Деревенька Сахариха под Торжком была небольшой: два десятка домов и половина из них была обитаема только в летнее время. Полюбили эти тихие места у реки Тверцы дачники из Питера, и вот уже несколько пар пенсионеров каждое лето приезжали сюда жить.
Сказать, что отдыхать, было бы не совсем верно. Конечно, дачники не разводили такие большие огороды, как несколько местных семей, но тем не менее, всю зелень, овощи на зиму, они выращивали сами, активно перенимая опыт у старожилов и делясь рецептами для засолки и маринования томатов и огурцов.
Такой парой, приезжающей с весны до глубокой осени в Сахариху, были и Татьяна с Иваном. Они арендовали маленький домик, и за три первые года сумели превратить заросшее за домом пространство в приличный огород с ровными грядами и цветниками.
- За что я люблю нашу дачу, так это за отдалённость от деревенской дороги. Дома стоят от неё в двухстах метрах, и даже редко проезжающих машин не слышно. Благодать! – часто говорила Татьяна мужу. Иван соглашался.
- А мне виды тут больше всего нравятся. Просто картины! Никакой фантазии художника не хватит, чтобы такую красоту придумать. А тут – всё перед глазами – выходи из дома и рисуй… - говорил он, отправляясь на очередные зарисовки.
Татьяна жила весь тёплый период в деревне, и не скучала по Питеру, а вот Иван раз в месяц уезжал домой, чтобы там заплатить за коммунальные услуги, проверить как дела, наведаться в парк к своим друзьям-пенсионерам, чтобы сыграть несколько партий в шахматы на скамеечке.
Среди деревенских жителей ближе всех были к Тане и Ивану супруги Зинаида и Пётр. Семидесятилетняя Зина была на десять лет младше мужа, и держала его в «ежовых рукавицах», как выражался сам дед Петя.
- Что, снова сегодня Петруша приходил? – улыбался Иван, пришедший с рыбалки, - опять на жизнь жаловался?
- Опять, - кивнула Таня. Она уже привыкла к визитам деда, который любил захаживать к ней во двор, едва завидя, что Таня занимается у крылечка то своими цветами, то полощет бельё, а то штопает старую одежду, ещё пригодную для походов в лес за грибами.
- Хозяйственная ты, как и моя Зина, - кивал дед на тщательно заштопанные вязаные носки, висевшие на штакетнике.
Но такие хвалебные фразы были только вступлением для более серьёзного разговора. Дед, кряхтя, усаживался на широкий пень, служащий дворовым табуретом, и начинал свои вечные жалобы. Он жаловался на здоровье, на жену, которая ему покоя не даёт, по режиму поднимая по утрам с кровати, не разрешает выпить, и готовит только диетические блюда.
- Так что же в этом плохого? – пыталась заступиться за Зину Татьяна, - она вроде всё правильно делает. О вашем самочувствии печётся…
- Эх, Танюша. Так-то оно так, да вот режим этот вот где мне уже, - дед показывал ребром ладони на горло, - порой и надо бы уже нарушить, да она как надсмотрщик тюремный: нельзя – и точка! И к чему мне такая жизнь? Всё недосаливает, лишнего куска не положит, экономит, а сама не посидит, как муха бешеная крутится по дому весь день… Нет от неё ласки и внимания…
- Ну, зря вы её так, - снова спорила Татьяна, - может, если бы не её забота, так и не выглядели бы вы так хорошо. Разве вам дашь восемьдесят лет?
- Правда? – довольно улыбался дед Петя и машинально поправлял на голове жидкие остатки седого пуха.
Дед выпрямлял спину и начинал рассказывать Тане в который раз о том, как его Зину никто замуж не брал по юности из-за одного незначительного недостатка, а он взял после своего неудачного первого брака.
- Косенькая она немного на один глаз. Мы поженились, когда ей было сорок, а мне пятьдесят. Обещала она мне ласку и уход, и что не бросит никогда ни в болезни, ни в здравии…
- А и не заметишь, - повторяла снова Таня, - симпатичная женщина, а уж какая хозяйка – поискать. Всегда в работе, и сколько птицы держит! И куры, и утки, и гуси… и огород в порядке. И когда всё успевает?
- Да, - махал рукой дед, - и я ей говорю: зачем столько? А она и соседям птицу на мясо продаёт, и из города к нам приезжают зимой. Живым весом берут и гусей, и уток перед праздником. Я ей, конечно, не помощник давно. Так она меня в лес за собой таскает. Говорит, что боится одна ходить, а я-то знаю, что она меня гоняет, чтобы лишний вес я не набирал…
Татьяна скрывала улыбку и занималась своими делами, а дед войдя в роль страдальца, даже вытирал слёзы, жалуясь на Зину.
- Ведь ласки от неё не дождёшься. Больше доброго слова скотине скажет, пока их кормит да лелеет. А я ведь тоже живой человек… - мечтательно вздыхал дед.
Таня отворачивалась, чтобы не засмеяться, а дед Петя, вставал, и махал рукой, а потом шёл к себе, слыша, как зовёт его жена к обеду.
Сама Зина редко заглядывала к соседям. Она вовсе не казалась деспотом, но была молчаливой, и обращалась только по делу, например, если нужно было узнать про какое-то лекарство, или просила Ивана привезти из Питера таблетки для Пети.
Однажды, Иван застал Петра у жены в беседке, когда Таня варила земляничное варенье, а дед как обычно плакался на своё неудавшееся счастье.
- Вот трактор баба мне досталась! – вытирал он слезу, - вставай, говорит, и иди палисадник ладить, опять, мол, калиточка расшаталась, а ты словно и не мужик в доме… Вот как обозвала! Ну, сделал я ей эту калитку за полчаса, так она даже спасибо не сказала! Никакого уважения, а язык как помело!
Увидя Ивана, дед откашлялся и заторопился домой. Знал, что недолюбливает его Иван. А Иван пошёл проводить его до ворот, а там и сказал всё что о нём думает.
- Ну, что, старый сплетник? Снова не жену ушат помоев вылить пришёл? А знает она о твоих вечных жалобах-то? Или это уже все в деревне знают, какой у тебя характер и сущность твоя неблагодарная? Ты её заботами, может, и жив ещё, молиться бы на такую Зину, а ты… Эх! – Иван отворил калитку, выпуская деда, а тот ничего не ответил, и только прибавил шагу, торопясь к своему дому.
После того случая, неделю не приходил дед к Тане, и уже наведывался не часто, и только, когда Ивана не было дома. Однако Иван заметил, что визиты старика сошли на нет, и однажды рассказал жене, как отчитал его за злой язык.
- Ну, и зачем? – покачала головой Таня, - я ведь понимаю, что он не со зла, а по привычке. Характер у него такой, а ещё, может быть, и возраст… Зачем ты портишь отношения с ними? Живут они уже тридцать лет вместе так, и ещё будут жить. Какое нам дело?
- Ну, не скажи, он ведь по сути, оскорблял её, а это мне не по нутру… Сказал, что думал.
Чтобы примирить мужа с соседом, Таня пригласила их на свой день рождения в сентябре.
- Не очень уже люблю этот праздник… - откровенно сказала она на чаепитии в беседке, - ведь стареем с каждым годом. Чему тут радоваться? Спасибо скажу Богу, и матери с отцом, вот и всё. И помолюсь, чтобы послал мне ещё хоть немного лет без болезней и бед…
Зина и Петя согласились, дружно кивая и вздыхая. Зинаида сделала очень хороший подарок Тане.
- Не обидишься, Танечка, если подарю старинную скатерть, руками вышитую по краям. Глянь какая красота. Думаю, что ты со своим вкусом и любовью к старине это оценишь.
Таня ахнула. Белоснежную льняную скатерть окаймляли тонкие кружева ручной работы. Это было похоже на сказку и хотелось не на стол постелить, а на стену как картину повесить…
Даже мужчины засмотрелись на широкий узор, и Таня поцеловала соседку.
- И не жалко такую память, такую роскошь отдавать? – спросила она.
- У меня ещё много. Два сундука. Один от бабушки, второй – от мамы. Ведь раньше все вышивали зимой.
- Да, - подхватил дед Петя, - то поколение было рукастое. Не то, что сейчас наши женщины. Многие ни шить, ни вязать, даже приготовить толком не могут. А вот наши матери…
Тут дед увидел недовольный взгляд Ивана и осёкся.
Татьяна поблагодарила гостей и тут же унесла подарок в дом и постелила его на круглый стол в большой комнате.
- От неё даже в комнате светло стало. Будем любоваться. Огромное спасибо, Зина… А вот содержимое сундуков очень бы любопытно было посмотреть.
- Так приходите с Ваней. В любое время, вечерком. Всё покажу…
Так получилось, что напросились сами в гости Таня с Иваном. И были поражены аптекарской чистотой в доме Зины, идеальным порядком и уютом. А сундуки с их богатством в виде вышивок, рушников, белых рубашек из тонкого сукна, выглядели потрясающе…
- Зиночка, да это бы всё в музей… - шептала Таня, - пусть люди смотрят.
- Наверное, но пока отдать не могу, родное всё. Ведь наши корни отсюда. И эти работы мамы и бабушки словно бы мне сил придают… Понимаете?
- Очень понимаю, - кивнула Таня.
Дед Петя довольно улыбался, видя, что соседи впечатлены, и широким жестом пригласил их на чай. А на столе уже ждала свежая выпечка, да такая, что не оторвёшься.
- Сегодня и мне всё можно, раз вы пришли, а так ведь у меня диабет и запрещёнку практически не ем…- говорил Петя, и тянулся за очередной плюшкой, поглядывая на жену.
Зина улыбалась, потчевала соседей вареньем, и на прощание вручила им два десятка свежих яиц.
Осень брала свои права, и вскоре, когда захолодало, Таня с Иваном уехали в Питер. Зима тянулась долго, но воспоминания о деревне согревали, как и белая скатерть, привезённая в северную столицу зимовать. Она красовалась на столе в комнате, и на ней не ели, а только клали книги и очки, когда вечерами собирались спать.
Каково же было изумление дачников, когда они вернулись весной в деревню и узнали, что Зины больше нет. Ушла она в мир иной тихо во сне от остановки сердца перед самым Рождеством.
Дед Петя был безутешен. Он снова рыдал, будто овдовел только вчера, и жаловался на судьбу, на одиночество, и своё резко пошатнувшееся здоровье.
Теперь уже его успокаивали и Таня, и Иван, приглашая на ужины и чаепития. Лето заливало дождями огороды, ненастье, казалось, наступило именно из-за ухода Зины. Её, такой скромной, неслышной, работящей, так не хватало всем.
У деда Пети остался из родни только сын от первого брака, с которым он почти не поддерживал отношения. Сын жил в другом регионе и виделся с отцом очень редко, раз в пять лет…
Осенью, покидая деревню, Таня и Иван видели, как постарел Петя, и догадывались, что теперь он стал прикладываться к бутылке, и есть «запрещёнку», и наверняка сам плохо готовит. Правда, к нему прикрепили социального работника, но Петра это мало радовало, он часто плакал, и никак не мог принять ухода Зины.
Когда следующей весной Таня и Иван вернулись на дачу, то и Петра уже не застали в его когда-то уютном домике. Старик не прожил долго без жены, которую раньше так нещадно хулил.
Дом Петра был выставлен сыном на продажу по невысокой цене, но мало находилось желающих ехать жить в такое тихое, отдалённое от города место.
Недолго думая, Иван и Татьяна купили дом Зины и Пети. Как раз хозяин их дачного дома попросил освободить дом, решив заняться дачей, и выйдя на пенсию. Мужчина увидел, что супруги привели в порядок огород, сад, да и сам домик отмыли и навели там порядок.
Но Тане и Ивану нравился дом их бывших соседей, и они были рады такой покупке. К тому же Татьяне достались два сундука с «музейным» содержимым, не считая всей остальной обстановки.
- Мне, конечно, будет не под силу держать ту планку порядка, которая была у Зины. И дед Петя последний год мало ухаживал за домом, - вздыхала Таня, осматривая комнаты и двор, - но я постараюсь…
Птицы уже не было, непривычно тихо было в помещениях для кур и уток. Но Иван сказал:
- Тут столько сил хозяйство вложено, и мы не станем сидеть без дела. Давай хоть десяток курочек заведём. Домашние яйца полезнее и вкуснее!
Так и случилось, что стали супруги наследниками своих соседей, и даже не стали фотографии Зины и Пети со стены убирать. Они только перевесили их на солнечную веранду, где устроили небольшой музей старых вещей, среди которых любили вечерами пить чай.
Во дворе Тани и Вани ходили в загончике куры, слышался крик петуха, и деревенские жители были рады, что дом достался «своим». Все уже считали за своих питерских дачников.
А Таня и Иван уже в этом году остались зимовать в деревне, сдав свою столичную квартиру жильцам.
Не захотелось супругам жить на два дома, а деревенский дом словно не отпускал, так там было хорошо, тепло и приятно жить… Иван с грустью иногда вспоминал свою стычку с Петей и мысленно просил у старика прощения. А дед Петя на фотографии, где он был вместе с Зинаидой и смотрел бодро, выглядел вполне счастливо.
- И всё-таки, они любили друг друга… - сказал как-то жене Иван, - а вечные жалобы Пети были ничем иным, как формой обычного общения, существования… Ведь знала наверняка жена, что он жалуется на неё…
- Конечно, знала. Святой она человек. Все соседи знали, и ей передавали. Это мы соблюдали этикет. А она очень добрая была, и любила мужа. Да и он не пережил её ухода…
Так частенько вспоминали добрым словом своих недолгих соседей питерские дачники, ставшие деревенскими жителями.
Спасибо за ЛАЙК, ОТКЛИКИ и ПОДПИСКУ! Это помогает развитию канала.
Поделитесь, пожалуйста, ссылкой на рассказ! Спасибо за донат!