном столе лежал телефон Елены, который она оставила дома утром в спешке (рабочий был с собой). На экране светилось новое сообщение с незнакомого номера:
«Хочешь увидеть маму живой — перепиши квартиру на нас. Завтра. Без юристов. Иначе мы отвезем её в такой "санаторий", где она и недели не протянет. Думай, сестренка. Время пошло».
Елена выронила телефон. Пол ушел из-под ног. Они не уехали. Они забрали её. Пока Елена «побеждала» у подъезда, пока Сергей отвлекал внимание скандалом, Виктор (или кто-то третий?) проник в квартиру через черный ход или... у них же были ключи! Она не успела сменить замки.
Она перехитрила сама себя.
Елена стояла посреди пустой комнаты, сжимая в руке бесполезный телефон. Мир вокруг накренился и грозил рухнуть. В ушах звенело: «Хочешь увидеть маму живой...».
На пороге комнаты возник Денис. Он быстро оценил обстановку: распахнутое окно (видимо, для проветривания после хлороформа), бессознательная сиделка, отсутствующая больная.
— Они её забрали, — голос Елены был мертвым. — Пока мы стояли внизу. Пока я играла в героя. У них были ключи. Я не сменила замки. Господи, я такая дура...
Денис не стал тратить время на утешения. Он подлетел к сиделке, проверил пульс, приподнял веко.
— Жива. Пульс ровный, зрачки реагируют. Скорее всего, сильное снотворное или эфир. Вызывайте скорую для неё. И полицию.
— Полицию? — Елена подняла на него глаза, полные ужаса. — Они сказали: «Без ментов». Если я позвоню, они... они могут сделать с мамой что угодно. У неё инсульт, ей нельзя волноваться, ей нужен уход каждый час!
— Елена! — Денис встряхнул её за плечи, заставляя посмотреть себе в глаза. — Это похищение человека. Группой лиц. По предварительному сговору. Это до пятнадцати лет тюрьмы. Ваши братья — идиоты, но они не убийцы. Они трусы. Они пытаются вас запугать. Куда они могли её повезти? Думайте! У них нет денег на частную клинику. В свою квартиру не повезут — там жены, дети, соседи. Нужно безлюдное место. Где?
Елена зажмурилась, пытаясь пробиться сквозь панику. Безлюдное место. Теплое? Нет, им плевать. Крыша над головой. Виктор. Стройка.
— Стройка! — выдохнула она. — Виктор строил коттедж за городом, в поселке «Лесное». Три года строил, потом деньги кончились. Там коробка стоит, окна вставлены, кажется, даже отопление проведено по первому этажу. Он хвастался, что иногда там ночует, когда с женой ссорится.
— Далеко?
— Километров тридцать.
— Поехали, — Денис уже тащил её к выходу. — По дороге вызовем наряд прямо туда. Если мы приедем раньше, у нас будет шанс перехватить их до того, как они поймут, что план провалился.
Черный джип Дениса летел по ночному шоссе, разрезая фарами мокрую пелену дождя со снегом. Елена сидела на пассажирском сиденье, вцепившись в ручку двери так, что костяшки пальцев побелели. Она молилась. Впервые за много лет по-настоящему молилась, чтобы мамино сердце выдержало эту поездку.
— Я звоню Виктору, — сказала она. — Мне нужно их отвлечь. Понять, что с ней.
Денис кивнул, не отрывая взгляда от дороги.
Елена набрала номер. Гудок. Второй. Третий.
— Ну что, надумала? — голос Виктора был пьяным и развязным. На фоне слышался какой-то гул, похожий на работу тепловой пушки. Значит, стройка. Она угадала.
— Витя, — Елена старалась говорить жалобно, сквозь слезы. — Витя, пожалуйста, не надо. Я все подпишу. Завтра утром. Только скажи, что с мамой. Ей нужны лекарства, укол в девять вечера...
— Обойдется твоя мама, — фыркнул брат. — Крепкая старушка, доживет до утра. Ты главное документы готовь. Дарственную. И отказ от претензий. Приедешь одна. Адрес скину смской. Если увижу хвост — пеняй на себя.
— Где вы, Витя? Я приеду сейчас! Я привезу деньги!
— Сказано — утром! — рявкнул кто-то на заднем плане. Голос Сергея. — Дай ей отбой!
Связь оборвалась.
— Они там, — сказала Елена. — Я слышала тепловую пушку. И эхо, как в пустом помещении.
— Мы будем там через десять минут, — Денис нажал на газ. — Полиция отстает, будут минут через двадцать. Придется действовать самим. Елена, послушайте меня. Ваша задача — забрать мать. Моя задача — нейтрализовать братьев. У меня травмат, разрешение есть. Но лучше до греха не доводить.
Поселок «Лесное» встретил их темнотой и разбитой дорогой. Недостроенные остовы домов торчали, как гнилые зубы. Дом Виктора был в самом тупике, у леса. В окнах первого этажа брезжил тусклый свет.
Денис заглушил мотор за сто метров до ворот, чтобы не шуметь.
— Идем пешком. Тихо.
Они пробрались через дыру в заборе. Под ногами хлюпала глина. Подойдя к окну, Елена осторожно заглянула внутрь.
Увиденное заставило её кровь закипеть.
Посреди огромной бетонной комнаты, на куче какого-то строительного утеплителя и старых матрасов, лежала Нина Петровна. Она была укрыта курткой, но её трясло. Лицо было серым.
Сергей и Виктор сидели за раскладным столом в нескольких метрах от неё. На столе стояла бутылка водки, нарезанная колбаса и... мамины таблетки, рассыпанные просто так, вперемешку с хлебными крошками.
Братья пили. Они праздновали победу.
— Ну что, — громко говорил Сергей, разливая водку. — Завтра скинем хату, долги раздам, еще и на новую тачку останется. А маман... ну, определим куда-нибудь. В деревню отвезем, в тот заброшенный дом бабки Ани. Пусть там доживает. Воздух свежий.
— А Ленка? — хихикнул Виктор. — Ленка пусть локти кусает. Самая умная, да? Начальница! Теперь будет знать свое место.
Елена больше не могла ждать. Страх исчез. Осталась только холодная, расчетливая ярость матери, защищающей своего ребенка. Только в этот раз ребенком была её собственная мать.
Она рванула к входной двери. Она была не заперта — братья были слишком самоуверенны.
Дверь с грохотом распахнулась.
— Твари! — крик Елены, казалось, сотряс бетонные стены.
Братья подскочили. Сергей опрокинул стопку.
— Ты?! Как ты... — он потянулся к карману.
В этот момент в проеме возник Денис, направляя на них черный ствол пистолета.
— Сидеть! — рявкнул юрист так, что даже у Елены заложило уши. — Руки на стол! Одно движение — стреляю по коленям!
Виктор взвизгнул и закрыл голову руками. Сергей замер, его глаза бегали, оценивая ситуацию. Он был пьян, но огромен.
— Ты кто такой, щенок? — прорычал он. — Это семейное дело! Убери пушку!
— Это 126-я статья УК РФ. Похищение человека. И 163-я. Вымогательство. — Денис шагнул вперед, не опуская оружия. — Елена, к маме!
Елена бросилась к матери. Нина Петровна была в полубессознательном состоянии, её кожа была ледяной.
— Мамочка, я здесь, я здесь, родная... — шептала Елена, кутая её в свою куртку. — Потерпи немного.
— Ле... на... — прохрипела мать. Из уголка её рта текла слюна. — Пить...
Елена схватила со стола бутылку с водой (единственное чистое, что там было), поднесла к губам матери.
— Ты все испортила! — вдруг заорал Сергей. Хмель ударил ему в голову, отключив инстинкт самосохранения. Он схватил со стола пустую бутылку из-под водки и, перемахнув через стол, бросился на Дениса.
Выстрел прозвучал сухо и хлестко. Сергей взвыл и схватился за бедро. Он рухнул на колени, бутылка покатилась по бетону.
— Я предупреждал, — ледяным тоном сказал Денис. — Следующая пуля будет в голову. Виктор, лечь на пол! Мордой в пол, живо!
Виктор, рыдая, сполз под стол.
— Не надо, не стреляйте! Мы не хотели! Это Серега все придумал! Я не виноват!
Елена даже не обернулась на крики братьев. Она проверяла пульс матери. Он был нитевидным.
Вдали послышался вой сирен. Нарастающий, спасительный звук. Синие отблески мигалок заплясали по стенам недостроя.
— Скорая! — закричала Елена в окно. — Сюда! Срочно!
Шесть месяцев спустя.
Майское солнце заливало веранду загородного пансионата «Сосновый бор». Здесь пахло нагретой хвоей и свежескошенной травой.
Елена сидела в плетеном кресле и читала вслух книгу. Напротив, в инвалидном кресле, сидела Нина Петровна. Она сильно постарела за эти полгода, левая рука так и не восстановилась до конца, но речь вернулась, и разум был ясен.
— Хватит, Леночка, — сказала мама, улыбаясь уголками губ. — Отдохни. Ты сама бледная. Как на работе?
— Хорошо, мам. Мы выиграли тот тендер. Андрея Павловича повысили, теперь я мечу на его место, — Елена закрыла книгу. — А ты как себя чувствуешь?
— Лучше всех, — Нина Петровна посмотрела на дочь с бесконечной нежностью. — Благодаря тебе.
Они помолчали. Тема братьев была табу, но сегодня мама сама нарушила молчание.
— Был суд? — тихо спросила она.
Елена вздохнула.
— Был, мам. На прошлой неделе. Сергею дали пять лет колонии общего режима. С учетом прежних махинаций и нападения. Виктору — три года условно, так как он пошел на сделку со следствием и сдал Сергея. Но... — Елена замялась.
— Что?
— Я подала иск о признании их недостойными наследниками. Суд удовлетворил. Квартира теперь официально моя. И я её продала.
Нина Петровна вскинула брови.
— Продала?
— Да. Эти деньги пошли на твое лечение здесь. Это лучший реабилитационный центр в области. И еще... я взяла ипотеку на таунхаус. Здесь, неподалеку. Чтобы я могла приезжать к тебе каждый вечер. А когда ты окрепнешь, мы будем жить там вместе. Никаких пятых этажей без лифта. Сад, воздух и покой.
По щеке матери скатилась слеза.
— А Витя? Где он теперь?
— Виктор работает на стройке. Разнорабочим. Жена от него ушла, забрала детей. Он звонил мне. Просил денег.
— И что ты?
— Я сказала ему то же, что они сказали мне тогда, на кухне. — Елена жестко усмехнулась, вспоминая тот разговор. — Я сказала: «Витя, тебе нужно устроиться на вторую работу. Ты же мужчина. Кормилец. А у меня ипотека и больная мама».
Нина Петровна посмотрела на верхушки сосен.
— Жестоко, — прошептала она.
— Справедливо, — ответила Елена, накрывая руку матери своей ладонью. — Мы выжили, мам. Мы справились. И больше никто и никогда не посмеет решать за нас, как нам жить.
К веранде подошел высокий мужчина в светлом костюме. Это был Денис. В руках он держал огромный букет сирени.
— Добрый день, дамы! — улыбнулся он. — Елена Николаевна, ваш отчет готов, но я решил доставить его лично. И заодно проведать нашу героиню. Нина Петровна, вы выглядите великолепно.
Елена почувствовала, как краска приливает к щекам. За эти полгода деловые отношения с Денисом незаметно переросли во что-то большее. Он был рядом на всех допросах, в судах, в больницах. Он стал их стеной.
— Спасибо, Дениска, — улыбнулась Нина Петровна, глядя то на него, то на смущенную дочь. — Поставь цветы в вазу. И садись пить чай. У нас есть время.
Елена смотрела на них — на маму, которая впервые за долгое время искренне улыбалась, на Дениса, который уже разливал чай, на солнечных зайчиков на столе.
Сердце было спокойным. Впереди была целая жизнь. Трудная, возможно. Но своя.
