Ключ в замочной скважине повернулся с противным скрежетом, который идеально гармонировал с моим настроением. Было семь тридцать вечера. Вторник. День, который начался с пролитого кофе на белую блузку, продолжился двухчасовым совещанием, где меня отчитывали за чужие ошибки, и завершился пробкой, в которой я провела последние сорок минут, мечтая только об одном — тишине.
Я толкнула тяжелую металлическую дверь и шагнула в прихожую. Вместо желанной тишины меня встретил звук работающего телевизора. Шло какое-то бесконечное ток-шоу, где люди орали друг на друга, выясняя, кто является отцом пятого ребенка из восьми.
— Марина, это ты? — донесся из кухни голос Тамары Павловны.
Я глубоко вздохнула, считая до трех. Раз, два, три. Не помогло. Раздражение бурлило внутри, как забытое на плите молоко.
— Я, Тамара Павловна, — отозвалась я, стягивая мокрые от дождя ботильоны.
Тамара Павловна жила у нас третий месяц. «Временно», пока в её квартире меняли трубы, потом перестилали полы, а теперь, кажется, просто ждали, когда рак на горе свистнет. За это время я узнала о себе много нового: что я неправильно глажу рубашки (нужно по долевой, а не как попало), что мой борщ «слишком красный», и что моя работа графическим дизайнером — это «просто рисование картинок», от которого нельзя устать.
В прихожую зашел Андрей, мой муж. Он приехал буквально на минуту позже меня, припарковавшись рядом. Вид у него был такой же помятый, как и у меня. Он чмокнул меня в макушку и устало улыбнулся.
— Пахнет ничем, — шепнул он, принюхиваясь. — Значит, ужина нет.
— Я надеялась, что чудо все-таки произойдет, — так же тихо ответила я.
Мы прошли на кухню. Картина маслом: Тамара Павловна сидела за столом в моем любимом халате (который я искала с утра), перед ней стояла дымящаяся чашка чая и вазочка с печеньем. На столе — ни крошки еды, кроме сладостей. В раковине — гора посуды, оставшаяся после её завтрака и обеда.
Свекровь оторвала взгляд от планшета, на котором раскладывала пасьянс, и окинула меня оценивающим взглядом.
— Ой, Мариночка, ты сегодня поздно. Вид у тебя, конечно... — она покачала головой, словно мой уставший вид был личным оскорблением её эстетическому чувству. — Тебе бы витаминов попить. Кожа серая.
— Добрый вечер, Тамара Павловна. Работы много, — я подошла к холодильнику, чтобы убрать пакет кефира, который купила по дороге.
Я открыла дверцу. Холодильник был забит под завязку. В воскресенье я потратила три часа и половину аванса, чтобы закупить продукты на неделю. Там лежало филе индейки, свежие овощи, десяток яиц, сыр, творог, банка хорошей рыбы. Полки ломились от еды, требующей минимального участия человека для превращения в ужин.
Я закрыла дверцу и повернулась к свекрови, ожидая услышать, что она хотя бы сварила картошки.
Тамара Павловна отхлебнула чай, картинно отставив мизинец, и задала Тот Самый Вопрос.
— Ну что, — протянула она требовательно, глядя на меня как на нерадивую официантку, — чем кормить нас будешь? Я весь день дома просидела, проголодалась страшно, всё ждала, когда ты придешь и ужином займешься. А то у Андрюши желудок слабый, ему на сухомятке нельзя.
В кухне повисла звенящая тишина. Даже телевизор в гостиной, казалось, притих. Андрей, который в этот момент мыл руки, замер с намыленными ладонями.
Я почувствовала, как внутри что-то щелкнуло. Это был не гнев, нет. Это было состояние абсолютной, кристальной ясности. Три месяца я молчала. Три месяца я готовила после работы, убирала её чашки, слушала советы и кивала, боясь обидеть «маму». Я смотрела на полную женщину, которая весь день просидела перед телевизором в трех метрах от полного холодильника, и искренне не понимала, почему я должна сейчас вставать к плите на вторую смену.
Я медленно опустила сумку на стул. Улыбка сама собой поползла на мое лицо — широкая, неестественно вежливая улыбка стюардессы падающего самолета.
— О, Тамара Павловна, как хорошо, что вы спросили! — мой голос звучал звонко, с легкой театральной вибрацией.
Свекровь удивленно моргнула. Она ожидала оправданий, суеты, привычного «сейчас-сейчас, быстренько макароны сварю».
— Сегодня у нас особенный вечер, — продолжила я, подходя к столу и опираясь на него руками. — Я подготовила для вас эксклюзивное гастрономическое приключение.
Андрей выключил воду и медленно повернулся, вытирая руки полотенцем. В его глазах читалась смесь ужаса и любопытства.
— Да? — Тамара Павловна заинтересованно подалась вперед. — И что же это? Надеюсь, не доставка? Это химия сплошная.
— Никакой химии, только натуральные продукты! — заверила я. — Сегодняшнее блюдо называется «Интерактивное филе в собственном соку под соусом "Реальность"».
— Какое странное название, — нахмурилась она. — Это что-то французское?
— Почти. Концептуальное, — я выпрямилась и жестко, чеканя каждое слово, произнесла: — Рецепт следующий: вы встаете с этого стула, открываете холодильник, который я забила продуктами два дня назад, берете индейку и готовите её так, как считаете нужным. Потому что ресторан «У Марины» закрыт по техническим причинам: шеф-повар устал, уволился и ушел пить вино в ванную.
Тамара Павловна застыла с чашкой у рта. Её глаза округлились так, что стали похожи на два чайных блюдца.
— Что... что ты сказала? — просипела она, и в этот момент чай, который она пыталась глотнуть, пошел не в то горло.
Она закашлялась, громко, с хрипом, расплескивая жидкость на мой халат. Лицо её начало стремительно краснеть — то ли от кашля, то ли от возмущения.
— Ты... ты как со мной разговариваешь? — выдавила она сквозь кашель, стуча себя кулаком по груди. — Андрей! Ты слышал?!
Я перевела взгляд на мужа. Обычно в таких ситуациях он тушевался. Его воспитали в парадигме «мама — это святое», и любой конфликт между нами вводил его в ступор. Он всегда пытался сгладить углы, просил меня потерпеть, говорил: «Ну она же пожилой человек».
Но сейчас Андрей смотрел не на мать. Он смотрел на меня. Потом он перевел взгляд на гору грязной посуды в раковине, которую оставила его «пожилая» мама, способная, однако, часами ходить по торговым центрам в выходные. Потом на полный холодильник. И снова на меня — уставшую, с размазанной тушью, но абсолютно непреклонную.
Медленно, очень медленно Андрей поднял руки.
Хлоп.
Тамара Павловна перестала кашлять и уставилась на сына.
Хлоп. Хлоп.
Андрей аплодировал. Сначала медленно, потом быстрее и увереннее. Это были не саркастичные хлопки, а настоящие овации.
— Браво, Марин, — сказал он серьезно. — Просто браво. Я бы лучше не сформулировал.
— Андрей! — взвизгнула свекровь, обретая дар речи. — Ты что, с ума сошел? Она же меня кухаркой обозвала! Я мать! Я гостья!
— Мам, — Андрей подошел ко мне и обнял за плечи, создавая единый фронт. — Ты живешь здесь три месяца. Ты не гостья, ты жилец. Марина работает столько же, сколько я. Холодильник полный. Руки у тебя есть, ноги есть, слава богу, здоровье позволяет пасьянсы раскладывать. Почему Марина должна тебя кормить, если ты сидела дома весь день?
— Я... я плохо себя чувствовала! У меня давление! — привычно завела она свою шарманку, хватаясь за сердце, но не с той стороны.
— Давление не мешало тебе съесть всю вазочку печенья и испачкать всю посуду в доме, — парировал Андрей. — Марин, иди в ванную. Я закажу нам пиццу. А мама, если захочет, сварит себе индейку. Или доест печенье.
Я стояла, не в силах пошевелиться. Поддержка мужа была настолько неожиданной и пьянящей, что усталость на секунду отступила. Я посмотрела на свекровь. Тамара Павловна сидела с открытым ртом, похожая на выброшенную на берег рыбу. Её мир, где она была центром вселенной, а все остальные — обслуживающим персоналом, только что дал трещину.
— Спасибо, — шепнула я мужу.
— Иди, — он подтолкнул меня к выходу из кухни. — Я серьезно.
Я развернулась и пошла прочь, чувствуя спиной испепеляющий взгляд свекрови. Но у самого порога кухни я услышала звук, который заставил меня остановиться.
Это был не звук бьющейся посуды и не крики. Это был звук отодвигаемого стула. Тамара Павловна встала.
— Ну хорошо, — ледяным тоном, от которого по спине пробежали мурашки, произнесла она. — Пиццу, значит. Сами, значит. Хорошо. Раз вы так заговорили, то и мне есть что сказать.
Я замерла в коридоре. Голос свекрови изменился. Исчезли капризные нотки, исчезла старческая дребезжащая интонация. Теперь это был голос жесткой, уверенной в себе женщины.
— Думаете, я тут просто так сижу три месяца и в потолок плюю? — она усмехнулась, и этот звук был страшнее любых криков. — Я наблюдала, деточки. И я увидела достаточно. Андрей, ты думаешь, твоя жена задерживается на работе из-за отчетов?
Мое сердце пропустило удар.
— Мама, не начинай, — устало отозвался Андрей.
— А я и не начинаю. Я заканчиваю, — отчеканила она. — Сегодня днем, пока вы оба «работали», я нашла в почтовом ящике кое-что интересное. Письмо. Не для меня, конечно, но конверт был надорван... случайно.
Я почувствовала, как холодеют пальцы. Я знала, о каком письме она говорит. И если Андрей увидит его содержимое, наш вечер перестанет быть томным окончательно.
— Что за письмо? — голос Андрея напрягся.
— О, пустяки, — в голосе Тамары Павловны зазвучало торжество победителя, который только что выложил козырный туз. — Всего лишь уведомление из банка. На имя Марины. О просрочке платежа по кредиту. Огромному кредиту, Андрюша, о котором ты, судя по твоему лицу, ничего не знаешь. Полтора миллиона рублей. На что ты их потратила, Мариночка? На новую сумочку? Или на того симпатичного коллегу, который подвозил тебя в прошлый вторник?
Я прижалась спиной к стене. Ванная отменялась. Бунт на корабле только что перерос в полномасштабную войну, и Тамара Павловна только что нанесла ответный ядерный удар.
Тишина в коридоре стала вязкой, как кисель. Казалось, воздух можно резать ножом, и на срезе он будет серым от пыли и лжи.
Андрей смотрел на меня так, словно впервые увидел. В его взгляде погас тот огонек восхищения, который зажегся пять минут назад во время моей «кухонной революции». Теперь там плескался страх и немой вопрос.
— Полтора миллиона? — переспросил он шепотом. — Марин, это правда?
Тамара Павловна победоносно хрустнула суставами пальцев. Она больше не выглядела больной старушкой. Сейчас она напоминала генерала, наблюдающего за капитуляцией вражеской армии.
— Правда-правда, — пропела она, направляясь в гостиную и усаживаясь в кресло. — Я письмо не читала, конечно, боже упаси, чужие тайны... Но там красным по белому: «Последнее предупреждение». И сумма. И имя твоей жены.
Я медленно выдохнула, чувствуя, как адреналин, вместо того чтобы уйти, трансформируется в холодную ярость. Отступать было некуда. Позади — Москва (в смысле, ипотечная квартира), впереди — враг в моем халате.
— Да, Андрей, — сказала я твердо, глядя мужу прямо в глаза. — Это правда. У меня есть кредит. Полтора миллиона рублей.
— Но на что? — Андрей схватился за голову. — Машина? Шуба? Ты играешь в казино? Господи, я же думал, у нас общий бюджет...
— А вот это самое интересное! — вставила свекровь, закидывая ногу на ногу. — Я давно подозревала, что она нечиста на руку. Помнишь, Андрюша, как у меня пропала серебряная ложечка в прошлом году? Я тогда промолчала, но...
— Замолчите! — рявкнула я так, что Тамара Павловна дернулась и действительно замолчала.
Я подошла к мужу и взяла его за руки. Они были ледяными.
— Андрей, вспомни 2021 год. Весну.
Он нахмурился, пытаясь переключиться с шока на воспоминания.
— При чем тут... Ну, помню. Я тогда пытался запустить тот бизнес с перепродажей автозапчастей. С Игорем.
— И чем это кончилось? — мягко спросила я.
— Мы прогорели, — он отвел взгляд. — Игорь кинул меня, поставщики требовали неустойку. Были долги... Но я же всё закрыл! Я тогда сказал тебе, что продал гараж деда и взял подработку. Я закрыл все долги к осени.
— Ты не продавал гараж, Андрей, — тихо сказала я. — Документы на гараж до сих пор лежат в синей папке. Ты просто не нашел покупателя. А «подработка» приносила копейки. Те люди, которым ты был должен, — они не стали бы ждать. Они приходили ко мне. К нам домой, пока тебя не было.
Андрей побледнел.
— Что?
— Они угрожали, Андрей. Сказали, что если денег не будет через неделю, они придут к твоей маме. У неё же сердце, помнишь? Ты тогда ходил черный от горя, боялся ей признаться, что твой «гениальный бизнес» провалился. Ты говорил: «Мама не переживет, если узнает, что я неудачник».
Я краем глаза заметила, как лицо Тамары Павловны вытянулось. Она перестала улыбаться.
— Я взяла кредит, — продолжила я, не отпуская рук мужа. — Потребительский, под бешеные проценты, потому что срочно. Я отдала твои долги, Андрей. Все до копейки. А тебе сказала, что мне дали премию на работе, и мы можем «просто жить». Я платила этот кредит три года. Молча. Сама. Чтобы ты мог спать спокойно и чтобы твоя мама продолжала считать тебя успешным сыном.
В комнате повисла тишина, но теперь она была другой. Тяжелой, как могильная плита. Андрей смотрел на меня с ужасом и стыдом.
— А... коллега? — пискнула свекровь, но уже без прежнего задора. — Тот, на машине?
— Это Олег Викторович, юрист по банкротству, — я устало потерла виски. — Я консультировалась с ним, как реструктуризировать остаток долга, потому что в прошлом месяце нам урезали зарплату, а продукты подорожали вдвое. И еще потому, что последние три месяца наши расходы на еду выросли в три раза.
Я многозначительно посмотрела на свекровь.
Андрей рухнул на диван рядом с матерью. Он закрыл лицо руками.
— Марин... почему ты не сказала?
— Потому что я тебя люблю, дурак, — голос у меня дрогнул. — И потому что я берегла «мамино сердце».
Тамара Павловна, поняв, что её козырный туз оказался пустышкой, заерзала. Ситуация выходила из-под контроля. Вместо того чтобы уничтожить меня, она невольно вскрыла подвиг, который я совершала ради её сына. Ей нужно было срочно менять тактику.
— Ну... — протянула она, поправляя воротник халата. — Допустим. Допустим, ты хотела как лучше. Хотя скрывать такое от семьи — это все равно ложь. Но раз уж мы начали говорить начистоту... Андрей, сынок, может, оно и к лучшему, что всё вскрылось. Теперь мы будем экономить. Я вот, например, могу меньше мяса есть.
— Спасибо за одолжение, — фыркнула я. — Но раз уж мы заговорили о «начистоту», Тамара Павловна, давайте обсудим еще кое-что. Вашу квартиру.
Свекровь замерла. Её глаза, только что бегавшие по комнате в поиске путей отхода, сфокусировались на мне с настороженностью кобры.
— А что с моей квартирой? — голос её стал стальным. — Там ремонт. Пыль, грязь, рабочие. Я туда вернуться не могу, у меня астма разовьется.
— Ремонт, — кивнула я. — Замена труб, полов и... что там еще? Проводки?
— Именно. И бригадир попался нерадивый, тянет резину. Я же вам рассказывала.
Я подошла к комоду, где лежала моя сумка, и достала оттуда смартфон.
— Знаете, Тамара Павловна, когда вы сегодня сказали про холодильник, меня это задело. Но еще больше меня задело то, что на прошлой неделе вы попросили у Андрея десять тысяч «на лекарства», хотя я покупаю вам все таблетки по списку. И я решила позвонить вашему бригадиру. Номер-то у меня есть, я же помогала вам искать рабочих.
— Не смей! — взвизгнула она, вскакивая с кресла. — Это мои дела! Не лезь в мою недвижимость!
— Я позвонила, — продолжила я безжалостно. — И знаете, что он сказал? Он сказал, что они закончили объект два с половиной месяца назад. Еще до того, как вы к нам переехали.
Андрей поднял голову. Его лицо было серым.
— Мам? Это правда?
— Он врет! — закричала Тамара Павловна, и её лицо пошло красными пятнами. — Этот халтурщик просто хочет денег!
— Тогда я решила проверить, — я разблокировала экран телефона. — У меня есть подруга, риелтор. Я попросила её пробить адрес. И вот что интересно...
Я развернула экран к Андрею. Там было открыто объявление на популярном сайте аренды жилья. Фотографии были знакомыми до боли: бежевые обои, чешская стенка, ковер.
— «Сдается уютная двухкомнатная квартира в тихом районе. Только славянам, без животных. 45 тысяч рублей в месяц + счетчики». Объявление висит уже два месяца. И, судя по статусу «забронировано», там уже кто-то живет.
Андрей взял телефон. Его пальцы дрожали. Он листал фотографии квартиры, в которой вырос. Квартиры, где якобы шел вечный ремонт, из-за которого его жена работала на износ, обслуживая капризную «гостью».
— Мама, — голос Андрея был тихим, страшным. — Ты сдаешь квартиру?
Тамара Павловна поняла, что отпираться бессмысленно. Она выпрямилась, одернула халат и вскинула подбородок. В этот момент она выглядела не жалко, а пугающе расчетливо.
— Да, сдаю! — выпалила она. — А что такого? Мне нужна прибавка к пенсии! Вы мне копейки не даете, только кормите! А мне хочется пожить! В санаторий съездить, зубы сделать нормальные, а не в районной поликлинике! Я вас вырастила, я имею право!
— Ты живешь у нас три месяца, — медленно проговорил Андрей. — Ты получаешь 45 тысяч в месяц за аренду. Плюс пенсия. Ты ешь нашу еду. Ты берешь у меня деньги на "лекарства". А Марина... Марина платит мой долг в полтора миллиона, отказывая себе в новых колготках.
— Это её выбор! — отрезала свекровь. — А я мать! Я старая женщина! И вообще, я эти деньги откладываю. Вам же, дуракам, потом достанется!
— Вон, — сказал Андрей.
— Что? — она не поверила своим ушам.
— Собирай вещи, — Андрей встал. Теперь он казался огромным. — Сейчас же. Вызывай такси и поезжай в свою «ремонтируемую» квартиру. Выгоняй квартирантов, живи с ними, мне плевать. Но чтобы через час тебя здесь не было.
— Ты выгоняешь мать на ночь глядя? — она схватилась за сердце, на этот раз театральнее обычного. — У меня приступ будет!
— Скорую я вызову, — сказал он спокойно. — Если врачи скажут, что нужна госпитализация — поедешь в больницу. Если нет — поедешь домой. Марина, где чемодан?
— На антресоли, — ответила я, чувствуя, как силы покидают меня.
Сцена была безобразной. Тамара Павловна кричала, проклинала нас, называла меня ведьмой, окрутившей её сыночка, а Андрея — подкаблучником. Она швыряла вещи в чемодан как попало, демонстративно разбила (якобы случайно) мою любимую кружку.
Но через сорок минут дверь за ней захлопнулась.
Мы остались в тишине. На этот раз — в настоящей.
Андрей стоял посреди разгромленной прихожей. Он посмотрел на меня виноватыми глазами побитой собаки.
— Марин, прости меня. Я такой идиот.
Я хотела подойти к нему, обнять, сказать, что всё позади. Но внезапно в кармане моего халата, который я так и не сняла, звякнул телефон. Пришло сообщение.
Я достала его, думая, что это Тамара Павловна продолжает изливать яд в смс. Но номер был незнакомый.
«Марина Сергеевна? Это Игорь, бывший партнер Андрея. Нам нужно встретиться. То, что вы закрыли долг перед бандитами — это хорошо. Но Андрей вам не всё рассказал про наш бизнес. И про то, почему он на самом деле прогорел. Дело не в неустойках. Дело в женщине. И я думаю, вам стоит знать, на кого он тратил кассу».
Я подняла глаза на мужа, который только что выгнал ради меня мать. Он выглядел таким искренним, таким раскаявшимся.
— Что там? — спросил он, заметив, как изменилось мое лицо. — Опять мама?
— Нет, — я медленно опустила телефон, чувствуя, как пол уходит из-под ног. — Спам.
История с холодильником закончилась. Но, кажется, настоящие проблемы только начинались.
Ночь прошла в полубреду. Андрей спал, беспокойно ворочаясь и иногда всхлипывая во сне, как ребенок, которого наказали ни за что. Я же лежала с открытыми глазами, сжимая в руке телефон. Сообщение Игоря, бывшего партнера мужа, выжгло на сетчатке пятно, которое не давало мне покоя.
«Дело в женщине...»
Утром Андрей был идеален. Он встал раньше меня, приготовил завтрак (подгоревшие тосты и слишком крепкий кофе, но это было неважно), помыл ту самую гору посуды. Он заглядывал мне в глаза с надеждой и страхом, пытаясь найти там подтверждение, что вчерашний союз против «общего врага» всё еще в силе.
Я пила кофе и улыбалась ему той же улыбкой стюардессы, что и вчера. Внутри меня всё дрожало. Я должна была встретиться с Игорем. Я должна была узнать правду, прежде чем решу, стоит ли спасать этот брак или пора спасаться самой.
— Я сегодня задержусь, — сказала я, поправляя блузку перед зеркалом. — Нужно заехать в банк... по поводу кредита.
Андрей вздрогнул, но кивнул.
— Конечно. Марин... я найду вторую работу. Мы выберемся. Я обещаю.
Его голос звучал так искренне, что мне захотелось взвыть. «Не ври мне, — хотелось крикнуть. — Только не сейчас, когда я почти поверила в тебя».
Встреча с Игорем состоялась в обеденный перерыв в кофейне недалеко от моего офиса. Игорь изменился за три года. Полысел, раздался в плечах, а взгляд стал тяжелым, циничным.
Он не стал тратить время на приветствия. Просто выложил на стол толстую папку.
— Я рад, что ты пришла, Марина. Я не злопамятный, но справедливость люблю. Андрей выставил меня идиотом перед инвесторами. Сказал, что деньги ушли на покрытие кассового разрыва, а сам...
Он открыл папку и толкнул ко мне распечатку банковских выписок.
— Смотри. Февраль 2021-го. Март. Апрель. Крупные переводы. Пятьдесят тысяч, сто, двести. Наличные снятия. В общей сложности — почти четыре миллиона рублей. Это были оборотные средства нашей фирмы. Именно поэтому мы и рухнули. Не из-за поставок. Из-за того, что касса была пуста.
— И куда они ушли? — сухо спросила я, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. — Кто эта женщина?
Игорь криво усмехнулся.
— Андрей был хитер. Он не переводил деньги напрямую на счет любовницы. Он оплачивал счета. Покупки. Ремонты. Но один раз он прокололся. Видимо, ей срочно нужны были наличные, и он сделал перевод через систему быстрых платежей со своего личного счета, на который выводил деньги фирмы.
Он ткнул пальцем в строчку.
— Вот. Получатель: Тамара П.
Мир вокруг меня качнулся. Шум кофемашины превратился в оглушительный рев.
— Тамара П...? — переспросила я, чувствуя, как холодеют губы.
— Я не знаю её фамилии, — пожал плечами Игорь. — Пахомова? Петрова? Полянская? Андрей сказал мне тогда, когда я припер его к стенке, что это «женщина его мечты», что у них сложные отношения, что она в беде, и он не может её бросить. Он умолял не говорить тебе. Сказал, что это разрушит вашу семью. Я, дурак, пожалел его. Думал, перебесится мужик. А он просто слил бизнес и кинул меня.
Я смотрела на буквы «Тамара П.» и в моей голове складывался пазл. Страшный, уродливый пазл.
— Игорь, — тихо сказала я. — У Андрея нет любовницы.
— Да ладно, — фыркнул он. — А деньги где?
— «Тамара П.» — это Тамара Павловна. Его мать.
Челюсть Игоря медленно поползла вниз.
Я ехала домой не в ярости. Я ехала в состоянии холодного, хирургического спокойствия. Теперь я знала всё.
Четыре миллиона рублей. Бизнес. Репутация. Дружба. Мои три года каторги с кредитом. Всё это было брошено в топку. Но зачем?
Я вошла в квартиру. Было тихо. Слишком тихо. Андрея не было видно, но из спальни доносился странный звук — шуршание и глухие удары.
Я прошла в спальню. Андрей стоял на коленях перед шкафом. Он выгребал вещи с полок — свои, мои, какие-то коробки — и лихорадочно что-то искал.
— Где они? — бормотал он. — Где, черт возьми...
— Что ты ищешь? — спросила я, прислонившись к косяку.
Андрей подпрыгнул и обернулся. Лицо у него было белым, покрытым испариной.
— Марин... Я... Документы. Старые документы на гараж. Я подумал, может, я их не выбросил...
— Ты их не выбросил. Они в синей папке, — я прошла в комнату и села на кровать. — Но гаража у нас нет, Андрей. Ты продал его полгода назад, чтобы купить маме тот самый «ортопедический матрас» за двести тысяч, который на самом деле стоил тридцать. Я знаю.
Он замер.
— Но сейчас я хочу поговорить не о матрасе, — я достала из сумки распечатку, которую дал мне Игорь. — Я хочу поговорить о 2021 годе. О четырех миллионах рублей. И о «женщине твоей мечты» Тамаре П.
Андрей рухнул на пол, словно у него подрезали сухожилия. Он закрыл лицо руками и завыл — тихо, протяжно, страшно.
— Ты всё знаешь...
— Я знаю, что ты вор, Андрей. Ты украл деньги у партнера. Но я не понимаю одного. Зачем? Зачем ты отдал ей эти деньги? На что? На квартиру? Но она живет там всю жизнь!
Андрей отнял руки от лица. Его глаза были красными.
— Не на квартиру, — прошептал он. — На спасение квартиры.
И он рассказал.
Это была история не о любви, а о болезни. Банальной, грязной болезни. Тамара Павловна, скучающая пенсионерка, открыла для себя мир онлайн-инвестиций. «Успешный трейдер» в интернете пообещал ей золотые горы. Она вложила пенсию. Потом «гробовые». Потом взяла кредит под залог квартиры — той самой «двушки», где сейчас жили квартиранты.
Когда пузырь лопнул, к ней пришли коллекторы. Настоящие, из тех, что не звонят по телефону, а ждут у подъезда. Они дали ей неделю, чтобы освободить квартиру.
— Она пришла ко мне ночью, — голос Андрея дрожал. — Валялась в ногах. Грозилась выброситься из окна. Говорила: «Сынок, спаси, не дай матери умереть на улице». Что я мог сделать, Марин? Что?!
— Ты мог сказать мне, — отрезала я.
— Ты бы не позволила, — он горько усмехнулся. — Четыре миллиона! Это был весь оборот фирмы. Я думал, я выкручусь. Думал, отдам частями. Но Игорь заметил недостачу... Мне пришлось соврать про любовницу. Это казалось... менее стыдным, чем признаться, что моя мать — идиотка, проигравшая квартиру, а я — вор.
Я слушала его и чувствовала, как внутри всё леденеет.
— Значит, ты выкупил её квартиру. Погасил долг.
— Да.
— И бизнес рухнул. Ты остался с долгами перед бандитами, которые потом закрывала я.
— Да.
— А она... — я вспомнила вчерашний вечер. Вспомнила её надменное лицо, её претензии к ужину, её ложь про ремонт. — Она знала? Знала, какой ценой ты её спас?
Андрей опустил голову.
— Знала. Я рыдал у неё на кухне, когда бизнес закрылся. Я говорил ей, что нам нечего есть.
— И что она сказала?
— Она сказала: «Ну, ты же мужчина. Придумай что-нибудь. Главное, что у мамы теперь всё хорошо».
В комнате повисла тишина. Страшная правда висела в воздухе, обнажая самую суть наших отношений. Свекровь не просто была «токсичной». Она была паразитом, который сожрал своего носителя и требовал добавки. Она жила в квартире, спасенной ценой краха сына, сдавала её, получала деньги, жила у нас, ела нашу еду и смела упрекать меня в отсутствии ужина, зная, что я пашу на трех работах, чтобы закрыть последствия её глупости.
— Она чудовище, Андрей, — сказала я тихо. — И ты её создал. Своим молчанием. Своей жертвенностью.
— Я знаю, — он поднял на меня взгляд. В нем больше не было страха. Только пустота. — Я ненавижу её. Я понял это вчера, когда она говорила про твой кредит. Я смотрел на неё и думал: «Ты же знаешь, что это за деньги. Ты знаешь, что Марина платит за меня, потому что я платил за тебя. И ты смеешь её топить?».
— И что мы будем делать? — спросила я.
Андрей медленно поднялся с пола. Он подошел к столу, взял свой телефон.
— Мы ничего не будем делать. Делать буду я.
Он набрал номер. Включил громкую связь.
Гудки шли долго. Наконец, трубку сняли.
— Алло, Андрюша? — голос Тамары Павловны звучал обиженно и настороженно. — Что тебе нужно? Я еще не решила, прощу ли я вас за вчерашнее...
— Заткнись, — сказал Андрей. Спокойно, буднично, как говорят «передайте соль».
На том конце провода поперхнулись.
— Что?!
— Заткнись и слушай. Помнишь расписку, которую ты написала мне в 2021-м? Ту самую, которую я якобы порвал?
Молчание.
— Я не порвал её, мама. Она у Игоря. Вместе с выписками со счетов. Четыре миллиона рублей. Плюс проценты за три года.
— Ты... ты не посмеешь... Я твоя мать!
— Ты не мать. Ты черная дыра. Слушай внимательно. Квартира. Ты переписываешь её на меня. Дарственная. Завтра. В счет долга.
— Никогда! Это мой дом!
— Тогда послезавтра Игорь подает заявление в полицию о мошенничестве и хищении средств компании. С твоим участием как получателя краденого. А я иду как соучастник и даю полные показания. Я сяду, мам. Но ты сядешь рядом. Или бомжевать пойдешь, потому что квартиру заберут приставы. Решай. У тебя ночь.
Он сбросил вызов.
Андрей стоял посреди комнаты, сжимая телефон так, что побелели костяшки. Его трясло.
Я подошла и обняла его со спины. Крепко.
— Ты блефуешь, — шепнула я. — Никакой расписки нет.
— Нет, — согласился он, разворачиваясь ко мне. — Но она трусиха. Она поверит. Она больше всего на свете боится потерять свои «квадратные метры» и комфорт.
Он уткнулся мне в плечо.
— Прости меня, Марин. За всё. Если ты уйдешь, я пойму.
Я гладила его по голове. Странно, но именно сейчас, когда мы стояли на руинах нашего прошлого, я впервые увидела в нем мужчину. Не мальчика, прячущегося за маминой юбкой, а мужчину, способного убить дракона. Пусть даже этот дракон его родил.
— Я не уйду, — сказала я. — Нам еще кредит выплачивать. А с деньгами от аренды той квартиры это будет быстрее.
Эпилог. Год спустя.
Вечер пятницы. Я сидела на диване, вытянув ноги, и листала книгу. Из кухни доносился умопомрачительный запах запеченной рыбы.
— Ужин готов! — крикнул Андрей.
Я прошла на кухню. Стол был накрыт идеально. Свечи, вино, дорадо с овощами. Андрей сидел напротив, улыбаясь. Он выглядел моложе лет на пять.
Квартиру Тамара Павловна переписала на следующий же день. Испуг её был так велик, что она подписала всё не глядя. Мы не стали её выгонять — это было бы слишком жестоко даже для нас. Мы заключили договор: она живет в этой квартире пожизненно, но квартира принадлежит нам. Арендаторы съехали, мама вернулась «домой».
Правда, теперь она живет на одну пенсию. Никаких дотаций, никаких подарков. Мы оплачиваем только коммуналку. Мы не общаемся. Совсем. Андрей заблокировал её везде. Я иногда вижу её в окне, когда прохожу мимо её дома — она сидит и смотрит на улицу.
Наш кредит был закрыт досрочно полгода назад. Игорь, узнав правду, долго ругался матом, но потом предложил Андрею вернуться. Они начинают новый проект. Осторожно, медленно, но начинают.
На моем телефоне звякнуло уведомление.
Я глянула на экран. Смс с неизвестного номера.
«Сынок, поздравь меня с днем рождения. Хоть смской. У меня хлеб закончился, не мог бы ты...»
Я подняла глаза на мужа.
— Кто там? — спросил он, разливая вино.
— Спам, — улыбнулась я, нажимая кнопку «Заблокировать». — Очередная реклама кредитов. Нам это больше не интересно.
Андрей поднял бокал.
— За нас. И за пустой холодильник, с которого всё началось.
— За нас, — ответила я.
Ужин был великолепным. И главное — никакого привкуса пепла. Только вкус свободы.
