Следующие три дня Алиса провела в переписке с фотографом.
— Мне нужны исходники, — писала она. — Нет, не обработанные. Мне нужна папка «Технический брак». Всё, что вы обычно удаляете.
Фотограф долго не мог понять, зачем клиентке, заплатившей солидный чек за ретушь, нужен мусор. Но деньги решают всё. Алиса выкупила архив за отдельную плату.
Когда она открыла папку на компьютере, её охватил восторг исследователя, нашедшего клад.
Нина Павловна была не просто нефотогенична. Она была катастрофой для затвора камеры.
Свекровь постоянно жевала, говорила, почесывалась или моргала.
Алиса, как ювелир, отбирала бриллианты.
Вот кадр, где Нина Павловна чихает: лицо перекошено, нос гармошкой, глаза закатились, брызги слюны летят в объектив.
Вот она тянется за салатом через весь стол: рот открыт в хищном оскале, видны все пломбы, второй подбородок лежит на груди как жабо.
Вот она ковыряет в зубах вилкой, забыв, что съемка идет.
Двенадцать кадров. По одному на каждый месяц.
Алиса не пожалела денег. Она заказала печать в лучшей типографии города. Формат А2. Огромный настенный перекидной календарь. Бумага — самый плотный глянец, печать — премиум качества, чтобы была видна каждая пора, каждая морщинка и каждый застрявший кусочек укропа в зубах.
Старый Новый год.
Квартира свекрови была набита битком. Приехали не только они, но и золовка с мужем, и тетушка из Саратова. Нина Павловна любила публику. Она сидела во главе стола, румяная и довольная, принимая поздравления.
— А теперь — мой подарок! — громко объявила Алиса, внося в комнату большой плоский сверток, перевязанный золотой лентой.
Нина Павловна заерзала на стуле, предвкушая. Она была уверена, что невестка, «осознав свое место», подарит ей очередной портрет, где она, Нина Павловна, будет выглядеть королевой.
— Ой, Алисочка, ну зачем тратилась! — пропела она, жадно разрывая упаковку. — Давай посмотрим, что там за красота!
Все гости вытянули шеи. Антон жевал оливье, не ожидая подвоха.
Бумага упала на пол.
Нина Павловна подняла календарь.
На обложке, в разрешении 4К, красовалось её лицо в момент мощнейшего чиха. Глаза в кучу, рот перекошен, вены на шее вздулись. Подпись внизу гласила витиеватым шрифтом: «Год искренности».
В комнате повисла тишина. Тетушка из Саратова поперхнулась морсом.
— Это... что? — просипела Нина Павловна. Руки у неё затряслись.
— Листайте, мама! — бодро скомандовала Алиса. — Там каждый месяц — шедевр!
Дрожащей рукой свекровь перевернула страницу.
Январь.
Нина Павловна с остервенением запихивает в рот огромную ложку салата. Глаза выпучены, щеки раздуты, как у хомяка, майонез на губе. Ракурс снизу подчеркивал монументальность её подбородков.
Кто-то из гостей (кажется, муж золовки) хрюкнул, пытаясь сдержать смех.
Февраль.
Нина Павловна чешет спину об косяк двери, задрав кофту. Лицо выражает блаженство пополам с тупостью.
Март.
В Telegram новый рассказ!!! (ссылка)
Крупный план: свекровь зевает во весь рот, демонстрируя состояние гланд и коронок. Видны даже крошки на языке.
Гости уже не скрывали смеха. Тетушка из Саратова давилась в салфетку, пытаясь замаскировать хрюканье кашлем. Муж золовки, красный как рак, просто трясся, уткнувшись лбом в стол.
Нина Павловна, багровея с такой скоростью, что её лицо сливалось с бордовой скатертью, перелистнула еще страницу. Видимо, надеялась, что дальше будет лучше. Зря.
Апрель.
На этом фото свекровь ковыряла в носу. Задумчиво, глубоко, с чувством выполненного долга. Глаза полуприкрыты, на лице — выражение абсолютного интеллектуального вакуума.
— Хватит! — взвизгнула Нина Павловна, швыряя календарь на пол. Тяжелая глянцевая бумага гулко шлепнулась, открыв «Май», где она поправляла бретельку бюстгальтера через одежду, скорчив гримасу боли. — Это что за уродство?! Ты что наделала, гадина?!
В комнате повисла тишина, но она была наэлектризована сдерживаемым хохотом. Все родственники прекрасно узнавали Нину Павловну. Это была она. Настоящая. Без маски «святой женщины» и «идеальной хозяйки».
— Почему уродство? — удивилась Алиса, делая глоток вина. — Это жизнь, Нина Павловна. Никакого фотошопа. Только ваша природная харизма. Я ничего не вырезала, заметьте. Не брала ножницы. Не кромсала ваше тело, чтобы оно вписалось в мои стандарты красоты. Я оставила вас... целостной.
Свекровь хватала ртом воздух.
— Ты меня опозорила! Перед гостями! Это же... это же технический брак! Это мусор!
— А вы меня вырезали из семейного портрета, — ледяным тоном перебила её Алиса, кивнув на комод, где стояла та самая злополучная рамка. — Вы посчитали, что я «порчу композицию». Что я бледная. Что я лишняя. Вы решили, что имеете право корректировать реальность маникюрными ножницами.
Все головы повернулись к комоду. Гости, которые раньше не обращали внимания на фото, теперь присматривались. Золовка прищурилась.
— Слушай, мам, а правда... Там же Антон как инвалид без плеча стоит. Ты реально Алиску вырезала?
Антон, сидевший рядом с матерью, вжался в стул. Он понял, что бумеранг, запущенный его мамой, вернулся и ударил её прямо в лоб огромным глянцевым форматом А2.
— Я... Я хотела как лучше! — заверещала Нина Павловна. — Я хотела красивую семью! А ты... Ты устроила цирк! Забирай эту гадость и уматывай!
Алиса медленно встала. Она поправила идеальную укладку.
— Забирать не буду. Это подарок. Я потратила на него солидную сумму, типография работала по спецзаказу. Повесьте в спальне, Нина Павловна. Будете просыпаться и любоваться своей «композицией». Это очень полезно — видеть себя со стороны. Без прикрас.
Она подошла к мужу, который сидел, опустив глаза в тарелку с холодцом.
— Антон, ты остаешься любоваться маминой эстетикой или едешь со мной?
Антон посмотрел на разъяренную мать, на календарь, где она ковыряла в носу, и на спокойную, холодную жену.
— Я... я домой, — буркнул он, поспешно вставая.
Алиса вышла в прихожую. Нина Павловна что-то кричала ей вслед про неблагодарность и змею, пригретую на груди, но её голос тонул в новом взрыве хохота — кто-то из гостей не удержался и снова открыл календарь, чтобы рассмотреть «Июль», где свекровь пыталась вытащить застрявшую петрушку из зубов мизинцем.
Алиса надела пальто, улыбнулась своему отражению в зеркале и открыла дверь.
Вопрос с семейными портретами был закрыт. Теперь в этой семье будут обсуждать только искусство фотографии. И, кажется, Нина Павловна больше никогда не возьмет в руки ножницы.