— Посиди дома, корова.
Борис застегнул пиджак и посмотрел на Наташу так, будто она действительно была скотиной. Стоял в прихожей, поправлял воротник перед зеркалом, а она за его спиной — в синем платье, которое носила на все праздники последние пять лет.
— Ты посмотри на свои руки. На лицо. Там будут жёны директоров, а ты что? Серая мышь в этой тряпке.
Наташа молчала. Она уже причесалась, нашла помаду на дне косметички, даже туфли достала.
— Боря, я же собралась...
— Не надо. Юбилей фирмы — это серьёзное мероприятие. Ты там будешь как... как я не знаю кто. И все будут смотреть на меня с жалостью. Сиди дома, приготовь чего-нибудь, я приеду поздно.
Хлопнула дверь. Наташа осталась стоять перед зеркалом. Смотрела на себя — на руки, которые действительно не видели маникюра лет десять, на лицо с морщинками у глаз. Она работала на двух работах, чтобы у них была квартира, дача, чтобы Борис мог ездить на приличной машине и расти по службе. А теперь она — корова.
Наташа сняла туфли. Повесила платье обратно. Села на диван. Не плакала. Слёзы не шли. Было только глухое онемение и тупая обида, которая сидела комом в горле.
Ноутбук Бориса остался на столе. Он вечно забывал его выключать. Наташа хотела закрыть крышку, но на экране всплыло уведомление.
«Борюсик, ты уже выехал? Не могу дождаться, когда эта старая кошелка наконец подпишет бумаги на дачу».
Наташа замерла. Кошелка. Дача.
Она открыла мессенджер. Имя отправителя — Жанна. Их общая знакомая, которая приходила в гости, сидела на их кухне, жаловалась на жизнь. Наташа даже давала ей денег в долг.
Дальше была переписка. Длинная. Наташа листала, и каждая строчка била как пощёчина.
«Боря, сколько можно? Ты обещал к осени уйти. Если она не подпишет залог, как ты выкупишь долю?»
«Жанночка, потерпи. Она доверчивая. Я сказал, что деньги на ремонт участка нужны, скоро подпишет».
«Ты хоть в КВД сходи, Борис. Не хочу, чтобы ты мне что-нибудь принёс из вашей семейной жизни».
Фотографии. Борис с Жанной в ресторане. В машине. В постели.
Наташа закрыла ноутбук. Встала. Руки не дрожали. Голова была ясной, почти ледяной. Она подошла к шкафу, достала коробку из-под обуви. Там лежала заначка — деньги, которые она откладывала годами, по мелочи, чтобы было на чёрный день.
Чёрный день наступил.
Наташа взяла телефон, скачала всю переписку на флешку. Потом переоделась, вызвала такси.
Ресторан был в центре, с вывеской золотыми буквами и охранником у входа. Наташа вышла из машины, попросила водителя подождать. Зашла внутрь. В фойе играла тихая музыка, пахло едой и дорогим парфюмом.
Она нашла администратора — молодую девушку с планшетом в руках.
— Мне нужно передать материалы для показа на экране. От руководства. Это сюрприз.
Девушка посмотрела на неё с сомнением.
— А вы кто?
— Помощница. Вот флешка. Включите, пожалуйста, когда будут тосты. В середине вечера. Только никому не говорите, это должен быть сюрприз для юбиляров.
Администратор замялась. Наташа достала из сумки купюры. Не много, но достаточно.
— Пожалуйста. Это очень важно.
Девушка взяла деньги, кивнула. Наташа вышла и села обратно в такси.
— Подождите здесь, пожалуйста. Недолго.
В зале гремела музыка. Борис стоял на сцене рядом с директором и Жанной. Она была в красном платье, с безупречной укладкой и маникюром. Борис держал бокал игристого и говорил речь про крепкие тылы и верных жён.
— За тех, кто нас поддерживает! За семью! За тех, кто ждёт дома!
Зал поднял бокалы. И тут на огромном экране за спиной Бориса вместо фотографий со стройки появились скриншоты переписки. Крупным планом.
«Старая кошелка». «Доверчивая дура». «Сходи в КВД, не хочу заразу».
Сначала зал замолчал. Кто-то хихикнул. Потом раздался смех — громкий, неприличный. Борис обернулся, увидел экран и застыл. Лицо покрылось красными пятнами. Он метнулся к технику, но картинки уже сменились.
Фотографии. Жанна и Борис в обнимку. Жанна в нижнем белье с подписью: «Скучаю по тебе, котик». Борис с букетом роз на фоне гостиницы.
Жанна закрыла лицо руками и побежала к выходу. Каблуки стучали по паркету, а за спиной раздавался свист. Кто-то из мужиков крикнул: «Боря, ты хоть анализы сдал?». Женщины за столами переглядывались, а некоторые откровенно улыбались.
Борис стоял на сцене, открывал рот, но не мог выдавить ни слова. Директор отошёл от него на два шага, будто боялся подхватить что-то заразное.
Дверь в зал открылась. Вошла Наташа.
Она шла медленно, и все повернулись к ней. Синее платье уже не казалось старым. Она держала спину прямо, и в глазах был не гнев, а какое-то ледяное спокойствие.
Наташа поднялась на сцену. Подошла к Борису вплотную. Он попятился.
— Наташа, я... это не то, что ты думаешь, я могу объяснить...
— Не надо объяснять. Я всё поняла.
Она достала из сумки связку ключей и сунула ему в карман пиджака.
— Это от старого сарая на участке. Можешь забрать свои грабли оттуда. Дачу я завтра продаю. Покупатели уже есть, если что.
Борис побелел.
— Ты не имеешь права! Это моя дача, я строил...
— Ты строил на мои деньги, Боря. Я работала на двух работах, пока ты карьеру делал. Документы на меня, если забыл. А твои вещи я попросила соседей вынести на площадку. Пока ты тут про верных жён рассказывал.
Она сделала паузу, посмотрела на него внимательно, будто видела впервые.
— И к врачу сходи. Жанна права, надо провериться. Я, кстати, завтра же пойду. На всякий случай.
Зал взорвался смехом. Кто-то захлопал. Наташа развернулась и пошла к выходу. Не бежала, не спешила. Шла спокойно, и с каждым шагом аплодисменты становились громче. Не все хлопали — но женщины хлопали. Те, кто понимал.
На улице было темно и свежо. Наташа села в такси и откинулась на спинку сиденья.
— Куда едем? — спросил водитель.
— К подруге.
Телефон разрывался от звонков. Борис названивал раз за разом. Наташа посмотрела на экран, потом отключила звук и убрала телефон в сумку.
В окне мелькали фонари, дома, вывески магазинов. Обычный вечер в городе. А у неё — первый вечер новой жизни. Без Бориса. Без его взглядов, без его слов, без вечного ощущения, что она недостаточно хороша.
Наташа посмотрела на свои руки. Мозолистые, с обломанными ногтями, с трещинами на ладонях. Руки, которые работали, тянули, строили. Она всегда стыдилась их. А сейчас просто смотрела — и не было стыда.
Водитель притормозил на светофоре.
— Вы чего, плачете? — спросил он, глядя в зеркало.
— Нет, — Наташа провела рукой по лицу. — Просто глаза устали.
Но слёзы были. Тихие, без всхлипов. Они текли сами собой — не от боли, а от облегчения. Двадцать пять лет она была коровой, которая сидела дома и молчала. Теперь — нет.
Впереди ждал развод, раздел имущества, жизнь, которую она даже представить не могла. Но сейчас, в этой машине, под светом фонарей, Наташа позволила себе улыбнуться.
Не Борису и Жанне. Не тем женщинам, которые хлопали в зале.
Себе.
Если понравилось, поставьте лайк, напишите коммент и подпишитесь!